Рассказы Отшельника

Раззадорили! Для тех, кто ещё не читал:

«ВЯТКА»

1. ЗАГРЕМЕЛ ОТ фанФАРЫ.
Летние каникулы в деревне. После вечерних посиделок, толкаю через уснувшее село и вечерние сумерки свою «Вятку - Веспу». Шуметь нельзя, ночных ездоков не жалуют, бьют, чем попало.
На окраине села, у ворот старого кладбища, готовлю двигатель к запуску. Завести эту старую колымагу можно только с «толкача». Кик стартер от частых падений давно отвалился. Озираюсь на тропинку, идущую через кладбище, заросшее вековыми березами. Темно и страшно, как перед пещерой в преисподнею.
С разбегу толкаю мотороллер в зловещую пещеру, прыгаю в седло и врубаю вторую передачу. Драндулет катится по спускающейся к реке тропинке, двигатель чихает, кашляет - вот, вот заведется. Тусклый свет фары выхватывает из темноты корявые стволы и корни берез, покосившиеся кресты, заросшие травой могилки, гнилые оградки. Вятка прыгает по корням. «И раз, и два»,- выговаривает сухая подвеска, споткнувшись на колдобине. «И раз», от очередного сотрясения у Вятки выпадает и, звеня ободком, укатывается в темноту фара.… Тормозить даже не пытаюсь. Кто ездил на таком чудовище, как потрепанная в деревне Вятка, знает, что легче остановить понос, чем этот унитаз на колесах. «И два»- Вятка корифанится с березой. Я в этой компании - третий лишний, поэтому ее покидаю, и, протаранив головой, локтями и спиной пару оград, застреваю под низенькой скамейкой.
Выпутывая из растрепанных волос и одежды остатки засохшего ритуального венка, отмечаю преимущества мотороллера: Если бы я в эту березу на мотоцикле втюхался, то, как минимум, сломал бы ногу. Свалиться с мотоцикла труднее, поэтому, при падении, он бы придавил мне вторую. А тут, весь в ссадинах, с похоронным венком на шее, но целехонький.
При падении Вятка разложила все свои потроха по тропинке. Кто ездил на таком агрегате, тот знает, что сиденье, бензобак, а у Электрона и вся задняя облицовка; удерживается на мотороллере только нижним бюстом водителя. Не мудрено, что на хорошей кочке все это можно потерять, иногда вместе с пассажиром.
Глаза привыкли к темноте. Сиденье нашел, споткнувшись об него. Бензобак – по запаху. Дольше всех искал фару – к речке укатилась. Ударом ноги выправляю смятый о березу фартук, пристраиваю все на место, пытаюсь завести – бесполезно: двигатель заклинило. Чинить дохлую технику ночью на кладбище – покойники советами замучают. До деревни два км осталось. Докачу!Добавлено спустя 18 минут2. В ПЛЕНУ У ЛЕШЕГО.
Километровый пологий тягун через луговину меня здорово вымотал. Стою на опушке леса и отдыхаю. Лес надо одолеть одним махом, не останавливаясь. Да и какой это лес,- несколько гектаров мешанины, окруженные полями и лугами. Этот лес звали то «Островом» то «Барским лесом», - барская усадьба когда-то в нем была. А раз усадьба, то повод для всяких баек и небылиц про леших, кикимор и домовых, в лучших традициях бабушкиных сказок.
Подгоняемый мыслями о всякой нечисти, стараясь не обращать внимание на светящиеся в темноте гнилушки, качу свой скрипучий самокат через чащу. Когда нервы напряжены до предела, чувства обострились до уровня звериных. Когда малейший свет кажется ослепительным, а шелест упавшего листа оглушительным – что-нибудь случается. Случилось и на этот раз. Из ветвей, мне прямо в ухо, гаркнула ночная птаха. Гаркнула так, что от страха мои некогда курчавые волосы выпрямились и встали дыбом. Прическа а-ля «Взрыв на макаронной фабрике».
Многие птицы поют, некоторые кричат, голосом они метят свою территорию. Этот же ночной мышеед верещит, как будь то его режут. Приглаживая волосы и ощущая, что они стали заметно длиннее, набираю полные легкие воздуха, и, во все горло, трехэтажным матом, высказываю сове все, что я о ней думаю. Птаха умолкла. Но стоило мне сдвинуть с места свой скрипучий драндулет, заорала снова.
Подгоняемый криками совы, спотыкаясь о коряги и чертыхаясь, качу Вятку по лесной тропе. За этим своим занятием я совсем упустил из виду «бабушкины сказки». Что некоторые из них не сказки, убедился, уткнувшись третий раз в одну и ту же поваленную елку. Все ясно: «леший водит».
Остатками несдуревших мозгов пытаюсь сообразить – как выпутаться из этой истории. Как правильно креститься не знаю, ни одной молитвы, чтобы отшугнуть нечисть, не помню. Леший, по сказкам, парень вроде бы не злой, но до утра все равно не отпустит. Пытаться выйти из леса, значит, тешить лешего. До утра вымотаюсь со своим самокатом и точно дам дуба. Путного зверья в лесу нет, не считая оборотней. Но леший не оборотень. А раз так, снимаю с Вятки сиденьку, лезу с ней под лапу упавшей елки, и, устроившись поудобнее на душистой постели, кимарю до утра.
Во сне, светлом как солнечный день, меня посетила Дриада – лесная богиня – оберега. Вопреки бабушкиным сказкам она оказалась не корявой старухой, а веселой забавной девчушкой. До утра она рассказывала мне добрую сказку про лес.
Утро раскололо мой сладкий сон выстрелом кнута, бранью пастуха, и мычанием коров. Выбираюсь из колючих объятий елки и наблюдаю за коровами. Оказывается леший в моих ночных злоключениях непричем. Виноваты эти рогатые шельмы, протоптавшие вдоль кромки леса множество замкнутых в окружность тропинок. Мысленно прошу у лешего прощения.
Осматриваю Вятку и нахожу причину, заклинившую двигатель. В решетке воздухозаборника турбины застрял засохший кусок гриба Чага – вчерашний презент от березы. Покойники подсуропили, чтобы лишний раз по ночам не беспокоил.Добавлено спустя 20 минут3. ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ.
Через неделю после моих ночных приключений Вятка сломалась. Я возвращался после вечерних посиделок в родную деревню. На этот раз ехал не по тропинке, а по большаку. Это на два километра длиннее, зато мимо кладбища и леса. Большак – это каменка, булыжная мостовая, соединяющая все деревни Некоузского района. В то время лучшей дороги там не было.
Знатоки старой техники утверждают, что Вятка - Веспа быстрее шестидесяти не ездила. Ерунда! Под горку, по ветру, да если учесть, что ездок чуть ли не в три раза легче мотороллера – идет под сотню, если спидометр не врет. Но что такое сотня по каменке! Облицовка поет, как стабилизатор пикирующего бомбардировщика. Руль от вибрации кажется толстым и мягким, ступни ног жжет как от костра. Мотороллер удерживается на дороге только силами и терпением Ангела – хранителя. Но даже Ангелу может наскучить такой драндулет, как раздолбанная в деревне Вятка.
В переднем колесе что-то засвистело, мотороллер споткнулся, и вдруг встал на дыбы. Чтобы не оказаться под переворачивающимся драндулетом, я оттолкнулся от него и упал на спину. Время замедлило свой бег, и все происходящее выглядело как в замедленном кино. Я, скользил на спине, раскинув в стороны руки и ноги, а передо мной, медленно переворачиваясь в воздухе, ударяясь о дорогу, подскакивая, и разваливаясь на части, кувыркалась Вятка. Когда движение и шум закончились, наступила мертвая тишина. Лежу и чувствую под собой что-то липкое и теплое. Кровь! Это действительно была кровь, но не моя, а ЕЕ. При ударе о дорогу, моноблок двигателя раскололся в нескольких местах, и Вятка пролила масло на каменку.
В шоковом состоянии хожу по дороге и собираю в кучу на обочине еще теплые части мотороллера. Дольше всех искал фару. Она оказалась сильно поцарапанной, с вмятиной на ободке, но целой.
До утра просидел на обочине рядом с останками Вятки. В те времена битую и неисправную технику на дороге не бросали – дурная примета. Попутный трактор, везущий доярок на ферму, подбросил меня и Вятку до деревни.

* * *

После того случая прошло почти пятьдесят лет. На мопеде и самодельных амфибиях я объездил весь север. Помню и стараюсь соблюдать наставления Дриады: В лесу быть как у себя дома, костер жечь по нужде и на голой земле, дрова ломать голыми руками без топора. Только с годами понял, насколько мудры эти наставления. А вот за руль мотоцикла так и не садился, и вряд ли теперь сяду.

Для тех, кто ещё не читал:

Кошмарная реальность.

Я знал, что это может произойти, но не ожидал, что это наступит так внезапно. С каждой секундой управлять мопедом становилось все труднее и труднее. Надо остановиться, пока меня не сбили. Хотя бы около этого километрового столба. Все тело становится ватным и непослушным, голова кружится. Мопед падает, не дотянув до столба двух метров, и я скатываюсь в неглубокий придорожный кювет. Главное спокойствие. Это всего-навсего шок. Он сейчас пройдет, и все встанет на свои места.
Тело медленно обретает чувствительность. Ощупываю бок - болит после падения, но, кажется все цело. Осматриваюсь. Окружающий мир кажется каким-то нереальным: небо, как в мультфильме - идеально голубое с идеально белыми, редкими облачками. Солнце не палит, а ласково греет. Километровый столб вроде обычный, а вот четырехзначные цифры на нем сумасшедшие. В одну сторону похоже на расстояние до Москвы. А вот в другую... Скорее всего, до Канады, северный полюс намного ближе. На обочине валяется вполне реальный мопед. Сама дорога кажется подозрительной - за полчаса езды по ней мне не встретился никто, кроме... Нет, об этом лучше не думать.
А вот и первый, точнее второй, встречный - по дороге едет велосипедист. На нем шлепанцы с острыми, загнутыми вверх носами; широкие белые шаровары; сиреневый жилет на белой рубахе и тюрбан с павлиньим пером, заколотым сверкающей на солнце алмазной брошью.
Сердце начинает делать редкие и сильные удары. Все! Крыша поехала! Есть на свете алкоголики, наркоманы, токсикоманы, я же доездился до галлюцинаций – десять минут назад меня чуть не растоптал выбежавший из Архангельской тайги слон...
Если здесь водятся слоны, то почему бы в купе с ними не оказаться турку или индусу? Интересно, что там впереди? Не пальмовая ли роща с бананами? Такой необычной реальностью надо воспользоваться. Только будет ли слушаться меня мопед?
Мопед, как всегда, завелся после третьего нецензурного выражения и повез меня к пальмовой роще с бананами, которая при более близком рассмотрении оказалась сосновым бором с шишками.
Ласковое солнце коснулось зеленой кромки горизонта. "Час ведьм" кончился, и я облегченно вздохнув, стал искать место для ночлега. Узкая тропинка привела на берег Вычегды, а полянка над обрывом, закрытая от тропинки кустами, показалась местом обетованным.
С полянки открывался прекрасный вид: громада обрыва, освещенная солнцем и бликами от воды, казалась сказочным замком. Излучина реки горела в лучах заходящего солнца расплавленным золотом. Внизу, у кромки воды, ходили две длинноногие феи и что-то собирали. Блаженную тишину вечера взорвал мощный рев мотоциклетного двигателя, с которого сняли не только глушитель, но и приемную трубу. Вдоль берега, оставляя едва заметную волну, мчался... "Буран".
-Подумаешь, плавающий снегоход! Обычный кустарный гидроцикл с бурановской облицовкой. Вот если бы он так же и по суше ездил!
"Буран", словно угадав мои мысли, повернул к берегу и, промчавшись по песчаному пляжу мимо длинноногих фей, исчез в овраге. Рев двигателя стих.
-Во, дает, шельма! Не, чем чем, а чудесами техники меня не возьмешь! Вот если бы здесь стадо китов проплыло?!
Подумал я и осекся, с опаской посмотрев на реку. Но стадо китов не появилось, значит, я не совсем рехнулся. Однако интересно - кто создатель этой штуковины? Надо у девчонок спросить, заодно воды набрать.
С котелком в руках, а потом в зубах, я осторожно спускаюсь, а потом скатываюсь с обрыва. К моему сожалению феи, куда-то исчезли, а вода в реке была зеленой от водорослей. Раскапываю котелком ямку у уреза воды и жду, когда она наполнится и отстоится. Подъем по обрыву с котелком воды можно по праву включить в туристское многоборье. Закончив с этим нелегким занятием, сижу на кромке обрыва и отдыхаю. Сзади слышен шорох и извечное предложение:
-Касатик, дай погадаю!
Цыганка! Чтобы от нее избавиться, нужно как-то напугать. Раз я сумасшедший, мне и карты в руки: с умиленно отрешенной гримасой на лице, поворачиваюсь к гадалке и, глядя ей в глаза, беру в одну руку ложку, а другой начинаю искать в траве то, что и так находится под рукой. Цыганка сначала недоумевает, а потом, заметив, что я ищу топор, с визгом и проклятиями - Черт бы тебя побрал, касатик!, бросается наутек. Хитрость сработала!
Покончив с нехитрым ужином, по рецепту Гарагашьяна, укладываюсь спать: мопед завален на бок, под спиной пенка, под головой сиденька, все накрыто палаткой. В голову лезут мысли о слоне с индусом и не дают заснуть.
На поляну выходит фея в купальнике и, оглядевшись по сторонам, устраивает сеанс стриптиза с переодеванием.
После такой картины сна как не бывало. Лучше бы меня слон растоптал! Тут такие девушки, а я как последний идиот сплю под одним "одеялом" с кучей вонючего металлолома, имеющей гнуснейший характер. Однако здорово я замаскировался!
Театральное действо, между тем, продолжалось: на поляне появилась парочка влюбленных. Я, затаив дыхание, стал наблюдать за ними. Но влюбленные решали извечно решенную проблему. Мне стало скучно, и я уснул.
Проснулся от холода и каких-то звуков. За оврагом лаяли собаки. Но настораживало другое: к пустой собачьей брехне примешивался властный львиный рык. Скинув с головы брезент, я стал осматриваться: в кустах пряталась темнота, поляна освещалась мертвым лунным светом. Излучина реки до краев обрыва заполнилась туманом. Туман клубился и двигался, а над ним, на сером беззвездном небе, висела громадная красная луна. Картина была фантастическая!
Залюбовавшись зрелищем, я забыл про собак, льва и индуса со слоном. Над морем тумана появилась черная точка. С каждой секундой она увеличивалась в размерах. Это была галера. Мощные удары весел гнали ее прямо на меня. Крутой форштевень, увенчанный бушпритом в виде драконьей головы, напоминающей гриф контрабаса, навис прямо надо мной. Через борт перегнулся черт и закричал:
-Вставай! Хватит спать!
Вставать не хотелось. Я вспомнил проклятие цыганки. Черт бросил веревку, и стал трясти ею над моим лицом. С веревки сыпалась в нос какая-то труха. Я чихнул и... проснулся.
Было раннее утро. Рядом со мной сидел милиционер с колоском тимофеевки в руках.
-Вставай! Хватит спать!
- повторил он голосом черта. Я потянулся и сел на краю обрыва. В этот момент тишина утра раскололась от рева мощного мотора. Из оврага вылетел и, промчавшись мимо нас, растаял в водных бликах вчерашний "Буран". Шум медленно стих.
-Видал! Какие в нашем поселке "Кулибины" живут!
сказал милиционер с гордостью.
Меня это заело. Ярославская милиция бы мной так гордилась. А то припрет к обочине броневиком, сам вылезет в бронежилете, с автоматом и кислой физиономией; и начнет цедить, что шоссе Москва - Архангельск это автомагистраль и мне со своей каракатицей здесь делать нечего.
Передавать разговор с участковым мне не хочется - это тема отдельного рассказа, неинтересная настоящим байкерам и рокерам. Поведаю только суть: после проверки документов участковый ошарашил меня сообщением, что я ночевал в парке Вычегодского поселка. В ста метрах от поляны находилась центральная площадь и дворец культуры. На площади расположился передвижной зоопарк. Слона вечером водили гулять в лес. О дороге на Кослан участковый толком сказать ничего не мог, подсказал, где ее искать и предупредил, что эта дорога не для слабонервных. В последствии я убедился в этом сам.

Для тех, кто ещё не читал:

Архипелаг потерянного времени.

За час я переполошил весь поселок Айкино, но бестолку. Никто в поселке не знал про дорогу на Кослан. Хотя в любом атласе эта дорога начинается именно здесь. К моему счастью удалось найти дежурную часть ГАИ. Там меня приняли за сумасшедшего. Я отрицать не стал и рассказал, откуда приехал. Обещали помочь и попросили немного подождать - была смена дежурства. Пока я ждал, в дежурке набралось человек семь старух, требующих дежурного по части. Когда появился дежурный, старухи наперебой заголосили, что поймали беглого заключенного и стали показывать на меня. Дежурный выгнал старух из дежурки и, глядя на меня заметил:
- Подведет тебя твой комбез под монастырь! Хотя, в твоем положении лучшей одежды быть не может. Пошли, расскажем про дорогу!
К сожалению, дорогу на Кослан в ГАИ не знали, но сказали, где она начинается. Предупредив, что до самого Кослана идут сплошные колонии, поселения и приемники-распределители.
Пережидаю дождь и еду в Яренск. Именно там начинается дорога на загадочный Кослан. Бегут под колеса последние километры асфальта. Сердце щемит от предвкушения новых открытий и приключений. Куда еду? Зачем еду? Проку и толку от моих путешествий нет. Отдыхом эту сумасшедшую гонку не назовешь. Романтика! Только уж больно матерая.
Километрах в 20 от Айкино, в деревне Везино, решаюсь на несвойственный поступок - разузнать о здешних местах поподробнее со слов первого встречного. Таковым оказался пастух. Совершенно трезвый, он взвалил на меня такой груз информации, что хватит на несколько этнографических экспедиций: в деревне половина населения коренные старообрядцы. Деревянная церковь прекрасно сохранилась, не действует, но единственная в округе в старообрядческом стиле. В соседних деревнях Консанас и Карабив есть курные избы из прошлого века. На осыпях двадцатиметровых обрывов Вычегды можно найти кости мамонта, каменные наконечники стрел и остатки Новгородских лодий. По Вычегде шла дорога во "Тьму Таракань". На противоположном низком берегу три озера Елты; большее, малое и среднее. На их берегах археологи нашли стоянки первобытного человека. О грибах, ягодах и рыбе абориген говорить не стал - нормальное явление. От себя добавлю, что до самой Москвы прекрасный асфальт и много красивых, не свойственных северу, мест.
В Межоге асфальт кончился, дальше до Яренска шел песчаный грейдер, подготовленный под укладку асфальта. В Яренске запасаюсь топливом. Далее на 300 км. до Кослана, как ни странно проходимых для легковых машин, раздобыть горючее трудно. За поселком без труда нахожу поворот на Усть Очею. Дотуда 30км. песчаного грейдера с множеством перекрестков, и все это в прекрасном бору беломошнике. Чтобы не заблудиться, приходится стоять на каждом перекрестке и у проезжающих спрашивать дорогу. Интересное дело - останавливаются все, стоит руку поднять. Север - это не Московская область. Большинство машин - видавшие виды "Мазы". Расспрашивая водителей, я изрядно охрип - перекричать громыхающий "Маз" не так-то просто.
Поселок Усть Очея на берегу Уктыма. Через реку наплавной мост. Старый деревянный мост в ремонте. Поселок напоминает пригородные дачи. Жители поселка - бывшие заключенные, оставшиеся работать в колонии. Сама колония ИТК-22 в полутора километрах за поселком. Проскакиваю колонию и еду дальше по песчаному грейдеру. На двадцатом километре от Усть Очеи грейдер выходит на "бетонку". Ее плиты так завалены песком, что от грейдера она не отличается. На "бетонке" сворачиваю налево.
Через несколько километров плиты бетонки показались из-под слоя песка. Еще немного, и лес расступился, а дорога уперлась в шлагбаум КПП. Здесь обо мне уже знают. За шлагбаумом еще один "пионерлагерь", иначе этот режимный поселок не назовешь. Дорога раздваивается: одна идет в поселок, другая уходит влево в обход поселка. Еду по правой и в поселке нахожу магазинчик. Овсяные хлопья за неделю мне уже осточертели, да и пересохшее и охрипшее горло требовало разнообразия. В магазинчике на прилавке сидел коротко остриженный парень в таком же комбезе, что и у меня и играл спичечным коробком.
- Что тебе?,
спросил он, не оборачиваясь. Я уже нашел, то, что надо и сиплым голосом сказал:
- Банку компотика!
Продавец отговорил меня брать яблочный компот с витрины и предложил сливовый из-под прилавка, объяснив, что яблочный еще болгары привозили, а этот свежий. Спорить я не стал, отоварился и поехал дальше, прикидывая, где компот лучше "уничтожить".
На шестнадцатом километре бетонка уперлась в "Т» -образный перекресток. Плиты были уложены для левого поворота, тем не менее, я решил спросить дорогу у совершенно круглого грибника. Комбез сидел на нем, как детская распашонка на арбузе. В руках грибник держал сферическое лукошко с белыми грибами. На мое приветствие он ответил улыбкой до ушей, обнажив беззубые десны, и любезно стал объяснять дорогу. К сожалению, понять, что он говорит, было невозможно. Из всех согласных грибник выговаривал только "К" и "Р". Поэтому я только сделал вид, что понял, чем "накряво" отличается от "накряма", и, поблагодарив, поехал налево.
Вскоре выяснилось, что свернул я не туда. По-видимому, судьбе угодно было заставить меня поплутать. Взамен я получил такую информацию, что поход перестал казаться бесцельным: левая дорога через 14км упиралась в недостроенный мост через реку Оса, а это приток Порбыша, а на его берегу стоит легендарная Берендеева чаща. О Чаще знает все Пинежье, но где она никто не знает. Эту Чащу я искал десять лет. Что такое "Чаща" - читайте у Пришвина.
Вернувшись на "Т» -образный перекресток, я решаю отметить такое открытие и съедаю сливовый компот. Сливы оказались маринованными, довольно вкусными. Покончив с трапезой, оставляю банку на обочине и еду на этот раз по правой дороге. Через 70 км эта дорога выйдет к железнодорожной станции Уктым. Не доезжая до станции 3 км, я должен свернуть налево на грунтовку. Этот поворот известен как Мезендорский.
Любая радость чем-нибудь да омрачается. День кончался, и мне пришлось удвоить бдительность: шел "Час Ведьм". Впрочем, опасаться вроде нечего: по бетонке быстро не разгонишься, машин нет, но это все-таки ЗОНА, да и не сломался бы на этой стиральной доске мой кишкотряс.
Когда что-то подозреваешь, оно обязательно свершится. В веселом стрекоте двигателя появились сиплые нотки, да и шестое чувство подсказывало, что сзади творится что-то неладное. Разглядеть это в зеркале невозможно. Оборачиваюсь... О! Боже! Бетонные плиты дороги, вздыбленные неведомой силой, заворачиваются в адскую спираль, грозя в любой момент упасть и раздавить, как муравья.
Мгновенно заваливаю мопед на обочину и, скатившись в кювет, жду начала катастрофы. Странно! Почему-то тихо. Оглядываю дорогу - плиты двойным пунктиром идут от горизонта к горизонту. Все нормально. Ну и шуточки у "Часа Ведьм".
Завожу мопед и еду дальше. Что-то странное все же происходит. Двигатель вместо привычного тарахтения время от времени начинает откровенно хихикать. А дорога колышется волнами, как вода от брошенного камня. Волны идут по придорожным кустам, колышется и лес, будто отражаясь в потревоженной водной глади.
Впереди виднеется что-то странное: из придорожных кустов высовывается серебристый конус. Ракета! Подъезжаю ближе. На просеке лежит пуля диаметром два метра и длиной около двадцати. За ней виднеются спины еще дюжины таких же ракет. Я знал, что отработанный ракетоноситель ракет, запущенных с Плесецкого космодрома сбрасывается в Вашскую тайгу, но не думал, что падает так кучно. По-видимому, их специально собирали.
Любопытство берет верх, и я иду осматривать этих пришельцев из ближнего космоса. На одной из ракет, у самой земли, виднеется люк. Заглядываю внутрь, а потом залезаю. Как в бочке, а точнее в трюме баржи. В хвосте, где двигатели, что-то светится. Пытаюсь пробраться туда. Ракета внезапно приходит в движение, и я, запнувшись, падаю. Когда грохот и движение прекратились, осматриваюсь. Люк оказался почти вверху. В него видно синее небо и большую красную планету. Фу! Ну и чертовщина. Я, конечно, не допускаю, что эта мертвечина способна летать, но как теперь отсюда выбраться? Пробираюсь в хвост, чувствуя себя попавшим в кораблекрушение космонавтом. Светилась в хвосте дыра - при падении ракетоноситель почти переломился пополам. Протиснувшись в дыру, выхожу на поверхность неведомой планеты. Кошмар! Окружающий мир, кажется, пытается свести меня с ума. Все кругом движется и искажается, как в кривом зеркале. Ракета извивается, как червяк, и, кажется, ползет в сторону дороги. Делаю несколько шагов туда же, но дорога удаляется, а ракета меня обгоняет. Пытаюсь ползти на четвереньках, так оказывается быстрее. Добравшись до дороги, сижу, отдыхаю. Или я, или мир вокруг меня сошел с ума. Все находится в постоянном дьявольском танце. Стыковочный узел на конусе ракеты то превращается в кулак и пытается хлопнуть меня по голове, то дразнит меня фигой. Наверное, тут какая-нибудь аномалия. Надо отсюда сматываться.
Выясняется, что способность стоять без мопеда я уже утратил. Мопед два раза упал, прежде чем "захихикал", и три прежде, чем поехал. Ехать по дороге, которая явно надо мной издевалась, было не так то просто. Бетонка то вставала почти вертикальным подъемом, то устремлялась вниз крутым спуском, то закладывала лихой вираж, в который я еле вписывался. Смотреть по сторонам не было времени. Зрительная скорость на первой передаче была не менее 100 км/ч. Уточнить ее по спидометру я не мог - этот прибор превратился в пивную кружку, по дну которой путешествовали тараканы.
Через полчаса изнурительной борьбы с взбесившейся дорогой я догнал лесовоз, груженный длиннющими и кривыми... макаронами. Оно свисали с прицепа и, раскачиваясь, задевали за дорогу. Попытки обогнать лесовоз ни к чему не приводили – каждый раз он вставал поперек дороги, и мне приходилось тормозить, чтобы не попасть под прицеп. Вскоре у "макароновоза" что-то крякнуло, закудахтало, и он встал. Объезжая машину, я заметил, что у тягача отвалилось колесо.
Только я порадовался свободе, как дорога заложила такой крутой поворот, что вписаться в него я не успел и съехал в кювет. Кювет был не глубокий, но мопед заглох и словно прирос к земле. Сдвинуть его с места не хватало сил. Устал! Не пора ли готовиться к ночлегу? Разобрать сколько времени невозможно - часы показывают 88 часов и столько же минут. Определить высоту солнца тоже невозможно – оно превратилось в мячик, и сосны с елками играли им в волейбол. Обхожу мопед и осматриваю поляну рядом с дорогой - сколько здесь черники, да какая крупная! В этот момент черничная поляна встает вертикально, больно ударив по лицу, и мне, как в добром Одесском анекдоте, до утра приходится спать стоя.
Утром проснулся от грохота. Кто-то остервенело, лупил железом по железу. Сижу и осматриваюсь. Окружающий мир прекратил свои фокусы. На дороге стоит изрядно потрепанный "Маз" с хлыстами разнопородной древесины. У дороги валяется мой мопед, из осоки торчит ручка руля с зеркалом. Подползаю к мопеду и заглядываю в зеркало - оттуда смотрит на меня сине-фиолетовый Фантомас с опухшей рожей. Да! Чернику надо было есть, а не на харю намазывать.
Встаю и иду к лесовозу. Мазист, изрядно измазанный в отработанной смазке, пытается присобачить отвалившееся колесо. Увидев меня, он выронил баллонный ключ и выругался.
- Привет негритосу от фантомаса!
Приветствую мазиста. Тот кроет матом свою технику и сетует на то, что давно бы утопил эту помойку в Уктыме, да за нее срок добавят. За аварию он получил два года и лесовоз в придачу. До Уктыма едет уже третий день.
- Ты вчера тоже хорош был!
говорит мазист:
- Сначала пытался мне под прицеп заехать, а когда колесо отвалилось, завалился в чернику и полночи орал: Земля в иллюминаторе!
Последнее я стал отрицать, так как не помнил. Поделившись с водителем последней заваркой чая, я, наевшись черники, поехал разыскивать Мезендорский поворот.
Грунтовку, перемычку между двумя лесовозными дорогами, определил сравнительно легко. Только по моему спидометру до нее от "Т» -образного перекрестка оказалось не 70, а 98 км. Протяженность перемычки примерно 18 км. Дорога ровная, хорошо укатанная. Несмотря на недавний дождь, луж на ней не было.
Оказавшись снова на бетонке, сворачиваю налево и проезжаю 16 км в поисках правого поворота на Едву. До Едвы 27 км такой же бетонки. Попался еще один "пионерлагерь". Компот из слив больше покупать не стал.
Едва оказалась железнодорожной станцией. Гражданского населения в ней не оказалось. Я ехал по городу, каждый квартал которого был огорожен высоким забором с колючей проволокой и сторожевыми вышками. Только когда за мной закрылся последний шлагбаум, я вздохнул с облегчением и, отправился в придорожные кусты, есть малину. Республика заключенных вместе с ее столицей остались позади.
В Едве лесовозная бетонка пересекает Косланскую железнодорожную ветку и идет дальше на северо-восток. От бетонки отходит множество лежневок. Некоторые из них прогнили настолько, что вступать на них опасно. Следующим ориентиром оказывается река Большая Лаптюга. До нее от Едвы 44 км. Через реку бетонный мост. За рекой, через три километра, перекресток с Косланской дорогой, что обозначена в атласе. Верить не хотелось, что эта двадцатиметровая полоса перепаханного песка ведет на Кослан. Побродив в окрестностях перекрестка, нахожу в траве указатель - налево Кослан. Сомнения окончательно развеял "Жигуль", свернувший с бетонки на эту грунтовку. Рядом с этой песчанкой оказалась набитая легковыми машинами колея. Еду по ней. Засилие песка вскоре слабеет, грунтовка становится суглинистой, потом встречается небольшой песчаный участок, мост через реку и поселок Буткан. От бетонки до поселка около 30км. Перед въездом в поселок влево уходит превосходная гравийка на Кослан. Спускаюсь по гравийке к ручью, и ночую у моста.
На утро одним махом преодолеваю 22 км гравийки и упираюсь во владения Усогорского леспромхоза. Здесь гравийка перешла в дамбу из коры, опилок и сыпучего песка. Ищу объезд. Слева от дамбы нахожу колею, идущую через погрузочный участок вдоль железнодорожного тупика. Удивляет тишина и отсутствие леса в леспромхозе. Колея приводит меня к железнодорожному переезду, за которым, о чудеса севера, начинается асфальт. Через четыре километра город Усогорск. На въезде в город заправка и развилка дорог. Заправляюсь и опрашиваю водителей. Выясняется: вдоль Вашки и Мезени проезжие дороги почти до границы с Архангельской областью. Проезда на Лешуконское нет, добраться можно только водой. Город Благоево - реальность, а не сказка, до него всего полсотни километров асфальта. Мне нужно именно туда, поэтому с развилки я ухожу по левой дороге.

Для тех, кто ещё не читал:

Город крушения чужой мечты.

Немного заблудился за Косланским лесопогрузочным поселком - вместо Вашки поехал вдоль Мезени и довольно далеко. Что значит асфальт, красивая лесистохолмистая местность и отсутствие указателей. Сориентировавшись, еду к поселку Чим. Поселок оказался небольшой железнодорожной станцией. Дома - бараки из почерневшего деревянного бруса, вытоптанная во всех направлениях до грязи трава, какая-то деревенская убогость и дофенизм во всем облике поселка.
Расстояние до Благоева сокращалось. С каждым километром все сильнее щемило в груди от предчувствия встречи с чем-то необычным. Трудно было поверить в ту информацию, что я собрал до похода. Неужели это не таежный оборотень, не пустынный мираж. Неужели этот город мечты существует на самом деле? Почему к нему ведет такое узкое, в одну полосу, шоссе, с бревенчатыми мостиками через речушки? Почему на дороге почти нет машин?
Шоссе делает плавный поворот. Лес редеет, уступая место широкому, залитому солнцем проспекту. Пятиэтажные блочные дома растворяются в светлом сосновом бору - беломошнике. Расстояние между домами такое, что, заметив один, не сразу отыщешь другой. Дома стоят на приличном расстоянии от проспекта, к ним асфальтированные подъезды и такие же пешеходные дорожки. Вот и центр города - площадь с клумбой, детский сад, школа, кинотеатр, административное здание, пожарка. За ними угадываются корпуса деревообрабатывающего комбината и котельной.
В поисках знатока здешних мест езжу по городу и расспрашиваю прохожих. Взгляд начинает примечать что-то знакомое и несвойственное этому светлому городу будущее: за цветами на клумбе давно не ухаживали. Через газон, рядом с тротуаром, протоптали тропинку. Идеально ровный асфальт взрыт кое-как засыпанной траншеей. В домах кое-где выбиты стекла.
Наконец мне повезло - я нашел заядлого охотника, рыболова и грибника. Им оказался Светловский Владимир Павлович, рабочий Благоевской пожарной части. Рассказываю ему, откуда и как добрался, получаю всю необходимую информацию и расспрашиваю о Городе. Рассказ пожарника довел меня до ужаса, отчаяния и злости. Злости от полной безысходности настоящего.
Бассейн реки Ертом считался медвежьим углом. Добывать и вывозить древесину сочли невыгодным делом и отдали лесной массив в долгосрочную аренду Болгарам. Те, все подсчитав, взялись за дело. Косланская железнодорожная ветка была достроена и по ней в тайгу пошло оборудование и стройматериалы; а обратно деловая, а потом и товарная древесина. Был построен лесокомбинат, поселок и сотни километров лесовозных дорог. И все это по европейским стандартам и качеству. В местах, где россияне отбывают срок за свои злодеяния, Болгары создали все условия для производительного труда и благоустроенного проживания. Последнее, их и сгубило: наши чиновники, заметив, что гости в местах для изгнанных живут лучше, чем в местах для избранных, решили повысить арендную плату. Только гости оказались не такими, как русский мужик, которого можно обокрасть, раздеть, разуть и начать сдирать шкуру, а он все будет вкалывать в надежде на призрачную мечту о светлом будущем. Болгары расторгли соглашение об аренде, демонтировали часть оборудования и уехали, бросив Город. Чиновники передали дела леспромхозу. Подобрать рабочих и наладить дела непростое занятие. В Город понаехали бичи и прочая шушера. Если при Болгарах в квартирах не было запоров, то после кое-где не стало и дверей. Воровство и разбой отпугивали основных рабочих. Дела пошли плохо. Милиция периодически устраивала облавы, увозя всех без прописки, документов и работы. Но на их место приходили новые. Пройдет время, дороги придут в негодность, оборудование износится, производство станет нерентабельным и место, где люди красиво работали и жили, станет местом заключения.
В Вологодской области, на западном берегу озера Воже, стоит город Чаронда. Его нет на карте области. Это мертвый город. Рядом, в окрестностях Чарозера, десятки мертвых деревень. Чиновники сочли этот низменный край бесперспективным, и он умер. Город Благоево - оплот той же бесперспективной чиновничьей оценки и жертва их зависти и алчности.
С тяжелым грузом отчаяния покидаю этот необычный город. Солнечный проспект переходит в широкую и ровную автостраду. Дорога плавной дугой уходит в тайгу и через четыре километра приводит к высокому бетонному мосту через Вашку. Вот она! Единственная дорога в Лешуконское, и та только в одну сторону. Сплавиться туда я могу, но назад уже не выбраться. Посмотрим, нет ли прохода через Широкое.
Бегут под колеса километры ровной и прямой, как линейка, автострады. Сколько легенд ходит про эти дороги на севере. Говорят, что это взлетно-посадочные полосы секретных подземных аэродромов. Говорят, что эти дороги связывают между собой стратегические ядерные объекты. Говорят, что эти дороги идут до Новой земли. А на деле оказывается, что это всего-навсего лесовозные дороги Болгарского лесокомбината, и самая длинная из дорог не превышает 150 км. Зачем такие дороги?- Чтобы одолеть ее не за три дня, а за полтора часа! Техника меньше расходует топлива и меньше изнашивается, да и самой техники меньше требуется. Груженый лесовоз идет по такой дороге со скоростью более 100 км/ч. Зрелище такое, будто реактивный самолет без крыльев пытается взлететь. На обочине не устоять - сдует.
Через четыре километра после Вашки, от южной магистрали отходит вправо западная магистраль. Мне туда.
Еду и не перестаю удивляться качеству дороги. Три года ее не ремонтируют, а она как новая. На какой-нибудь "Ямахе" здесь можно валить под 200 км/ч. не опасаясь крутых поворотов и кочек. От основной магистрали в тайгу уходят лежневки. Но они не деревянные, а из бетонных плит. Их можно снять и уложить в другом месте, а не бросить гнить, пока новый лес не вырастет.
Через 24 км от западной магистрали вправо отходит северо-западная магистраль. Мне предстоит ехать по западной, пока она не упрется в Пинегу. На развилке открывается прекрасная панорама: две дороги, прямые как стрела, слегка идущие на подъем, обходят лесистый холм. На возвышенности, между дорогами, стоит строение удивительной красоты: одноэтажный широкий дом сложен из обожженных черных бревен. Громадные, от пола до потолка, окна, узкие простенки. Почти плоская крыша. Фронтон и карнизы обшиты белыми березовыми стволиками. Рядом с домом взметнулась в небо мачта антенны. Подъезжаю ближе, и вновь на душу ложится тяжелый камень: Окна выломаны вместе с рамами, пол вскрыт. Рядом с домом валяется радиоаппаратура со следами русского универсального инструмента. Да! Соотечественники здесь тоже побывали. Хороший был пост радиосвязи.
Еду дальше на запад. На ровном асфальте начинают появляться следы гусениц. Не удивляюсь. А вот еще одно явление, обычное для России: в тайгу уходит новая лежневка из толстенных бревен. Там, где она начинается, асфальт изуродован трактором и немножко починен - свежий асфальт раскидывали лопатой и утаптывали сапогами. О, Матушка Россия! Матом ругаться хочется. Была ты в лаптях, в лаптях останешься!
Через 30 км от радиопоста - мост через речушку. За ним ответвление дороги влево. Еду прямо. Еще километр и асфальт кончился. Дальше идет бетонка из плит. Где только таких плит понабрали?- Продавленные до дыр. А что удивляться? Владения Болгар кончились - дальше простирается Архангельская область. Хорошо, что такая дорога есть.
Через 10 км плиты кончились. Осталась насыпь с подобием грейдерной дороги. Через 9 км грейдер уперся в карьер и затерялся. Неужели тупик? Провожу разведку и нахожу за карьером рыхлую песчаную дорогу. Судя по следам, по этой дороге ездят только вправо. С левой стороны свежих следов нет. Значит, это и есть зимник с Усть Выи на Нюхчу.
До сумерек успел протащиться по зимнику километров пять. Остановил попутный "Маз". У водителя узнал, что до Нюхчи 15 км, и ехать лучше по лесным дорогам вдоль реки, чем по зимнику.
Устраиваю ночлег на обочине зимника. Не заблудись я у Кослана, ночевал бы за Нюхчей. Лихой перегон за день получился - от Буткана до Нюхчи, а ведь дорог между ними ни в одном атласе нет, одна тайга показана.

Для тех, кто ещё не читал:

CAMEL TROPHY по сказочному бездорожью.

Ночью спал плохо, снились кошмары: будто Благоево проваливается в трясину болот. Потом снилась баба Яга. Она колдовала над чаном какой-то кипящей дряни и приговаривала:
- Здесь теряются дороги, здесь как чудище коряги...
Проснулся рано утром. Кругом тишина. На смену белой ночи пришел серый день. Что ж, погоду не выбирают, надо ехать. Нахожу ближайший отворот влево от зимника и еду по нему. Дорога плавной дугой идет под гору. За поворотом ничего не видно - кусты мешают. Вдруг дорогу преграждает здоровенный валун. К сожалению, тормоза я оставил дома - все равно не работают. Заваливаю мопед и сажусь на него. Мопед вцепляется в мягкий грунт, как адмиралтейский якорь, я с него слетаю, и оставшиеся метры до камня еду юзом на локтях и коленях. Поза удобная для близкого знакомства с камнем. Ба! Кого я вижу! Да это же знаменитый "Камень преткновения"! Никогда бы не подумал, что найду его таким образом. Не зря баба Яга снилась! Чего тут только нет! Ржавый глушитель, кривое колесо, согнутый руль и даже мятый бампер от грузовика! Наши предки, упирая в этот камень телегу, при погрузке сена с покоса, чтобы в речку не скатилась, не думали; что на смену телеге придет техника, с такими же эффективными тормозами!
Да! Пинега живет по мотивам сказок! Если их не помнить - беда! Что, к примеру, про этот камень в сказке говорится? Налево пойдешь - пропадешь!
Так. Ближайшая деревня слева - это Осяткино. До него по зимнику более сотни километров - дойти трудновато.
Как там дальше? Прямо пойдешь - коня потеряешь! Это тоже верно - впереди река, в ней мопед утонет.
Направо пойдешь -...? Не помню. Надо было сказки лучше изучать! К стати мне именно направо и надо. Сейчас узнаем, что там!
Мопед еле едет по мягкой лесной подстилке. Под колесами то белый мох - ягель, то брусничник, то черничник, грибы попадаются. Сказочное изобилие. Да тут еще эти деревья! Крупные, приходится объезжать, ну а сухую и гнилую мелочь можно игнорировать. Постепенно вхожу в азарт. Как на танке!
На спуске в сырую низину игнорирую гнилую осину. Осина игнорирует меня. Мопед встает на дыбы и, сбросив меня, съезжает в низину один. Встаю, иду за ним, но в этот момент свет меркнет, перед глазами пляшут огненные головастики. Голова гудит, как набатный колокол.
Гул постепенно слабеет, головастики исчезают. Ко мне, лязгая гусеницами, подъезжает какая-то деревянная бочка. Да это же ступа! Люк ступы открывается, из него показывается голова бабы Яги в танковом шлеме. Грозя кривым, черным пальцем, Яга говорит мне голосом инструктора танковой учебки:
- Заруби себе на носу! Сбитое танком дерево ломается на три части, и макушка падает точно в люк механика водителя!
Голова болит. Рядом валяется сломанная пополам дровина с руку толщиной. "В люк водителя..., в люк водителя..." - звучит в голове. Довыпендривался!
Где же мопед? Да вон он валяется. Рядом с куриной ногой. С чем? С чем?
Рядом с мопедом стоит исполинская, полметра в поперечнике, куриная лапа. Ее пальцы страшными когтями впились в лесную подстилку. На конце ноги, в трех метрах над землей, избушка без окон и дверей. Размер избушки эдак два на два и на полтора метра. Какого же роста баба Яга? С собаку?
Да! Измельчала нечисть в здешних сказочных краях! И все потому, что в нее никто не верит, сказок не читает.
Подхожу к избушке и говорю:
- Избушка, избушка! Встань ко мне передом, к лесу задом!
Избушка ни с места. Повторяю просьбу три раза - никакой реакции. Крою избушку и себя трехэтажным матом - это ж надо, сдуреть до такой степени, чтобы разговаривать с амбаром! Точнее с охотничьим или рыбацким лабазом. Деревня где-то рядом!
Низина одинакова во всех направлениях. Достаю компас и пытаюсь сориентироваться, мне на север. Компас от тряски и долгого безделья, по-видимому, размагнитился и вместо севера показывает направление на Мекку. Предатель!
Еду прямо на Обум! Обумом оказывается кладбище. Сюда мне еще рановато. За ним нежилая деревня в четыре дома. За деревней попадаю опять на зимник. Здесь он не песчаный, а суглинистый с вечнонепросыхающими лужами. Еще немного, и лес с левой стороны редеет. Открывается вид на пойму Пинеги. Попадается новый бетонный мост через реку Пашицу. Дорога становится лучше. А вот и Нюхча.
Нюхча - это начало обитаемого острова, а точнее Карпогорского района. Странно, но факт! Выбраться из района легче в соседнюю республику, чем в соседний район. Единственная дорога жизни, связывающая район с внешним миром - это железнодорожная ветка на Архангельск. Нюхча - довольно большая деревня, состоящая из двух деревень: собственно Нюхчи и Занюхчи, разделенных рекой Нюхчей. С трудом преодолеваю взрыхленный коровами песок центральной улицы и выезжаю из деревни. Дорога грейдерная. Настоящий лесной серпантин. Много красивых мест.
Через 30 км леспромхозовский поселок Сосновка. Молевой сплав по Пинеге запретили. Решаю не тратить времени на выяснение, чем теперь занимаются лесорубы, и еду в следующую деревню - Сульца. До нее 12 км. Деревня типичная для севера и для меня мало примечательная.
Следующие 30 км до Городецка и еще 30 км до Явзоры преодолеваю с трудом. В этих местах решили построить дорогу истинно русским способом: насыпают дамбу через болото покрытием старой дороги, разбавляя его Нюхчинским сыпучим плывуном. В результате старая дорога разрушена, а новая труднопроходима.
От сказочной Явзоры 30 км до такой же сказочной Верколы еду по приличному, но неровному грейдеру. Этот же грейдер идет дальше до Карпогор. На этом участке в 60 км есть даже автобусное сообщение. От названий деревень веет сказочной стариной. Очень много церквей, самая знаменитая из них Едомская. Жаль, что половина достопримечательностей на другом берегу реки. Есть даже остатки старого монастыря.
Карпогоры больше похожи на здоровенное село, чем на город. Центральная улица имеет асфальтовое покрытие, которое продолжается и за городом, но недалеко. Вновь под колесами мопеда грейдер, который с каждым километром становится все неровнее. Здесь он подсыпан дробленой известковой скалой. Дорога идет вдоль железнодорожной ветки, и километров через 40 спускается по берегу к воде и... исчезает.
Стою в раздумии. Лезть в воду не хочется. А красота то здесь какая! Широкая и быстрая река с кристально чистой водой. Над водой айсбергом возвышается утес. Под утесом что-то шевелится - машина! По заплеску едет Уазик. Вот она дорога! Она идет там, где ее нет! По этой красоте можно ехать! Да ради одной этой дороги сюда стоило забраться! Колея еле заметна. Она идет по границе воды и суши. Уклон заплеска превышает 20 градусов. Справа высоченный белый обрыв, слева кристальная вода реки. "Дорогу" пересекает множество родников, текущих из-под обрыва. Красота тянется на 3 км. Дальше подъем на берег и через 6 км леса опять спуск к воде. Здесь паромная переправа на Шотогорку и основная дорога уходит на левый берег. Мне там делать нечего, и я продолжаю свой путь правым берегом.
На протяжении следующих 20 км дорога, берег и деревни играют в чехарду. Приходится то толкать мопед в крутой северный угор, чтобы познакомиться с очередной деревней, то спускаться на наволок или заплесок. Где-то посередине этого участка, за деревней Чешегора, попадается глубокий ручей. Разгружаю мопед и перетаскиваю груз по частям. Брод сантиметров 70. Для моего коротышки многовато. Местный парень на "Минске" пытается брать брод с ходу, но вязнет в илистой высыпке ручья.
Следующие 9 км от Кочмогор до Веегор дорога идет лесом. Где-то посередине, с деревни Шаста, начинается подсыпка грейдера крупным слежавшимся песком.
От деревни Веегоры начинается летняя дорога в Лешуконское. В мои планы заезд туда не входит - это западня, готовая в любой момент закрыться. Но "разведку боем" можно сделать.
Еду на Широкое. Через лес идет глинистая грунтовка, способная после малейшего дождя превратиться в липучку для мух, то бишь для машин. Через 20 км дорога упирается в реку Ежугу. Глубина брода более метра, река быстрая и чистая. На противоположном берегу продолжение дороги. По всему видно, что там давно не ездили. Поселок Широкое, на другой стороне реки, двумя километрами ниже. Разведка – есть разведка. До поселка добираюсь вплавь на надувной лодке, погрузив на нее мопед со всем скарбом.
Поселок оказался действующим леспромхозом. Лес остался на дальних делянках. Вывозят его по узкоколейке на Карпогоры. Есть и лесовозные дороги. Местные жители нагрузили меня таким объемом информации, что переварить ее можно было только с помощью бульдозера. Времени и достойного вездехода, разобраться в сказанном, у меня не было; и я поплыл дальше.
До устья Ежуги оставалось 50 км совершенно дикой тайги. Понятие "совершенно дикая" оказалось условно. Все луговины и наволоки были аккуратно выкошены и украшены стожками сена. До устья попалось восемь почерневших от времени лесных избушек. Все время, пока я плыл по Ежуге, меня не покидало чувство, что нахожусь я в родной Ярославской области и плыву не по таежной реке, а по нашей "домашней" Обноре. Так схожи оказались эти реки.
К концу дня Ежуга была пройдена, и я оказался в Пинеге. До одноименного села оставалось два дня сплава. Солнце садилось. Присматриваюсь к широкой песчаной косе, не сгодится ли она для ночлега? Кто бы мог подумать, что на этой косе мне суждено встретиться с представителем инопланетной цивилизации.
Но это уже совсем другая история.

Для тех, кто ещё не читал:

Было это в августе 1986 года на реке Пинега Архангельской области.
Заканчивался не по северному жаркий день. Солнце начинало путаться в макушках мохнатых елей. Река погрузилась в прохладу тени, и только громада двадцатиметрового обрыва светилась в красноватых лучах солнца. Мимо обрыва течение медленно тащило мою лодку. Дневная норма в пятьдесят километров была пройдена, и я отдыхал, наслаждаясь тишиной и любуясь красотой реки.
Настало время поиска места для ночлега. Широкая песчаная коса напротив обрыва для этой цели была вполне пригодна. Пока я любовался природой, лодка застряла на мелком перекате. Ничего не оставалось делать, как надеть сапоги и тащить ее волоком к берегу. Что я и сделал.
Иду по хрустально чистой воде. Стайки мальков прячутся за камешки. Трясогузка, порхая от островка к островку, провожает меня до берега. Захожу в небольшую бухточку, наполовину вытаскиваю лодку на песок, дальше не пускает мопед, привязанный к корме. Выпрямляюсь, растирая затекшую поясницу, осматриваю место будущего ночлега. Все вроде нормально, но обостренное одиночным походом звериное чувство самосохранения настораживает: что-то тут не так! Слух улавливает какой-то не естественный для тайги и реки звук: как будто большая стрекоза машет крыльями над самым ухом. Звук то нарастает, то, пропав на несколько секунд, появляется снова и затихает. Откуда он доносится определить трудно - мешает эхо от обрыва. Постояв немного и подумав, решаю: это все - таки не вой волков или рычание медведя, их следов на заплеске нет, а раз так – ничего страшного. Нехороший осадок на душе все - таки остался.
Одеваю на кирзачи кошки - в них немного легче ходить по сыпучему песку, захватываю с собой почти пустой, если не считать канистры, рюкзак и волоку его на сухой берег. Захватив с собой топор, иду через стометровую пустыню в лес за дровами. В лесу стоит тишина, которая почему-то кажется зловещей. Осматриваю опушку леса. Вроде ничего особенного - тайга, как тайга. Взгляд зацепляется за выбеленные временем доски, прислоненные к разлапистой ели. О боже! Это же лыжи! Спина холодеет от мысли, что здесь когда-то произошло. Охотники просто так свои лыжи в лесу не оставляют. Вот так вот хранит тайга свои тайны.
Срубив пару сухих елок, волоку их к месту ночлега, разрубаю на дрова и складываю ползучую нодью.
Такого вида костра нет ни в одном туристском справочнике. Складывается он из любого лесного мусора. Горит долго и, как бы, в "автоматическом" режиме.
Пока горел костер, пока я готовил свой нехитрый ужин,- солнце зашло, и наступила призрачная северная белая ночь. Окружающий мир потерял свои краски, стал черно-белым и прикрылся легкой дымкой тумана. На тускло-белом небе без звезд взошла неестественно большая красная луна.
Занявшись костром, я забыл и про странные звуки и про лыжи. Вспомнил обо всем этом после ужина, когда костер прогорел, и нужно было ложиться спать. В этот же момент шестым чувством я уловил на себе чей-то пристальный взгляд. Чувство было настолько сильным, что можно было определить, откуда за мной наблюдают. Взгляд исходил со стороны наволока, в который переходила песчаная коса. Я чувствовал его всем телом. Нехороший был взгляд, злой. Продолжалось это недолго, но чувство опасности осталось со мной на ночь.
Растаптываю кошками остатки костра, откидываю непрогоревшие головешки, тлеющие угли засыпаю просохшим теплым песком. Ложусь на кострище, подложив под голову рюкзак и накрывшись сложенной вдвое полиэтиленовой пленкой. Укладываясь поудобнее, размышляю над такими странностями: я "скорпион", гороскоп мне предписывает опасность в походе от огня и оружия. Я же, забрался в одиночку черт знает куда, сплю на углях с канистрой бензина под головой и с топором наготове в руке. Что это? Добровольное сумасшествие или искушение судьбы?
Спину приятно греет теплый песок, по уставшему телу медленно растекается сладостная истома, мысли путаются, и приходит сон. Такой же белый и призрачный как летняя ночь на севере.
Товсь! Ты не один! - Молнией бьет по сознанию чувство опасности. Сна как не бывало. Оглядываю берег - никого, реку - тоже. Туман над водой начинает сгущаться. Подножье обрыва уже не видно. Только в небе висит громадная красная луна. Тишина.
Странно! Ложных тревог вечно бодрствующее подсознание мне ни разу не давало. Опять чувствую чей-то взгляд со стороны наволока. За дымкой тумана разглядеть что - либо трудно, но замечаю там какое-то движение. По заплеску ко мне идет человек. Нет в тайге зверя страшнее и коварнее человека, тем более ночью. Именно он наблюдал за мной весь вечер и ждал, когда я усну. Именно он источник тех странных звуков. Что у него на уме? Что ему от меня надо? Рука крепко сжимает рукоятку острого как бритва топора. Я готов! Пусть идет! Человек приближался, но рассмотреть его было еще невозможно.
Расстояние медленно сокращалось. Идущий, выглядел как-то странно. Если бы он не был черным, я бы подумал, что он голый. Высокий и худой. Выглядела странно несоизмеримо большая и круглая голова, посаженная прямо на плечи. Ни каких признаков шеи не было заметно. "Черный" шел мимо меня легкой, размашистой походкой. Вот он уже между мной и лодкой. Пора действовать! Лучший способ защиты это нападение. Повернувшись к незнакомцу, говорю: "Добрый вечер!" "Черный" остановился.
Поворачивается ко мне, через несколько секунд отвечает: "Скорее добрая ночь, чем вечер!" Голос у незнакомца мягкий, немного певучий. Акцент явно не пинежский. Немного постояв, медленно идет ко мне. Откидываю пленку, и, облокотившись на локоть, сдергиваю с топора костровую рукавицу. Перехватив топор лезвием вверх, отвожу руку назад. Остается в нужный момент метнуть топор в незнакомца, кем бы он ни оказался, хоть самим дьяволом. Если этого окажется мало, у меня есть пара мгновений, чтобы встать и нанести удар кошкой. Девять двухдюймовых когтей кошки легко пробивают ватную куртку, оставляя глубокие рваные раны. "Черный" остановился, так и не сделав последнего шага. Лучше бы передо мной стоял бородатый детина с дубиной, было бы все ясно. Но этот...
Черная округлая ступня плавно переходит в ногу, никаких признаков перчаток, обуви, пояса... Все матово гладкое и черное. На большой и круглой голове тоже никаких выступающих или имеющих другой цвет органов. Панический страх перед неизвестным сковывает все суставы. На спине выступает холодный пот. Становится трудно дышать. Чувствую, как шевелятся волосы. С трудом владея языком, спрашиваю незнакомца: "Ты что? Оттуда?" - и показываю рукой на небо. "Да!" -,отвечает "черный". С минуту длится молчание. "Не веришь?" - спрашивает незнакомец и, не дождавшись ответа, приседает на колено, берет в руку щепку и что-то пишет на песке. "Вот формула скорости, имеющейся на вашей планете. Превзойти эту скорость вы никогда не сможете!" "А вы сможете?"- спрашиваю его. Не задумываясь, отвечает: "В этом обличии нет. "Пишет дальше:" Это определение гравитационной постоянной для вашей планеты. В вашей системе счисления она равна примерно десяти. По этой формуле вычисляется переход из вашей системы в нашу и наоборот". Пытаюсь разглядеть или хотя бы понять, о чем он говорит, но мозги оказываются настолько одеревеневшими, что это почти не удается. Между тем он обращается ко мне: "Знаешь ли ты, динозаврик, что обозначает ряд чисел от нуля до девяти?" С трудом поняв вопрос, отвечаю: "Кажется, знаю. В этом ряде чисел зашифрована природа гравитационных взаимодействий". "Приятно слышать интеллектуальный ответ!" – говорит незнакомец и снова спрашивает: "А ключ к шифру тебе известен?" В ответ я мотаю головой. Он продолжает: "Смотри и запоминай!" Собирается писать дальше, но в этот момент в нем что-то запищало. "К сожалению, мне пора!" - говорит он. Встает и своей размашистой походкой идет в сторону наволока.
Я некоторое время смотрю ему вслед, а когда он скрывается в клочьях тумана, валюсь на спину и моментально отключаюсь.
Так видно устроено наше сознание, что пережитый наяву стресс ворачивается к нам во сне и добивает. Целую ночь я разговаривал с пришельцем. Целую ночь крутилась одна и та же сцена, прерываясь на самом интересном и начинаясь с начала. Очередная прокрутка завершилась неожиданно: писк внутри "черного" стал нарастать, переходя в рев пикирующего самолета. Видение пропало, я проснулся, но рев остался и продолжал усиливаться.
Кручу головой, пытаюсь определить, откуда столько шума. Уже светло. Обрыв ярко освещен солнцем, на косе еще царство тени. От грохота начинает дрожать земля. Вода под обрывом покрывается всплесками и рябью от падающих с кручи комьев глины. Из-за поворота реки появляется и с громадной скоростью, поднимая тучи брызг, несется по перекату и застрявшим на нем бревнам "Туполевка". Блестят на солнце мокрые небесно-голубые борта. Стекла кабины ловят луч солнца и бросают его прямо в глаза. Оглушив ревом мотора, амфибия проносится мимо косы и скрывается в туче водяной пыли, за которую зацепился кусочек радуги. Шум моментально стихает. "Вот это техника!!!" - думаю я, с сожалением глядя на свою обмягшую за ночь надувнушку.
Сижу на коленях и грею их в еще теплом песке. Откапываю теплые остатки ужина и доедаю их, запивая чаем. Собираю свой нехитрый скарб, и иду к лодке, чуть не совершив глупую ошибку - забраться в лодку в кошках.
Мои приготовления к отплытию прерывает знакомый стрекочущий звук. Уже забытый ночной кошмар всплывает в памяти. Иду к месту ночлега, пытаюсь определить, что мне писал на песке пришелец. Бесполезно. На сухом песке ничего не видно, отличить его следы от моих тоже невозможно. Да и было ли все это на самом деле? В сумасшедшей гонке, в которую я втянулся, трудно бывает отличить реальность от бреда, тем более ночью. Реально остается только одно - это звук. Ладно. Плыву дальше. Может на этом наволоке целая база инопланетян? Это даже интересно.
Базы на наволоке не оказалось. Была большая луговина. А вот и источник необычного шума - на берег выползает конная косилка. При развороте коса поднята и не шумит. Но вот начался новый закос, и опять затрещал и заскрипел, постепенно удаляясь от берега и затихая, старый и такой забытый механизм.
Плыву дальше и рассматриваю наволок. Небольшой стожок сена. Чуть ниже дымит мухогонный костер. У костра двое пьют чай и о чем то беседуют. К стогу приставлено двухметровое веретено, в котором я узнаю свернутый бредень. Интересно, как они в этой ледяной воде рыбу ловят? Ага! Ясно! На кустике береговой ивы сушится темно-зеленый гидрокостюм. Вспоминаю одежду вчерашнего пришельца - остается последнее звено: голова. А вот и она - за стогом стоит уляпанная грязью "Макака", а на руле висит синий интеграл с куском черного капронового чулка на забрале вместо накомарника.
У костра меня заметили и по закону таежного гостеприимства предлагают чаю. Вежливо отказываюсь и, узнав в одном из рыбаков вчерашнего инопланетянина, передаю ему привет. У костра дружно хохочут. Спрашиваю про лыжи. Просят показать, где я их нашел. Гребу к берегу.
В последствии я легко узнал формулы, которыми пытался меня озадачить находчивый студент из Латвии. Рассказали мне и про лыжи, но это совсем другая история.
Ну а вы догадались, что имел в виду студент? Кстати, ключ к шифру он мне так и не показал.

Для тех, кто ещё не читал.
Это последний рассказ из цикла "По следам Американской мечты".

РУСИШ ТЕХНИК.

Было это осенью. На селе праздновали день Конституции и окончание битвы с урожаем. Погода тоже была в загуле - из ползущих почти по самой земле рваных и грязных туч сыпался скудный дождь вперемежку со снегом. С севера тянуло холодом.
К трем часам дня я выбрался на Архангельский тракт. Позади было тридцать километров Козской дороги, доведенной сельской техникой до консистенции жевательной резинки. На пережевывание, то бишь на преодоление этой дороги потребовалось шесть часов. За это время одежда на мне вымокла больше от пота, чем от дождя. Мопед, отказавшийся не только ехать, но и способствовать движению, сотый раз сменил имя и был обруган так, что краска на нем покраснела. Все святые и не святые сначала были призваны на помощь, а потом прокляты вместе с дорожниками и всеми, кто тут ездил. Последнее обстоятельство сыграло роковую роль - судьба повернулась ко мне задом, решив посмеяться, и выбрала орудием возмездия мою же технику.
До домашнего тепла оставалась добрая сотня верст почти отличной дороги. Я сидел на куче грязи и пытался разжевать твердосплавную ириску. Куча грязи называлась "Рига-22". Ее суперсовременный (по тем временам) двигатель Ш-62 завязался летом на второй тысяче километров. Место этого шедевра занял собранный из мешка Ш-52, с цепляющимися за все, что попадется на дороге педалями и с противозачаточным средством для мозгов селедки вместо генератора. Цепь годилась только для общения с любопытными собаками, тормоза, как всегда, только числились, в общем, мопед был в рабочем состоянии.
Ириска не разжевывалась. Пришлось оставить ее четвероногому другу с более мощными челюстями. Толкаю с Пречистинской горы мопед. Движок чихает, стреляет, но заводиться не хочет. Когда в голове созрело очередное название этой техники, мопед завелся и дернул так, что я чуть не растянулся на дороге. Прыгаю в седло и разгоняю аппарат до крейсерской скорости в 30 км/ч. Быстрее нельзя - развалится. Лицо обжигает ледяной ветер, за шиворот просачивается вода, по уху хлопает отвязавшийся башлык, что-то брякает, но все это мелочи. Главное, я все - таки еду!
На очередном спуске перед деревней сваливается цепь. Двигатель глохнет, и мопед начинает разгоняться. Даю ему волю - дорога почти свободна. Это почти тащится по обочине и как солидный транспорт имеет четыре колеса, но при этом у него шесть ног и четыре глаза.
Уверяю Вас это не монстр и не инопланетянин, а всего-навсего гужевая повозка. Гуманоидная ее часть вдрызг нормальном состоянии и занята музыкальным сопровождением. Сквозь помехи из кашля, чихания и икоты слышно, что процессия не идет или едет, а откуда-то выплывает. В общем, транспорт движется на автопилоте и опасности для меня не представляет.
Закладываю маневр, чтобы благополучно обогнать этот пешкарус, но судьба бросает в меня свою первую перчатку: лошадь решила перейти дорогу. Завалить разогнавшийся мопед не успеваю. Целюсь туда, где помягче. Нагибаю голову, выставляю вперед плечо, закрываю глаза и... Бедное животное... По голове, сорвав башлык, что-то шаркнуло. Проваливаюсь в какую-то липкую и мокрую пустоту. Открываю глаза - сижу в луже на обочине. Оборачиваюсь - лошадь топчется по моему башлыку. Иду отбирать у нее этот трофей. Лошадь испуганно озирается, ожидая ручного ввода информации в свое запоминающее устройство. Подхожу ближе. Нервы животного не выдерживают, и оно одним махом пытается покончить с настырным незнакомцем, надоевшей телегой и дибилоидом погонщиком. Врубив с места свою третью скорость в виде галопа, лошадь заложила такой крутой вираж, что телега опрокинулась. Веселый ковбой десантируется в свежую кучу биологически чистого продукта животного происхождения. Товар ему явно не нравится. Раскидывая по сторонам лошадиные яблоки, он хрипло орет о нестерпимой любви к сбежавшей кобыле и, особенно к ее матери. В это время объект его страсти шлепает по лужам деревенской улочки, волоча за собой передний мост от телеги с сиротливо болтающимися на нем вожжами. Подбираю башлык и сквозь ругань извозчика слышу доносящиеся с обочины кх-кх-кх, пф-пф-пф и сы-сы-сы. Там, сидя на лавочке и демонстрируя два зуба на троих, хохочут старухи. Да, такого театра они еще не видали. Выделываю перед этой публикой реверанс - бабули приходят в восторг, ковбой лишается дара речи. Выволакиваю из лужи мопед и, изрядно намусорив, прежде чем тот завелся, еду дальше.
Начали собираться ранние осенние сумерки, когда судьба... Нет, не швырнула в меня вторую перчатку, а дала пощечину: в двигателе что-то крякнуло, заднее колесо пошло юзом, и я растянулся посреди дороги, оставив на вымытом дождем асфальте грязное пятно. Оставляю инцидент без комментариев, отметив, что на Козской дороге падать было мягче, разбираюсь, в чем дело. Коробка исправна, двигатель не прокручивается. Снимаю крышку генератора, вижу на крышке и роторе задиры - все ясно - скорефанились. Чтобы мятая крышка не клинила генератор, решаю ехать без нее.
Когда проехал Данилов, совсем стемнело. И в меня полетела вторая перчатка: движок подавился соплей, фара погасла, и я торможу очередной придорожной лужей. Странно, свеча чистая, а искры нет. Осматриваю генератор.... Статора нет, хотя ступица его на месте - алюминиевый бандаж с магнитами срезал шесть заклепок и укатился неизвестно куда. Что делать? Бросить мопед в канаве и ловить попутку? Уверен на 100 процентов, никто не остановится. Да и возить меня можно только в мусорном баке. Остается одно - в этой кромешной темноте искать дезертира от генератора.
Поиск ротора усложнялся отсутствием фонарика и отсыревшими спичками. Три часа ползал по обочинам, дороге и кюветам. Нашел три покрышки и двух ежей, впрочем, еж мог быть один и тот же. Когда мне стало казаться, что в этой кромешной тьме кроме меня есть кто-то еще, решаю прекратить поиски, пометить место и до утра смотаться в ближайшую деревню. С трудом нахожу брошенный на дороге мопед, сдергиваю его с подставки и слышу, как с него что-то падает. Ощупываю это и, чтобы не сойти с ума, даю волю эмоциям - это что-то оказывается ротором.
Спотыкаясь и чертыхаясь, волоку мопед по дороге. До деревни оказалось полтора километра. Несколько убогих избенок сгрудились около единственного фонарного столба. Такое впечатление, что они боятся темноты больше меня. Прислонив мопед к столбу, достаю топор и с жутким скрежетом выдираю доску из первого попавшегося забора. Потревоженные шумом собаки будят все население деревни. Поднимается жуткий скандал, но из-за заборов ко мне не выходят даже собаки. Я сам злой, как сто чертей, и мне наплевать но то, что вокруг происходит. Вытащив из забора шесть гвоздей, укорачиваю их до нужной длины и, загнав в обвязку фонарного столба отвертку, начинаю приклепывать на ней ротор к ступице. Под ударами топора столб запел, как набатный колокол. Жители загалдели так, будто я пытаюсь разнести в щепки всю их деревню. В этот момент судьба встала на защиту деревни, сунув мне под нос не перчатку, а вонючую портянку: фонарь на столбе погас.
Высказываю фонарному столбу все, что я о нем думаю и, пнув его напоследок, собираю манатки и тащусь за три километра в следующую деревню. Эта деревня оказалась больше предыдущей. Здесь было два фонаря и в три раза больше собак. Жители тоже оказались смелее - один из них вышел с ружьем на перевес, но сообразив, чем я занимаюсь, предложил мне воспользоваться наковальней. Не успел я порадоваться радушию хозяина, как этот хозяин оказался вооруженным вымогателем. Пришлось блефовать, будто в руке у меня не топор, а гранатомет. Доброжелатель не выдержал психического напряжения и пошел на попятную. Собираю мопед, стараясь не поворачиваться спиной к этому добродетелю. В крышке генератора выламываю вмятину насквозь, чтобы не задевала, и ставлю ее на место. Движок, на удивление, завелся с полоборота и так потащил, что на въезде в город ротор опять отвалился.
Качу мопед вдоль бетонного забора промпредприятия по ярко освещенной улице. До дому еще 15 км. Глаза ищут хоть что-то сколоченное гвоздями. Около здания заправки вижу деревянного козла - то, что надо. Козел старый, гвозди ржавые, вытаскиваются со скрипом. Заправка работает круглосуточно. На шум выбегает дежурная, увидев у меня в руке топор, с визгом кидается обратно и, гремя запорами, начинает возводить баррикаду у входной двери. Внимательно осмотрев ротор, понимаю, что клепать его бесполезно. Нужно крепить на скрутках. Для этого нужны пассатижи, которых у меня нет. Просить их у дежурной - бессмысленно. Сижу и жду, не подъедет ли какая-нибудь машина.
Какой-нибудь машиной оказывается "Запорожец". Попросить у водителя пассатижи не получается - увидев меня, он дал такого стрекача, что чуть не оторвал пистолет у колонки.
Вставив пистолет в гнездо колонки, сажусь на бордюр, прислонившись к ней спиной. В этот момент, чуть не отдавив мне ноги, на заправку влетает мусоровоз из соседней области. Меня не удивляет, чем он занимается в два часа ночи, на единственный вопрос о пассатижах водитель утвердительно кивнул головой. Пока мусоровоз впитывал в свои недра полтонны нашего бензина, я успел починить мопед. Благодарю водителя за помощь и, с чувством победителя, над иронией судьбы еду через город.
Радоваться пришлось не долго. Очередное наказание последовало в центре города, и было очень изощренным: на пустынной площади перед гостиницей "Турист" останавливаюсь на красный свет. Мимо меня, шурша шинами по мокрому асфальту, прокатывает "Икарус". Выражаю ему свое презрение - мало того, что он проехал на красный свет, он меня еще и водой окатил. Автобус тем временем встает у гостиницы и кого-то высаживает. Мне зеленый, еду. Пассажиры автобуса столпились на тротуаре, и ждут, когда я проеду. Их поведение мне кажется странным. Зато этот полированный членовоз встал посреди дороги. Объехать его не удается - переднее колесо мопеда проваливается в замаскированный под лужу открытый люк. Чудовищная сила швыряет меня через руль, и я на животе въезжаю под низкий зад "Икаруса". Мопед пытается пролезть за мной, но руль ему явно мешает. Над головой урчит и пышет жаром двигатель автобуса. Пытаюсь ногами вытолкнуть мопед, чувствую, что мне кто-то помогает. Выползаю сам, кто-то протягивает руку и помогает встать. Кругом люди. Мой мопед стоит, и к нему прилаживают вывалившийся бак. Тихо разговаривают. О боже, это же немцы! Вспомнив что-то из курса средней школы, говорю помогавшему мне пожилому мужчине: «ГРОСЕ ДАНКЕ, ГЕРР!" Беру бак и лихим ударом вгоняю его на место. Немцы выражают восторг, кто-то хлопает в ладоши, а пожилой мужчина с грустью и сожалением говорит: «ООО, РУСИШ ТЕХНИК..." Жестами прощаюсь со своими неожиданными помощниками и, с полоборота запустив мотор, что привело немцев в восторг, еду домой.
Судьба решает окончательно расправиться со мной, приготовив целую кучу пакостей прямо в моем доме: у подъезда я наткнулся на настоящий противотанковый ров с водой - опять что-то искали. С трудом протаскиваю мопед по надоевшей мне еще на Козской дороге глине. Лифт на ночь отключили. Запинаясь в темноте за бутылки и банки, вдыхая аромат потревоженного дерьма, втаскиваю мопед по лестничной клетке на десятый этаж. Попытка отмыться от дорожной грязи успехом не увенчалась, в связи с аварией, в доме отключили холодную воду. Бросаю на пол спальник и заваливаюсь спать. Сон не идет. Мысли сплетаются в безысходный узел - Будто вся земля является адом, а ее жители сами выбирают себе муку в виде хобби. Если орудие муки делаешь не сам, то мука становится тяжелее. Перед глазами встает лицо пожилого немца, и опять звучит его горестная фраза: « ООО РУСИШ ТЕХНИК". Приходит догадка, от которой становится жутко, этот мудрый немец имел в виду не мою технику, а МЕНЯ!!!

Коротких рассказов у меня больше не осталось. Есть только длинные и не все на мопедную тематику. Есть с мистикой и фантастикой.
К модератору и форумчанам есть несколько вопросов:
- Стоит ли эти рассказы здесь выкладывать?
- Если стоит, может создать под них отдельную тему?
- Есть ли желание весь этот бред читать?
К примеру такой:
Дождь всё никак не мог начаться. Редкие, крупные капли падали на палатку. Заняться было не чем. После кошмарной ночи не тянуло даже на секс. Виктор достал и включил недобук. Стал что то набирать и искать по ключевым фразам. Вдруг оживился:
- Девчонки! Автор про нас новый рассказ написал! Называется «Ведьмина плешь».
Лошадка захихикала. Волчица промолчала. Ведьма возмутилась:
- Он на что намекает!? Старый извращенец! Сейчас к нему приду и устрою ему там плешь!
- Не придёшь! Ты порталов боишься!
- По такому случаю можно и рискнуть! Впрочем зачем думать так же извращённо, как Лошадка! Может он имел ввиду что то другое? У Стругацких в Пикнике на обочине что то попадалось.
- У них не было! Был только Ведьмин студень и Муравьиная плешь. Первое, это всё пожирающая плесень. Второе, место с аномальной гравитацией.
- У Сталкеров в Чернобыльской Аномальной Зоне есть такое явление.
- Это же игра со своей историей и традициями! Вряд ли Автор будет это переписывать! Да и не хочется мне туда соваться!
- В Житие мое, тоже Ведьмина плешь есть! Но там тоже Зона!
- Виктор! Извини, может это про твою жену. Она изрядно полиняла?
- Лучше уж в Сталкеры податься, чем с этой ведьмой иметь дело!
- Да что там гадать! Давай читай, что там про нас написано?
- Читаю:

Друзья! Отлично! Спасибо за поддержку! Продолжу в этой же теме. Продолжение, это рассказ о групповом мопедном походе в Карелию ож в 1982 году. Читайте и представляйте, как всё это было сорок два года тому назад. Рассказ печатался в МОТО с сокращениями. Привожу его полностьюю. Так как рассказ длинный, буду выкладывать по три Вордовских листа каждый день.

Стальные лошадки.

Если в жизни нет проблем,
Приобрети газульку. Будут!

РЕВЕРС.

Друзья едут в Карелию! На мопедах! Мой отпуск начнётся раньше. Я еду на Пинегу! В Коми! Искать легендарную Берендееву чащу. Рассказы Пришвина «Высокий лес» и «Берендеева чаща» меня заинтриговали. Более того, Валентин и Стас побывали на Пинеге. Их рассказы про поход на велосипедах через тайгу, вдоль заброшенной телеграфной линии, сплав не плоту по таёжной реке, полёт на самолёте; подстегнули мой интерес к северу. Решил! Летом обязательно туда съезжу! На мопеде!



Старенький ЛЗМ за зиму был переделан до неузнаваемости. Дорожный просвет был увеличен на столько, что под подножкой пролезало ведро! Багажник обрёл боковые полки. Задняя подвеска усилена четырьмя амортизаторами. Двигатель полностью отремонтирован. Подножки теперь складываются при падении. Установлены три фары, спидометр, новая сиденька. А главное, починены тормоза!
Атлас автомобильных дорог был изучен, промерен и стал пёстрым от карандашных пометок. Был составлен график движения, вычислен расход топлива, определены места заправок, ночёвок и днёвок. Подготовлено снаряжение и запас продовольствия. Готово всё! Завтра в путь! Сорвусь прямо с работы!
В техникум, на работу, приехал в полном боевом снаряжении. Как медленно тянется время последней смены перед отпуском. И делать то вроде нечего, а уйти не дают. Наконец, зав мастерскими не выдержал моего чемоданного настроения и прогнал с работы.
Ура! Свобода! Погода отличная. Мопед заводится с пол оборота. Прыгаю в седло. Прощай Ярославль! Ярославль прощаться не хочет. Чтобы из него выехать, надо одолеть десятка два километров. Мотору пыльный городской воздух не нравится, начинает кашлять и ловит сопли. Привычное дело. Чищу свечку, потом сливаю отстой с карбюратора, и только умазавшись маслянистой грязью, как заправский тракторист, выезжаю из города. Воздух прогрелся настолько, что шоссе пышет зноем. На подъёмах дороги появились миражи. Втянулся. Привык к мопеду и дороге. Не торопясь, мотаю на колёса километр за километром.
Добрался до Солоници. По плану у меня здесь запоздалый обед. Но высокая дорожная насыпь и голые луговые берега в такую жару к отдыху не располагают. Даже к реке спускаться не хочется. Еду дальше. В Костроме нахожу столовую, прислоняю мопед к штакетнику газона и иду ужинать. Народу немного, да и еда скудная. Суп из пакетов был бы посытнее и дешевле. Покончив с ужином, ищу выход из города в сторону Судиславля. Еду. Дорога не сложная. Машин мало. Судиславль открылся внезапно. Низина, заполненная серенькими домами как на ладони. Белой вехой в лучах заходящего солнца светится церковь с колокольней. Стою и смотрю на город. Пока я его проезжаю, солнце сядет, и место для ночлега будет найти не просто. Решаю вернуться немного назад и устроиться в придорожных кустах. Тем более место подходящее заметил.
Доехал, протащился через придорожные кусты и расположился на краю овсяного поля. Прислоняю мопед к деревцу, снимаю с верхнего багажника кокон и раскатываю его. Это герметичная упаковка палатки, спального мешка и надувного матраца. Ставлю палатку торцом к мопеду. Колышки, стойки, растяжки, накачиваю мехами надувной матрац, затаскиваю его в палатку, расправляю спальник. Всё готово. Выгоняю из палатки ещё не намокших от росы комаров и устраиваюсь спать.
Сон не идёт. Усталость незначительна, да и настроение бодрое. В голову лезут всякие нехорошие мысли и сомнения. Не слишком ли я далеко собрался ехать? Мопед загружен настолько, что еле едет по асфальту. Что будет, когда асфальт закончится? Мои друзья были на Сухоне и рассказывали про сорока метровые берега, прорезанные ручьями. В такие горы мопеды вкатывали вдвоём, часто отдыхали. На штурм одной горы иногда уходил целый день. Зачем я взял с собой надувную лодку? В ней весу 21 килограмм. Понадобится ли она мне? Если придётся сплавляться по реке, то я смогу двигаться только по течению. Против течения быстрых северных рек мне не выгрести. А все реки на севере текут только на север! Это же западня! Из неё не выбраться!
Мгновение и весь мой хрупкий сон, выстроенный из сомнений и страхов, сметает мощный тепловозный гудок и грохот проходящего поезда. За полем оказалась Галичская ветка железной дороги. Вернуть сон мешает странное явление: Кто-то, натужно кряхтя, пытается выдернуть из-под меня палатку. Этого только не хватало. Вылезаю посмотреть. Никого! Только улёгся, явление повторилось. Вылезаю и осматриваю палатку. Оказывается, в одной из напольных петель застрял ёж, и пытается из неё освободиться, но верёвка застряла в иголках и не отпускает. Пытаюсь вытащить ежа из петли. Ёж сворачивается в клубок, прихватив с собой и петлю. Ворчит, дёргается и больно колется. Перерезаю топором петлю и вместе с куском верёвки, которую ёж наотрез отказался отдавать, забрасываю колючий клубок в кусты. Относительное спокойствие и тревожная дрёма, часто прерываемая шумом машин и грохотом поездов, продолжались до утра.
Как взошло солнце, не заметил. По видимому, к утру усталость взяла своё, и я уснул. В палатке сразу стало душно. Расстёгиваю мокрый от росы полог и выбираюсь наружу. Еду готовить не на чем – воды нет. Сворачиваю стоянку, выволакиваю мопед на дорогу и еду в сторону Ярославля. Таков итог бессонной ночи! Не выдержал сомнений! Сломался!
В город вернулся после полудня. Еду в училище к Стасу. У ребят узнаю, что он на работе и принимает экзамены. Заглядываю в аудиторию, Стас сидит со скучающим видом в экзаменационной комиссии. Увидев меня, на глазах преображается, выходит в коридор, спрашивает, почему я в таком виде и что случилось? Отвечаю вопросом на вопрос:
- Когда в Карелию?
- Через три дня!
- Возьмёте четвёртым?
- Да!

ДО ПЕРВОЙ ГРАНИЦЫ.

К назначенному времени подъёзжаю к западной границе Ярославля. Здесь сходятся Тутаевское шоссе и Ленинградский проспект. Здесь место встречи с друзьями. От сюда начало отсчёта совместного похода в Карелию. Багаж мопеда полегчал более чем на тридцать килограмм. Лодку, палатку и канистру топлива уже не везу. Всё что осталось можно по пальцам пересчитать. Спальник, надувной матрац с мехами, упакованы в кокон и закреплены тяжами на багажнике. Кокон прижимает к сиденьке футляр кинокамеры. На одной полке багажника старый портфель с фото принадлежностями, едой, топором, фонариком и одеждой. На другой полке, под глушителем, сумка с таким же хламом и литровка масла. Фотоаппарат на шее. С такой малой загрузкой я ещё не ездил. Моя роль в походе – съёмка кино фото хроники. В назначенное время друзей на месте нет. Начинаю ждать и нервничать.
Нет ничего хуже, чем ждать да догонять. Уже три часа торчу в назначенном месте, а этих охламонов всё ещё нет. Появились, когда стал истекать четвёртый час.



Бодрое приветствие, перекур, осмотр техники, перекладка вещей и в путь. Едем в сторону Рыбинска.
Техника у друзей однотипная – мопеды «Рига 13». У одного меня самоделка без названия. Димыч прозвал мою технику «Каракатица». Расшифровав это, как чёрное и катится. Так как в мопеде чёрных деталей не было, то друг, скорее всего, имел в виду меня в конце ходового дня. Стас звал мой мопед вертолётом, за неимоверно большую высоту. Валентин ни как не называл, но когда речь заходила о какой либо технике, прибавлял к её названию определение «Могучий». Не обошёлся без этого определения и мой мопед. Я же продолжал звать своего коня «Синей птицей», хотя синего в нём уже ничего не осталось.
Самый ухоженный и исправный мопед был у Димыча. У него работал даже педальный привод. На самодельном багажнике Димыч вёз громадных размеров брезентовый рюкзак и десяти литровую канистру топлива.
С мопеда Стаса, цепь педального привода была снята как лишний элемент, по причине неисправности муфты свободного хода в заднем колесе. Тормоза вроде были, по крайней мере, передний. Стас вёз такой же, как у Димыча рюкзак и двухместную польскую палатку «Варта 2», в которой мы помещались вчетвером.
Валентин, инженер до мозга костей. Не было на свете вещи, попавшей в его руки, которую бы он не усовершенствовал и не переделал. Не исключение был и его мопед. Валентин не стал уделять внимание педальному приводу, который часто ломался и был совершенно бесполезен на загруженном мопеде или на рыхлой грунтовке, да и при езде в гору он не был помощником. Валентин выкинул не только цепь педального привода, но и плоский бензобак с метровым бензопроводом. Вместо этого шедевра мотопрома был поставлен на хребёт рамы семилитровый бак от Верховины. При этом были решены две «могучие» проблемы: Удалось избавиться от воздушных пробок в бензопроводе, и отпала необходимость разгружать багажник при заправке мопеда топливом. Двигатель тоже был доработан – вместо негерметичного золотника системы газораспределения был установлен самодельный, самоподжимной с сальниковым уплотнением. На своём могучем мопеде, Валентин вёз брезентовый рюкзак, удочки, банку червяков и надувную лодку Волна.
Осматривая экипировку своих друзей, я пришёл к выводу, что еду в поход действительно налегке. В колонне я плёлся последним, так как доверял только своим тормозам.
Так мы доехали почти до Тутаева. Перед городом начался дождь. Я остановился и стал надевать дерматиновые штаны. Друзья, почему-то прибавили ходу. Еду их догонять. Куртка и штаны превосходно защищают меня от дождя. На воздушный фильтр мотора повешен полиэтиленовый пакет, защищающий фильтр от грязи, летящей из-под переднего колеса. Мопед и я давно приспособились к плохим погодным условиям. Зря, что ли я каждый день на работу на мопеде ездил.

Впереди вижу дорожный знак и прислонённые к нему три мопеда. Ставлю свой четвёртым и иду в лесозащитную полосу, в которой мои друзья скрываются от небесной мокроты.



Дождь был коротким, но вымочил дорогу капитально. Выбираемся из укрытия и прежде чем начать движение возимся с мопедами, нахлебавшимися воды.



Стас снимает свои белые тапочки и одевает бродни, которые не снимет до конца похода. Димыч эти сапоги с отворотами в шутку назвал кроссовками, так как Стасу для преодоления затяжного подъёма приходилось бежать рядом со своим мопедом. Грузный Стас от таких упражнений к концу похода похудел килограмм на десять.
Последствия дождя устранены и опять дорога ползёт серой лентой под колёса мопедов. Проезжаем Тутаев. Вот и первое серьёзное препятствие – каньон реки Урдома. А точнее затяжной подъём. Мой мопед с новой поршневой и метровой выпускной трубой превосходно тянет на малых оборотах. Гору я беру в лёгкую. Димыч помогает педалями. Валентин, как на самокате, отталкивается ногой. Стас бежит рядом с мопедом, но на полгоры двигатель глохнет, и дальше мопед приходится толкать, так как завести его, сил уже нет. Ждём Стаса и после перекура едем дальше. На следующем подъёме история повторяется. Валентин, как дежурный моторист предлагает подрегулировать Стасу движок. Пока Валентин занимается регулировкой и наладкой, Стас с Димычем устраивают перекус, а я снимаю всё на кино и фото.







Стаса пускаем первым в колонне. Странно, но факт: Если отстающего поставить во главу колонны, потом его будет не догнать. Видимо Валентин перестарался с наладкой. За Стасом мы еле успеваем. Благо он заметил небольшой магазинчик у дороги и остановился. Иначе его было бы не догнать и не найти. Когда мы подъехали, он уже купил несколько пачек фруктового киселя и раздавал всем эту дополнительную нагрузку.



Куда теперь всё это упаковать. Я укладываю в портфель, Валентин в карманы штормовки, Стас и Димыч упресовывают в готовые лопнуть рюкзаки.
Рыбинск объехали по окружной дороге, пересекли центр города в поисках столовой. Нашли небольшое кафе общепита. Поели на рубль двадцать. На первое вода с капустой, на второе капуста без воды, на третье вода без капусты. Проехали через Волгу по Гагаринскому мосту. Нашли выезд в сторону Череповца.
Едем. Машин на дороге почти нет. Асфальт кончился, идёт твёрдая подсыпка из песка с глиной. Встречаем указатель с буквами АБЗ. Считаем, что это авто- бензозаправка. Едем, чтобы пополнить содержимое баков. Оказывается это асфальтобетонный завод. Зря заезжали. Тем более уже вечер и на заводе никого нет, даже сторожа.
В ранних сумерках добрались до реки Ухра. Справа от моста находим съезд на берег. Валентин, оставив мопед, берёт удочки и сматывается на вечернюю рыбалку.



Димыч берёт топор, фонарик и идёт за дровами. Я жду, когда Стас отвяжет палатку, чтобы её поставить. Стас устал и медлит с распаковкой. Ходит, разминая ноги в кроссовках, неторопливо и с наслаждением курит.
Прибегает Димыч. Он зажимает нос и взволнованно говорит:
- Там, в кустах, труп невероятных размеров! Дохлятиной воняет! Чуть не вырвало! Я тут ночевать не буду!
Стас отбирает у Димыча фонарик и идёт на разведку. Минут через пять возвращается и говорит, что это обычная дохлая корова, труп раздулся и скоро лопнет. Мопеды перекатываем на другую сторону дороги, где оказывается свалка. Времени на поиски лучшего места не было, решили организовать стоянку прямо на свалке. Большим плюсом этого места было изобилие дров. Целая куча ящиков. Их мы использовали в качестве стульев, стола, костровых подпорок. А когда они начинали гореть, то в качества дров.



Когда изрядно стемнело, появляется Валентин с тройкой могучих пескарей на кукане. Первая добыча главного добытчика в походе. Димыч жалеет, что не взял с собой рыжего кота Тишку, ему бы добычи на ужин точно хватило. Ужин готовим из пакетов, ужинаем и, связав мопеды одной верёвкой, укладываемся спать. Успеваю уснуть, прежде чем захрапел Стас.
* * *
Утром всех разбудил собирающийся на рыбалку Валентин. Утренней, рыбалку можно было назвать только условно, так как уже был тёплый и солнечный день. Проспали.
Долго одеваемся, долго моемся, очень долго готовим завтрак и его поедаем.



К завершению этого занятия, появляется Валентин. Утреннюю удачу он проспал и вернулся без улова. Поедая остывшую похлёбку, энергично жестикулируя, он рассказывает, какая добыча у него сошла. Далее началась укладка рюкзаков, более похожая на игру в пятнашки. Вещей оказалось так много, что в рюкзаки они не помещались. Более того, создавалось впечатление, что рюкзаки за ночь съёжились, и ни в какую не хотели вобрать в себя своё же содержимое, вытряхнутое вечером. С виду одинаковый ширпотреб, в руках друзей приобретал довольно причудливые формы. Стас и Валентин, старались упаковать рюкзаки так, чтобы они были как можно шире и ниже. Димыч пытался придать рюкзаку кубическую форму. У меня рюкзака не было, и вся укладка сводилась к скручиванию кокона из спальника и дутика. Ставить и складывать палатку, я научился ещё в майском походе на Обноре, так что мог эту операцию выполнять один и с закрытыми глазами.



Выбрались на дорогу и поехали уже ближе к полудню. С характерным только для семейства дешек скрипучим присвистом тарахтят движки, у кого-то на кочках провисшая цепь звонко брякает по кожуху. Дорога грейдерная, достаточно твёрдая и не совсем ровная. Машин почти нет. Каждый выбирает своё место на дороге и в колонне сам. Но почему-то всех тянет на левую сторону. Погода начинает портиться. Небо затягивает сплошная серая пелена, из которой начинает капать скудный дождь.
На въезде в Пошехонье, останавливаемся на заправке и ждём, когда она откроется с обеденного перерыва. Разливаем Димину канистру по бакам, заправляем её свежим топливом и въёзжаем в город. Ищем столовую. Снова есть «быдлу», как прозвал Валентин универсальную снедь из воды и капусты, Стас не хочет. Останавливаемся у кафе ресторанного типа. Когда мы ввалились в кафе в промокших штормовках, сапогах, а я ещё и в дерматиновых штанах, на нас смотрели как на инопланетян. Но не выдворили восвояси, а решили обслужить. Показали, где повесить верхнюю, а мне и нижнюю, одежду, помыть руки и умыться, выделили столик, вручили меню. Заказывал Стас. Украинский борщ, в котором кроме сметаны, плавали шматки сала, съели сами. А вот свиную отбивную одолеть до конца не смогли. Стас, компенсируя свои кроссовые потери, доедал эти отбивные за нас. Мотивируя это тем, что сало, это очень энергонасыщенное топливо для организма.
Пока сидели в кафе, дождь кончился, закончилось время обеденных перерывов в многочисленных магазинчиках торговых рядов, и мы, оставив мопеды на центральной площади около чугунной ограды под охраной какого-то заросшего акацией памятника, разошлись осматривать достопримечательности центра города. Не найдя ничего интересного, минут через двадцать, собираемся вместе и с трудом найдя нужную дорогу на Череповец и выслушав многочисленные предложения ехать на Метеоре, так как по дороге нам туда на мопедах не проехать, трогаемся в путь.
Ползёт под колёсами ещё не осточертеневший грейдер. Переменная облачность, то нагонит мокрую тучку, то пригреет и высушит солнышком. Похоже на Стаса начинает действовать энергонасыщенное топливо. Он начинает с интересом рассматривать обочины дороги, завидев километровый столб, тормозит, прислоняет к столбу мопед и с треском, ломая ветки, исчезает в кустах.
- Стас решил часть реактивного топлива сбросить!
Говорит, ухмыляясь Валентин.
Димыч, прислушавшись, поправляет:
- Не сбросить, а слить!



В дальнейшем, Стасу пришлось ещё несколько раз совершать аварийную посадку у предметов, торчащих из земли на обочинах дороги, пока топливо для метеоризма не кончилось.
Очередная мокренькая тучка закрыла собой горизонт и на нас не закапала, а хлынула небесная мокрота. Спасаемся от дождя под навесом сельской весовой. Дождь шёл долго. Валентин с Димычем задремали на деревянной лавочке, Стас выписывал круги по весовой, проклиная дождь и неудачное место для укрытия. Я стоял у въёзда в весовую и наблюдал за движением облаков.
Когда окончательно обозначился край тучи, и появилась полоска голубого неба, Стас выгнал сонных бродяг на дорогу и сам рванул до ближайшего столба. Но стоило нам выехать за пределы деревни, гравийная подсыпка кончилась и началась подмоченная глина. Мопеды заупрямились и стали мотать липкую глину на колёса. Мопед Стаса, после стояния у столба, вообще отказался ехать. Заднее колесо перестало вращаться и тащилось юзом. Попытка прокрутить его силой, кончилась тем, что камешек, соскобленный цепью с колеса и застрявший между цепью и крышкой рычага сцепления, проломил алюминиевые стенки и крышки и картера двигателя. Поломка не серьёзная и типичная для живучих и неприхотливых дешек.
На небольшой скорости, отпихиваясь от дороги ногами и часто останавливаясь, чтобы не упасть на скользкой глине, съёхали в низину. Дальше шёл пологий подъём, в который мопеды отказались ехать. Шлёпая по глине обувью с пудовыми подмётками налипшей грязи, забираемся на эту нескончаемую возвышенность. Когда подъём уже закончился и начался горизонтальный участок, на обочине показалась будка автобусной остановки и тракторный прицеп без колеса рядом с ней.





Все, не сговариваясь, направились к будке, чтобы прислонить к ней мопеды, покурить, отдохнуть и очиститься от грязи. Стас, первым делом, скрылся за будкой.
Возможно, кому-нибудь покажется странным, что для остановки, мопед приходится прислонять к какому либо предмету. Ведь есть же подставка, поставил на неё мопед, и он будет стоять. Совдеповская Рига, стоять на подставке, да ещё с грузом в двадцать килограмм на багажнике, да ещё на грейдере, ни за что не будет. Вот и выработалась у нас привычка использовать в качестве упора – подставки всё, что попадётся на дороге. А если не попадётся, мопеды прислоняли друг к другу. Для моей самоделки истина устойчивости была настолько очевидна, что подставка на мопеде вообще отсутствовала.



Я возил с собой палку – подпорку. Друзьям такая идея понравилась и они, в последствии, возили костровые рогатины. Выгода двойная – и мопед подоткнуть можно и на каждой стоянке новые вырубать не надо. Мою же подпорку использовали в качестве костровой перекладины.
После «будочного» отдыха, возобновили движение. На наше счастье, дождь оказался локальным и промочил не всю дорогу, а только её часть. Между луж с размокшей глиной, по дороге пролегала не ровная, но хорошо укатанная колея. По ней, как по рельсам, мы и покатили. Благодаря этой случайности, удалось без особых потерь и труда преодолеть эпицентр бездорожья на границах областей, которым нас пугали в Пошехонье.
К концу дня мы были в Гаютино. Наличие обширной низины, указывало на присутствие реки. А раз есть река, то будет и рыбалка и ночёвка. Не обращая внимания на соседство с деревней, спускаемся в низину и находим в зарослях ивы почти пересохший ручей. В ручье перекат с зелёным островком. Я предложил сделать стоянку на острове. И вода рядом и дрова в весеннем заломе, и рыбу ловить с острова можно. Валентин и Димыч меня поддержали. Против был Стас. У него доводов было два. Остров, это неразмываемая часть переката, значит, колья палатки, и костровые рогатины в него не заколотишь – одни камни. Погода неустойчивая, значит, возможен подъём воды и затопление. Стас у нас бывалый, всё знает. С ним согласились и разбили лагерь на берегу, который был на пол метра выше. Путных для костра дров нашли с трудом, Валентин оказался без добычи, так как ручей был слишком маленьким даже для пескарей. Весь вечер и всю ночь нас поедали слетевшиеся со всей низины комары. Сильно уставший Стас уснул первым и своим храпом долго не давал нам уснуть.
По убеждениям Валентина, Север, это страна чудес, и начинается эта страна за границами Ярославской области. Завтра мы пересечём эту границу и окажемся в соседней, Вологодской области. Сейчас нас отделяет от страны чудес всего пара километров. Неужели завтра весь мир окажется чудесным. Ездил я в прошлом году по этой дороге во время одиночного похода вокруг Рыбинского моря. Что-то не заметил никаких чудес. Что имел в виду Валентин, не знаю. Возможно, завтра он нам эти чудеса покажет.

Мослитр, фары обычные велосипедные, запитка от динамки. Только лампочки там стояли не 6 вольт, а 3. Работали на малой скорости. Для крейсерской был головной свет.
Звёздочек действительно две. Штатная от Риги 7 и самодельная на 50 зубов. Не оправдала она себя на бездорожьи. Причина простая - мопед завести либо силы не хватает, либо сцепления с дорогой.
Двигатель не греется, если он исправен и если не торопиться.
Харитон, в тех краях путных дорог никогда не было. Впрочем, я был только на дороге до Кашина. Жуть!

СТРАНА ЧУДЕС.

Утром, к окрепшему за ночь, натренированному и могучему, храпу Стаса, добавилось робкое, но настойчивое собачье тявканье. Стас поперхнулся, закашлялся, и стал выползать из палатки, чтобы посмотреть, кто мешает ему спать. Намокший полог палатки не расстёгивался. Удалось сдвинуть с места только две горизонтальные молнии. Вертикальную заклинило. Стас по-пластунски выполз в предбанник палатки, и, приподняв тент, выглянул наружу. Никого не обнаружив, хотел забраться обратно, но передумал и стал одеваться. Было уже светло.
Возня Стаса разбудила Валентина.
- Кто там?,
спросонья спросил главный добытчик.
- На рыбалку пора!,
ответил Стас.
Валентин, вылез из спальника, накинул штормовку, и только выбравшись из палатки, окончательно проснулся.
- Какая рыбалка! Воды то нет!
Фраза про отсутствие воды разбудила Димыча, и он полез из палатки посмотреть, куда исчезла вода. Выяснилось, что обмелевший ручей никуда не исчез.
Я, оставшись один в палатке, выдернул заглушки из надувных матрацев, отрезав друзьям обратный путь в утреннюю дрёму.
Благодаря столь раннему подъёму, прохладному утру и прекрасной погоде, сборы в дорогу были не долгими и в восемь утра мы, обливаясь потом, толкали мопеды по узенькой тропинке между деревенскими огородами в высоченную гору к дороге. Последние сто метров оказались самыми крутыми. Пришлось каждый мопед толкать вдвоём. Короткий перекур на дороге и в путь.



Чудеса начались сразу. Кончилась насыпная глинистая дамба, по которой мы вчера ехали. Дальше шла твёрдая и неровная грунтовка из слежавшегося крупного песка. Дорога сильно петляла от одной небольшой деревеньки к другой. В деревеньках обитали несметные стаи любопытных и назойливых дворняг. Стоило приблизиться к деревне, нам на встречу с весёлым лаем устремлялась свора собак самых разных пород. Валентин считал, что из нашей компании собаки не любят только его одного. Поэтому, завидев стаю, ставил ноги повыше, на головку двигателя, чтоб собаки не достали. Пригибался к рулю и, врубив полный газ, на предельной скорости проскакивал деревню, стараясь оторваться от зубастого сопровождения. Результат спринтерского рывка был очевиден. Спровоцировав на преследование всех собак деревни, Валентин отрывался от них только за деревней, где заканчивалась их охранная зона. Мы провокаций собакам старались не устраивать и проезжали через опустевшую деревню на крейсерской скорости в 30 километров в час. Только в конце деревни попадались бегущие нам на встречу запыхавшиеся и охрипшие участники спринтерского забега. Преследовать нас они даже не пытались. Если же, недовольная результатом забега, борзая собачонка бросалась Стасу на встречу, он выставлял из-под рюкзака свой богатырский кроссовый сапог с отворотами. Завидев этот резиновый аргумент, собачонка ретировалась в ближайшую подворотню.
Следующим под проклятие собак попадал я. Тактика отражения набега была выработана ещё в предыдущем походе. Выхватив с багажника палку – подпорку, я отмахивался ей от зубастых преследователей. Собаки рычали, лаяли, но, стараясь избегать удара палкой, близко не подбегали. Однажды, увлёкшись таким фехтованием, я отклонился от дороги и чудом избежал столкновения с ведром, висящим на колодезном журавле рядом с колодцем.
Димыч ехал через деревню последним. Собаки, уставшие после забега, битые сапогом и палкой, внимания на него уже не обращали.
Добравшись до Мяксы, мы выехали на причал и любовались простором открытого моря.



Слабая волна лизала нам пыльные сапоги. Ветер бросал в лицо сырую свежесть. Кричали чайки, шипел и пенился прибой. Мы бродили по берегу, заваленному водорослями, сухими трубками камыша, торфяными окатышами и прочим мусором, который не смог утонуть. Душа наполнялась отвагой и тягой к морским странствиям и приключениям. Особенно затосковал Стас. Ему уже приходилось на надувной лодке ходить по большим озёрам и даже штормовать. Вскоре, сырой и холодный ветер выдул из нас всю морскую отвагу, и нам пришлось вернуться на пыльную и неровную грунтовку.
До Череповца докатили к полудню. Разыскали рабочую столовую и в ней пообедали. По видимому, весь общепит того времени держался на одной прошлогодней капусте. Но в Череповце из неё сделали довольно вкусный борщ с костями от курицы, а к тушёной капусте добавили котлету, которая по определению Димыча состояла из нереализованной вчера рыбы и засохшего хлеба. Чудо состояло в том, что эта более добротная пища стоила столько же, сколько в Ярославле «быдло».
Выбраться из Череповца, оказалось делом не простым. В городе напрочь отсутствовали какие либо указатели, а местные жители показывали проезд на Белозёрск в двух взаимопротивоположных направлениях. Кончилось всё тем, что мы попали на знаменитый Череповецкий металлургический комбинат. Комбинат был не огорожен, без охраны и проходных и являлся неотемлимым продолжением города. Мы ехали по разбитой бетонке между громадных дымящих труб, грохочущих цехов и шипящих трубопроводов. В воздухе висела рыжая пыль, ветер доносил запахи горелого угля, серы и сероводорода. Встал вопрос, как из этого ада выбраться. Ответ дал водитель попавшегося на встречу Белаза. Машина была настолько огромной, что на дороге еле помещалась. Водитель сказал:
- Езжайте по этой дороге до конца, никуда не сворачивайте. Там будет кладбище и заправка. За заправкой налево.
Димычу ответ понравился, особенно на счёт конца и кладбища. Тем не менее, километров через десять мы упёрлись в заправку, рядом с которой было кладбище. По видимому, на нём хоронили всех, кто заблудился и не смог выйти с комбината. Пополняем запасы бензина. Ездили мы тогда на бензине марки А-76, и литр его стоил 15 копеек. Перекладка вещей, чистка от рыжей пыли и снова в путь. На этот раз по асфальту.
Довольно быстро выехали из города и упёрлись в Т – образный перекрёсток с постом ГАИ. Судя по карте, справа была дорога на Вологду, слева на Ленинград, хотя никаких указателей на это не было. Поехали направо. Если бы не Стас, побывавший здесь раньше, то поворот на Белозёрск мы бы пропустили. Указателя туда тоже не было. За поворотом асфальт кончился и дальше пошла бетонка из плит. К этому времени обед у меня не прижился, урчал, и просился на природу. Воспользовавшись перекуром друзей, лезу через кювет к придорожным кустам. Подход к кустам оказался под охраной двух здоровенных гадюк, которые, свернувшись калачиком, грелись на солнышке. При моём появлении, они подняли маленькие головки и стали дразнить меня языками. При виде такой охраны природы, желание обеда оказаться на природе мигом растаяло, а я ретировался обратно на дорогу.
Вскоре, плитная бетонка упёрлась в совершенно бестолковый указатель.



От бетонки вправо уходила грейдерная дорога. На развилке стоял синий плакат с белой рогаткой и надписью справа от рогатки – Белозёрск Поповка. Стоим на развилке и ждём, может кто проедет. Этим кто, оказался здоровенный КРАЗ - болотоход с громадным трейлером, на котором стоял крохотный серебристый вагончик лесхоза. Водитель подсказал, что ехать на Белозёрск надо правой дорогой, так как бетонка ещё не достроена.
Заводим с толкача уже остывшие движки, едем по неровному и пыльному грейдеру. КРАЗ тащился очень медленно, громыхал и скрипел трейлером. Обгоняем его. Дорога еле заметно спускается в обширную болотистую низину. Километр за километром, а низина не кончается. На нас это обстоятельство начинает нагонять тоску. Ночевать на этом болоте не хочется. Время от времени попадаются деревянные мостики, через какое то подобие канав.



Канавы теряются в поросшей ольхой болотине. Валентин осматривает канаву на наличие рыбы, и приходит к заключению, что нет даже лягушек. Нас догоняет отставший КРАЗ. Спрашиваем у водителя, когда это болото кончится. Говорит, что ещё километров пятнадцать проехать, будет луговина и небольшая чистая речка.
К речке подъёхали, когда край солнца уже зацепился за макушки деревьев. Протаскиваем мопеды через луговину за небольшой холмик, чтобы с дороги нас было не видно, и встречаемся с местным егерем. Он занят тем, что, чертыхаясь на коров и пастуха, пытается водворить на место пару чугунных столбиков водомерного поста, заваленных коровами во время водопоя. Мы ему не мешаем, но Валентин, отвлекаемый разговорами егеря, остался без рыбалки. Егерь ушёл, когда стемнело, и мы стали укладываться спать. Стас, ночью, почему-то не храпел.
* * *
Ночью прошёл дождь. Утро оказалось пасмурным, хмурым и холодным. Валентин, пока мы собирались и готовили еду, поймал несколько мелких окушков. Выезд задержался из-за мелких неисправностей мопедов. Пришлось подтягивать износившиеся цепи, я регулировал сцепление, которое не только вело, но и буксовало. Стасу во время дождя в двигатель натекло воды, и коленвал не прокручивался. Димыч пытался восстановить отсыревшие тормоза, а у Валентина пропала искра. Пришлось менять катушку зажигания.
На дорогу выбрались в десятом часу дня.



До Белозёрска доехали как-то быстро и незаметно. Оставив мопеды под охраной Белозёрской ладьи на центральной площади города, прошлись по магазинам и даже забрались на крепостной вал старого города.







Обедать было ещё рано, поехали дальше. Через старый обходной канал был перекинут мост, а через Волго–Балт переправились на пароме. Переправа была бесплатной. С парома отлично просматривалась колокольня, стоящая в воде Белого озера.
Дальнейшая дорога доставила нам кучу неудобств своим покрытием из неслежавшегося песка.



Мопеды ехали еле еле и ещё хуже управлялись. Особенно упрямым оказался мой мопед. Его узкие колёса, врезаясь в песок, смещались в сторону. Чтобы удержаться и не упасть, приходилось всё время подруливать. При этом начинала играть нежесткая рама и задняя подвеска. Мопед шёл в занос и падал.
Так мы доехали до Липина Бора. Заправились топливом и пообедали в кооповской столовой. Вот тут-то и ощутилась разница между коопом и общепитом. Меню было больше, чем в Пошехонском кафе ресторанного типа, а цены вообще копеечные. Борщ со сметаной и куском говядины без костей и жира, жареная картошка с домашней котлетой огромадных размеров, оладьи с повидлом, ватрушка, кружка топлёного молока с пенкой. И всё это за шестьдесят копеек! После такого обеда, растолкать мопед на песчанке и запрыгнуть в седло, было невозможно. Сидим и отдыхаем. Потом обследуем местный кооп – магазин. В нём я обнаружил новенький ЛЗМ, такой же, из которого собран мой вертолёт. Даже с двигателем Д-5м. Странно то, что эти мопеды были сняты с производства лет десять назад. А здесь он всё ещё не продан.

Только через час, после обеда, тронулись в путь. Песчаная подсыпка то ли стала меньше, то ли мы к ней привыкли, но мопеды пошли резвее, и я перестал падать. Стоило отъехать от озера, начался твёрдый грейдер, и дорога превратилась в лесной серпантин с частыми подъёмами, спусками и поворотами. К вечеру доехали то верховьев одного из притоков реки Кемы. Здесь оказался леспромхозовский посёлок за ним, на берегу реки, лесопилка. Проезжаем по берегу реки за лесопилку и находим красивый залив с удобным местом для стоянки. Разгружаем мопеды и едем на лесопилку за дровами. Набираем горбыльных обрезков, пытаемся их довезти до стоянки. Валентин идёт на вечернюю рыбалку, а мы ставим лагерь и готовим ужин.





Рыба не клевала. Валентин объяснил это переменой погоды. Ложимся спать. Сон не идёт. Даже Стас не храпит. Зато в кусту за палаткой неимоверно громко стрекочет кузнечик. Димыч пару раз вставал, чтобы пошугать кузнечика. Второй раз с топором, чтобы вырубить кузнечика вместе с кустом.
* * *
Проспали. Утро выдалось серым и тихим. Незаметно перешло в такой же серый денёк. Валентин утром даже рыбу не ловил. Выбрались на дорогу ближе к полудню. Опять лесной грейдерный серпантин. Небольшие деревушки с косыми частоколами, коровы, пасущиеся вдоль дорог. Заросли малины по обочинам, земляника на опушках боров беломошников. В общем, всё как на севере. В стране чудес.
Обедали в леспромхозовской столовой в посёлке Остров. Еда оказалась лучше и дешевле, чем в кооповской столовой. Наелись до отвала на пятьдесят копеек. Димыч поинтересовался, почему здесь так хорошо кормят? Ответ был простой – для своих рабочих готовим, как они поедят, так и поработают.
После обеда, Стас, перефразировав полученный ответ, сгоняет нас с уютной скамейку у столовой. Как поели, так должны и ехать! Говорит он. Первым стартует Димыч. Заводит мопед с толкача, останавливается, садится в седло, и, помогая педалями, трогается с места. Валентин, резким толчком мопеда вперёд, заводит двигатель, прыгает в седло, ориентирует ноги на педалях и, прибавив газу, догоняет Димыча. Я, сдвигаю мопед с места, короткая пробежка, бросаю сцепление, двигатель заводится. На бегу пытаюсь поставить левую ногу на подножку, промахиваюсь. Штанина левой ноги зацепляется за подножку. Правая нога зацепляется за левую. Падаю. Мопед валится на меня. Едва успеваю наклонить голову и убрать руку, чтобы Стас на них не наехал. Чертыхаясь, вылезаю из-под мопеда, и, начинаю всё сначала. Пробежка, сцепление, запуск, левая нога на подножке, правую, перекидываю через багажник, усаживаюсь поудобнее.
В деревнях стали попадаться брошенные дома. Попалась даже целая брошенная деревня, от которой остались только четыре полуразвалившихся дома. В Прокшино дорога раздвоилась. Судя по указателю, вправо должна быть дорога на Архангельск, влево на Ленинград. Стас, увидев указатель, усмехнулся – на севере, указывают направление. Не факт, что туда есть дорога. Это высказывание Стаса я потом не раз вспоминал, оказавшись на заброшенной лежнёвке или на болотистом зимнике.
Едем по указателю на Ленинград. Ждём, когда появится озеро Ковжское. Тянутся километры, начинает темнеть, а озера всё нет. Мой мопед начинает тарахтеть через такт и фыркать. Чищу свечу, не помогает. Снимаю крышку магнето, текстолитовый кулачёк прерывателя стерся, и зазора в контактах прерывателя почти нет. Настраиваю зажигание в сумерках почти на ощупь. Едем дальше.
На наше счастье попадается небольшое озерцо у самой дороги. Протаскиваем к нему мопеды и ищем горизонтальное место между деревьями, где поместится палатка. Валентин отказывается от рыбалки, сказав, что поплавка уже не видно. Зато решает побриться. Выпрашивает у Стаса скребок с лезвием Нева. Мылит бороду, скоблит её бритвой, но побриться Невой у него не хватает мужества. Наконец, Стас, сажает Валентина спиной к ёлке и энергичными движениями соскабливает бороду, чуть ли не с лоскутами кожи.



Валентин, постанывая от боли, жалуется, что Нева даже для заточки карандашей не годится, а бриться ей, это вообще варварство. Но терпит это издевательство над собой до полной победы Стаса над бородой. Сумерки чернее не становятся. Ночь не наступает. Стас сообщает, что в этих краях ночи не бывает. Бывают только вечер и утро. Так что, пока не наступило утро, заползаем в спальники и стараемся уснуть. Так как в стране чудес ночи не бывает, Стас не храпел. Димыч объяснил это явление удачным наклоном места, где я поставил палатку. Если бы начал храпеть, то съехал бы в озеро. Валентин тоже поделился впечатлением, что всю ночь его не покидало чувство, что, он спит стоя.
* * *
Утром, на рыбалку слинял не только Валентин, но и Димыч. Они нашли на озере лодку и наловили мелких и чёрных как головешки окуней. Димыч вычислил, что средняя плотность окуней в озере – четыре хвоста на квадратный метр.



Добычу скормили прилетевшей чайке, чтобы не орала. Стас, которому пришлось кашеварить за Димыча, пообещал следующую стоянку организовать там, где нет воды.
На дорогу выбрались только к полудню. Налетевший северный ветер стал рвать тучи. В прорехах стало проглядывать ослепительно голубое небо и яркое солнце. Попался очень неровный участок, отсыпанный битой известковой скалой. Мопеды прыгают по сверкающим на солнце ослепительной белизной камням. Мы чертыхаемся, что если эта парадная дорога не кончится, то колёса станут квадратными. Нас лихо обгоняет на зелёном Урале с коляской молодой милиционер, похожий на цыгана. Тормозит всю группу. Спрашивает, откуда мы в его края приехали, кто такие, есть ли документы. Как выяснилось, паспорт был только у меня, остальные не взяли, но сослались, что долго доставать. Убедившись, что мы не беглые каторжники, хотя и очень похожи, особенно Димыч, милиционер пожелал доброго пути и укатил. Перекуриваем это неожиданное событие и едем дальше.
Озеро Ковжское открылось внезапно. Седое от пены, с короткой хлёсткой волной, холодным сырым ветром. Постояли, посмотрели, решили, что ночевать на берегу этого озера было бы более неудобно, чем спать стоя. Когда дорога вновь вывела нас на берег Ковжского, останавливаться не стали.
Дальше стала твориться какая-то несуразица. По карте, дорога на Вытегру дважды пересекает Волго-Балт. На деле, мы переехали какую-то порожистую реку по деревянному мосту на бревенчатых срубах, выполненных в форме кораблей.



В посёлке, за рекой, пообедали в леспромхозовской столовой. Немного попрыгали по неровному грейдеру и оказались на асфальтированной дороге в Вытегорской Швейцарии. Дорога состояла из одних спусков и подъёмов и проходила по живописной местности, совсем рядом с Волго-Балтийским каналом. Одним словом – страна чудес!
Вытегорская Швейцария понравилась всем, кроме мопеда Стаса. Несмотря на всё мастерство Валентина, как механика, мопед упрямо не тянул на подъёмах. На очередном подъёме, пока Стас не спрыгнул с мопеда для пробежки, Валентин уперся рукой в рюкзак Стаса и стал подталкивать, готовый остановиться мопед. Стас не удержал равновесие и дёрнул рулём. Валентин не удержался и завалил мопед. Я выполняю маневр по объёзду упавшего по обочине, чтобы остановиться. Тормоза на моём аппарате только числятся, от грязи давно стёрлись. В этот момент нас с сиреной обгоняет зелёный армейский Урал с коляской и тормозит юзом. С мотоцикла спрыгивает военный в форме прапорщика и, подойдя к нам, спрашивает, не нужна ли помощь. Валентин ещё не опомнился от падения, и потирает ушибленное колено. Отделались удачно, помощь не требуется. Завязался разговор. Военный оказался местным пожарником. Ничего интересующего нас нам не рассказал, но проводил до Вытегры, показал проезд через шлюзовые ворота, за свои талоны заправил нас топливом, показал выезд из города в сторону Пудожа и, попрощавшись, уехал по своим делам. Чудеса!
Асфальт становился всё хуже и хуже. Наконец сменился твёрдым и неровным грейдером. Дорога – лесной серпантин. Как будь то, от Липина Бора не отъёхали. Расстояние между деревушками становится всё больше и больше. Домов в деревушках всё меньше и меньше.



Солнце клонится к закату, но зайти не торопится. Тени растут. Начинают преобладать багровые тона. Красота неописуемая. Едем по сказочной стране. За деревней со странным названием Тудозеро, дорога спустилась к узкому заливу. Насыпь дороги была настолько низкой, что волны из залива плескали прямо на дорогу. Стас решил выполнить своё обещание и организовал стоянку в ближайших к этому заливу кустах.





До них было метров двести. Ловить рыбу в неспокойном заливе с низкими берегами наши рыбаки не решились. Возможно из-за уважения к Стасу.
Палатку поставили на небольшой, тщательно выкошенной, лужайке за придорожными кустами. Сходили к заливу за водой, стали готовить ужин. Откуда-то прибежали деревенские ребятишки и стали упрашивать нас покататься на мопедах. Поддался на уговоры только Валентин. Показав, как заводить мопед и на него садиться, он предложил ребятам попробовать сделать то же самое. Тут выяснилось, что мальчишки слишком малы и слабы, чтобы завести двигатель мопеда с толкача. Поняв, что мопедисты из них получаются плохие, ребята слиняли в деревню. Так как наша стоянка уже не была секретной, подготовились к нежданному визиту ночных гостей. Попрятали всё необходимое в палатку, а с мопедов сняли всё, что снимается без ключей. Тем не менее, ночные воришки стащили у Валентина резиновый тяж, которым он крепил рюкзак на багажнике. А у мены брелок – термометр, который болтался на зеркале.

КРАЙ СВЕТА.

Из небытия меня вывело странное ощущение – показалось, что время замедлило свой стремительный бег и остановилось. Что-то в окружающем мире стало не так. Но что, я никак не мог определить. Монотонно храпел Стас. Рядом с палаткой кто-то с хрустом рвал и жевал траву, тяжело вдыхая и гремя пустым котелком. Часы показывали первый час. В палатке были вчерашние сумерки. Что сейчас? День? Ночь? Вечер или уже утро?
От громкого чавканья проснулся Стас. Осмотрев нас сонным взглядом, и убедившись, что мы не поедаем во время его сна неприкосновенный запас продуктов, Стас, кряхтя, стал выползать из палатки, чтобы прогнать пасущихся коров с нашей, ещё чистой, лужайки. К сожалению, лужайка уже оказалась заминирована свежими навозными лепёшками. Пока наш предводитель гонял коров, мы решили определиться со временем. Оказалось, что часы Димыча стоят, а Валентин часы вообще с собой в поход не взял. Решили выбраться из палатки и посмотреть, что творится снаружи. Снаружи, оказались серые сумерки. Небо, затянутое толстыми серыми облаками, и какая-то странная тишина. Ветра не было, и на деревьях ни один лист не шевелился, от чего казалось, что окружающий пейзаж нарисован каким то художником абстракционистом. Из всех цветов преобладал серый с оттенками, а перспектива была размыта и не просматривалась.
Через кусты, на поляну, продрался запыхавшийся Стас. Его часы запотели так, что стрелок было не видно. Единственным его предположением, на счёт времени суток, были коровы – раз пасутся, значит, утро, или уже день. А раз мы вылезли из палатки, значит, надо собираться в дорогу, пока дождик не начался.
Оправившись от ночного нашествия воришек и коров, готовим завтрак, поедаем его, собираем снаряжение и вытаскиваемся на дорогу, по которой за всю ночь и утро не проехало ни одной машины. Необычное ощущение от давящей тишины передалось и моим друзьям. Они стали разговаривать шепотом. Спрашиваю Димыча, ходившего к заливу за водой, есть ли на заливе волна? Ответ насторожил меня ещё больше – вода как стекло! Волна не пошла, даже когда зачерпывал воду! В наш разговор вмешался Стас – какая к чёрту волна, там одна тина!
Заводим мопеды и едем по извилистой грейдерной дороге среди невысоких холмов, местами поросших смешанным лесом.



Попалась деревня, вход в которую был загорожен длиннющей жердиной. Стас приподнимает жердь, чтобы мы проехали, потом аккуратно ставит её на место. Деревня кажется недавно покинутой. В ней нет даже собак. Наверное, все ещё спят, говорит Стас. На выезде из деревни, то же ограждение из жерди. И гробовая тишина, в которой тонет даже скрипящий стрекот наших мопедов.
С интервалом в несколько километров, попалась ещё пара деревень без признаков присутствия человека. Шутить перестали и ехали молча. До Андомского Погоста, местного райцентра, оставались считанные километры, с виду совершенно безжизненного пространства. Странное название – погост. В средней полосе, оно обозначает кладбище. А здесь, на севере, это центральное село.
Райцентр оказался обитаем. И первый встречный тракторист развеял все наши чёрные мысли об эпидемии или атомной войне. Объяснил просто – сенокос. Все в поле или сезонных деревнях. Заодно посоветовал поспешить в столовую и магазин – работают только два часа во время обеда. Оказалось, что уже был полдень.



В столовой народу немного и выбор блюд такой, что отведать все нам оказалось не под силу. Сидим на скамейке у столовой и дремлем. Дальше нам предстоит переход через границу. Совсем рядом Россия кончается и дальше идёт совсем другая республика со сказочным названием Карелия. Прикидываем наш горький опыт преодоления межобластной границы. Раз там дорога оказалась труднопроходимой, то дорога на границе между республиками может оказаться вообще непроходимой. Пытаемся разузнать у местного населения про дорогу за границу. Бесполезно! Никто туда не ездит, всем и здесь хорошо!
Решаем немного разгрузить Стаса. Делим на троих палатку. Мне достаются колья и стойки. Валентину полог, а Димычу тент. Стас, пока мы втискиваем в свой багаж элементы палатки, посещает магазин и возвращается со стопкой книг в руках. Наше негодование и угрозу вернуть палатку на место игнорирует молча.
Трогаемся в путь. Попадается ещё несколько покинутых деревень. Потом дорога кончается. А точнее уходит под прямым углом вправо и влево. А дальше, за мостиком через небольшую канаву идёт узкая с продавленными колеями просека. Вот она! Дорога за границу! В Карелию!
Уже несколько часов боремся с дорогой. Попытка ехать по глубоким колеям закончилась для Валентина выламыванием из рамы мопеда кареточного узла. Вытащить и выкинуть ставшую бесполезной каретку оказалось невозможно. С одной стороны мешала звёздочка, а с другой намертво приваренные педаль и шатун. Чтобы каретка не выпадала, её за звёздочку привязали к раме куском проволоки с телеграфного столба. Мой вертолёт в одной из луж потерял закреплённую на пере вилки фару. Колея, в некоторых местах, оказалась на столько глубокой и узкой, что мопед зависал на боковых полках багажника. Димыч не рисковал и тщательно выбирал дорогу. Стас даже не пытался заводить двигатель. Закрыв краник бензобака в начале дороги, он неторопливо катил мопед по нашим следам. Для Стаса переход через границу оказался беспосадочным переходом.
Начался нудный мелкий дождь. Дорожная глина медленно превращалась в подобие липкой и скользкой замазки. Грязь липла к колёсам, забивала брызговики, тяжёлыми подмётками приставала к обуви. Ехать уже никто не пытался. Пока ещё молча, гуськом, катим мопеды, стараясь выбирать на дороге места потвёрже и по ровнее.
Впереди нас, на дороге, послышался шум и какое то движение. «Семёра», довольно урча двигателем, перетирая и раскидывая по дороге грязь своими шестью ведущими колёсами, медленно ползла нам на встречу. Освобождаем дорогу этому болотному бродяге. Стас поднимает руку. Как ни странно машина останавливается. Узнаём у водителя протяжённость грязевого участка и его состояние. Оказалось, длинна зимника 27 километров. Проехали мы почти половину, но дальше есть участок разбитой гати. Перед этим участком стоит ещё одна «Семёра». У неё сломалась раздатка, и водитель ушёл в Гакугсу за запчастями. Гакугса, это первая Карельская деревня. В ней есть почта и магазин.
Потревоженная вездеходом, дорога стала ещё грязнее. Размокшая и размешенная глина, стала менее липкой, но более скользкой. Дошлёпали по этому материалу для гончарных изделий до брошенной машины. Дальше дорога спускалась в низину и более походила на реку, по берегам которой вперемежку с кустами были беспорядочно навалены гнилые и ломаные брёвна.



Попытка прокатить мопеды по колее и идти по краю дороги, успехом не увенчалась – глубина колеи была более метра. Пытаемся катить мопеды по краю дороги. Здесь брёвна завалены грязью с дороги. Очень неровно, но не так скользко, как по брёвнам. Некоторые из брёвен шатаются, а то и плавают в грязи. Наступив на одно из таких, падаю. Мопед застревает передним колесом между брёвнами и остаётся стоять, а я пытаюсь найти точку опоры, чтобы вытащить ногу из бездонной лужи. Выбравшись и осмотрев слегка погнутое колесо мопеда, осторожно двигаюсь дальше, с опаской поглядывая на чёрную воду по обочинам дороги.
Наконец продавленная гать кончилась, и начался размокший суглинок. Ориентируемся по времени и решаем разлить по бакам топливо из канистры Димыча, а самого Димыча отправить вперёд, вдруг да успеет в магазин до закрытия. Впереди выходные, магазин работать не будет.



Суглинок постепенно перешёл в песчанку, по которой с трудом, но можно было ехать. В сумерках белой ночи добираемся до Гакугсы. Довольный Димыч нас уже ждёт. Он успел за две минуты до закрытия магазина. Купил хлеба, ветчины, десяток сырых яиц, банку сливового компота и каких то консервов. Больше всего нас смутили яйца, как их везти на мопеде?! Димыч, хитро улыбаясь, сказал, что всё будет нормально.
Разыскиваем в сумерках дорогу на Бесов Нос, и едем по сыпучей песчанке.



Я тащусь последний. Сильно устал, да и мой мопед с узкими колёсами не ходок по песку. Осложняется всё тем, что в сумерках я плохо вижу, а мопедные фары больше дезориентируют, чем светят. Мопед на песке кидает из стороны в сторону. С трудом удерживаюсь в пределах дороги и часто падаю из-за попавших под колёса корней или веток. Ребята тоже устали. Решаем найти выход к берегу реки Чёрной и заночевать.
Первая поляна на берегу реки оказалась перепахана плугом лесопосадочной машины. Место косое и жутко неровное, но моё нежелание дальше ехать оказалось настолько сильным, что я нахожу крохотный участок для размещения палатки. Решаем остановиться.



В темноте, на ощупь, ставлю палатку. Борозды от плуга начинались прямо в тамбуре палатки. При этом войти в Варту можно было не сгибаясь. Да и место для костра между бороздами оказалось удачным – сидеть удобно и кланяться костру не надо.
Пока готовился ужин, поделили и спороли сливовый компот. Он оказался каким то странным и на меня подействовал неадекватно. Помню как пил этот компот, помню, как в это время Димыч жарил яичницу с ветчиной. Дальше, ничего не помню. Дальше был какой то кошмар. Скользкая дорога с глубоченными колеями, по которой я пытаюсь ехать. Ехать не получается – мопед проваливается в колею и долго летит на её дно. Падаю, поднимаюсь, и всё начинается сначала. Грохнувшись очередной раз, сильно ударился головой обо что-то твёрдое, и проснулся. При этом оказалось, что я ещё и разговариваю!
* * *
В палатке вчерашние сумерки, за палаткой мёртвая тишина. Друзья не спят и как то странно на меня смотрят. Ощупываю голову и тот предмет, о который так сильно треснулся. Предметом оказалась коптильня нашего рыбодобытчика. Валентин, сквозь дрёму говорит Стасу:
«Этому Шрайбикусу забродивший компот больше не наливай! У него организм к алкоголю не стойкий!»
Стас стоял на четвереньках у выхода из палатки и пытался определить, что творится снаружи. Оглянувшись на меня, добавил:
«Ты нам всю ночь спать не давал. Я уж думал у тебя белая горячка!»
«А как ругался!»,- с восхищением добавил Димыч.
Тем не менее, начался первый день нашего пребывания за границей. В палатке было светло и тепло. Жёлтый внутренний полог создавал иллюзию отличной погоды. Но стоило мне выбраться из палатки, пришлось завернуть такое трёхэтажное выражение на счёт Поляков и погоды, что Димывч захихикал, Валентин застонал, а Стас сплюнул и добавил своё мнение обо мне.
Собрались быстро и вновь оказались на осточертеневшей песчанке. Дорога то спускалась в заболоченную низину и превращалась в большую лужу, то карабкалась на короткий, но крутой холмик. Попадались ручейки, через которые были переброшены полуразвалившиеся бревенчатые мосты. Очередной подъёмчик уперся в огромадных размеров булыжник, торчащий из земли.



Камень был настолько велик, что несколько метров дороги пролегало по его наклонному боку. За камнем Стас нашёл тропу в брошенную деревню и повёл нас туда. Тропа заросла травой, и ехать по ней было невозможно. Лес кончился. Впереди была громадная луговина с холмом в центре. На холме виднелись полуразрушенные бревенчатые дома. Находим признаки старой дороги и катим мопеды по затяжному подъёму к безжизненным домам. На вершине холма отдыхаем и осматриваем остатки домов.





Дома типичные для северных деревень, двухэтажные, двор под один конёк с домом, тележный взвоз в сени. В одном из домов Димыч нашёл газету, наклеенную на стену. В газете статья: «Об изобилии продовольственных товаров для населения».



Газета старая, но когда Валентин вчитался в статью, то сказал, что где-то обо всём этом читал совсем недавно.
Нашу политическую дискуссию прервал Стас, указав направление движения на чернеющий проём в стене леса. Толкаем мопеды в заданном направлении.



Трава здесь такая, что иногда один мопед приходится проталкивать вдвоём. В лесу оказалось продолжение брошенной дороги. Дорога пролегала по громадным базальтовым плитам, поросшим мохом.



Плиты потрескались и громоздились одна на другую, образуя ступени. Местами, прямо на дороге, росли грибы.



Рядом с дорогой сплошные черничники и брусничники. Подлеска почти нет. Лес сосновый, тихий и светлый. Дорога закончилась небольшой поляной с узким выходом куда-то дальше и вниз. Оставляем мопеды на поляне и спускаемся вниз. Там оказывается песчаный берег, заваленный плавником. Брёвна, доски, палки. Всё тщательно обработано прибоем и всё однородного желтоватого цвета. Вода спокойная, прозрачная. Близкое песчаное дно просматривается, пока в воде не начинает отражаться белое небо. Границы между небом и водой нет. Небо уходит в воду, а вода в небо. Вот он, край, где кончается земля. Вот он какой, КРАЙ СВЕТА!

Дед, В точку! Времена были такие!
komandor, Странно, но Дешка тогда не ломалась. Изнашивалась цепь, перетирались тросики, клинило ручку газа. Но Дешка меня не подводила ни разу. Мотор изнашивался до потери тяги, но не ломался. С собой возили тросики, цепь с дополнительным замком, пару свечек, подкову, централку, камеру и крепёж на мопед.

На поляне решили устроить днёвку, и как следует отдохнуть. В нагромождении плавника нашлись готовые элементы для стола и скамейки. Вот только в качестве дров плавник не годился. Любая, находящаяся в нём дровина намокла так, что тонула в воде. Большое количество сухих дров оказалось в лесу вокруг поляны. Решили сварить макароны по флоцки. Макароны были уже почти готовы к употреблению – от долгой езды они накрошились до нужных размеров и изрядно подмокли. В качестве заправки решили использовать банку фрикаделек. Эту банку я вёз в портфеле на полке багажника. От частых падений банка смялась, потеряла форму, но не содержание. Решили выправить банку, положив её в угли догорающего костра. Пока доваривались макароны, и правилась банка, я ставил палатку, Димыч с Валентином накачали лодку и уплыли на край света порыбачить. Стас сидел у костра и наблюдал за его поведением.
Палатка была поставлена, я накачивал насосом надувные матрацы. Рыбаки скрылись из виду и были слышны только их голоса. Стас дремал у погасшего костра. Вдруг раздалось приглушённое «БУХ», за которым последовал кашель и чихание Стаса. Вылезаю из палатки. Стас, что-то бормоча, стряхивает с себя макароны с фрикадельками. По всей поляне разбросаны дымящиеся угли и остатки несъеденной трапезы. Почему то нигде нет котелка. Всё ясно. Банка не только выправилась, но и сама открылась. Сметаем всё разлетевшееся в костёр, разводим огонь, снимаем с ёлки улетевший котелок, варим рис и заправляем его славянской трапезой. Когда приплыли наши рыбаки, злые оттого, что ничего не поймали и мокрые от тумана, последствия взрыва фрикаделек были полностью ликвидированы. Садимся обедать, а за одно и ужинать.
Подмену макарон заметил Валентин. Ковыряясь в миске ложкой, он спросил Стаса про макароны. Стас проворчал в ответ что то про алкогольное воздействие вчерашних слив и разразился сиплым хохотом, переходящим в кашель и чихание. Димыч подмены не заметил. Он уже почти спал. После трапезы заползли в палатку и завалились спать. Спорить на счёт времени суток никто не стал. Всем было наплевать, что сейчас – день или ночь. В отличии от друзей, я прошлой ночью хотя и плохо, но выспался. Спать не хотелось. Посидев на берегу края света и понаблюдав за туманом, я озяб и тоже забрался в палатку. Прежде чем уснуть, пришлось долго слушать храп друзей.
* * *
Проснулся от тишины и того иллюзорного солнечного света, на который способна обманщица Варта. Друзей в палатке не было. Прислушиваюсь и пытаюсь определить, чем они занимаются. Тихо так, что слышно падение сосновых шишек в лесу. На тент палатки с лёгким шелестом падают хвоинки. С залива слышится фырканье спиннинговой катушки и бульканье падающей блесны – Валентин рыбу ловит. Рядом с палаткой слышится ритмичное шуршание штормовки – Димыч обстрагивает можжевеловый стволик для удилища. У кострища хрустит хворост, и громко бухают кроссовки Стаса. Вылезаю наружу. Кругом серый день. Туман в заливе рассеялся, и чётко обозначилась изогнутая линия берега с маяком на мысу. Это и есть Бесов Нос.
После завтрака занимаемся каждый своим делом: Димыч, доделал удилище и, приладив к нему катушку, тренируется в забросе грузила от донки. Валентин, убедившись, что в мелком заливе один топляк и нет рыбы, поедает чернику. Я, пытаюсь восстановить работоспособность сцепления, которое не только ведёт, но и не выключается. Стас, подкачивая заднее колесо мопеда, заметил, что оно потеряло форму и зовёт на помощь Валентина. Вместе они сажают сдвинутую покрышку на место. Когда все мелкие дела приделаны, Стас решает устроить пешую прогулку на Бесов Нос. До него берегом километра два.
Медленно бредём вдоль берега, где по заплёску, где по еле заметной тропинке между сосен.



На тропинке попадаются выкопанные кем то узкие и глубокие ямки. Стас поясняет, что это шурфы и копали их археологи в поисках стоянок первобытных людей.
Первой достопримечательностью оказывается Перин Мыс. Он представляет собой невысокий, но узкий базальтовый выступ в озеро, заканчивающийся чем то вроде трёхпалой лапы.



По комментариям Стаса, эта трёхпалая лапа являлась древним божеством, где первобытные люди жгли жертвенный костёр.
Следующей достопримечательностью оказывается прошлогодняя стоянка студентов - туристов, которых Стас сюда водил. Стоянкой никто не воспользовался. Даже мочалка для мытья посуды выцвела на солнце и висит на сучке наклонившейся с берега сосны. На этой сосне Стас любил пить чай и любоваться закатом солнца, когда оно садилось в озеро.
Дальше Стас повёл нас лесом и, миновав песчаную дюну, вывел к устью реки Чёрной. Место оказалось достаточно красивым и закрытым от ветров с озера. Наконец вышли на скалистый мыс с маяком. Маяк работал в автоматическом режиме. Дом маячника был в сохранности, но оказался заколочен и необитаем.



На базальтовых плитах мыса находим множество надписей и рисунков. Некоторые из них датированы прошлым столетием, но выглядят так, будь то их только что наскоблили. Рисунки первобытного человека, так называемые петроглифы, имеют цвет самого базальта и найти их не так то просто. Этим рисункам более двух тысяч лет. Самый большой из рисунков – Бес.



В одной руке он держит крест, высеченный монахом лет триста назад, в другой рыбину. Стас рассказывает, как монах крестил Беса. Димыч находит в расщелинах базальтовых плит дикий лук и пытается его есть.



Вкус у него действительно, как у лука, но разжевать его практически невозможно.
К поляне ворачиваемся дорогой от дома маячника. Дорога ведёт к брошенной деревне. Часть пути приходится преодолевать лесом, но на нашу поляну выходим точно.



Мне показалось, что дорогой идти до поляны короче, чем берегом. Остаток дня едим чернику и отдыхаем.



Погода продолжает быть тихой и серой.
* * *
Утро от предыдущего дня или ночи ничем не отличалось. Так же обманчиво светился полог палатки, так же шелестели хвоинки по тенту, так же падали шишки в лесу. Была та же тишина. Сворачиваем лагерь и тащимся в Гакугсу. Перед отъездом, я вырезал памятную доску о посещении сего места группой туристов – мопедистов из Ярославля. Хотел прибить эту доску к сосне, но Стас оказался против. Пришлось доску просто положить на верхние сучки одной из сосен.
До большого камня мопеды катили, так как до брошенной деревни шёл подъём по базальтовой лестнице, дальше была луговина с двухметровой травой, а потом заросшая тропа. После камня поехали. Опять песчанка, да ещё и подсохшая после недавнего дождя. Как ребята по ней едут, не знаю. Мой «Вертолёт» едет куда угодно, только не прямо. До первой лужи я пару раз залетал в кусты. После лужи, столкнулся с мирно стоящим на обочине бульдозером. Потом едва избежал столкновения с местным аборигеном на макаке. Мужичёк долго ругался, пытаясь поднять дёргающийся мотоцикл, который завалил набок, чтобы предотвратить столкновения со мной. В Гакугсу я доехал в пыли, грязи и изрядно поцарапанный. На наше счастье, до Пудожа была свежеотсыпанная гравийка. Ехать по ней было немного легче, чем по песку. Машин было мало. После полудня мы были у моста через Водлу. На другом берегу был город.
Находим в кустах незаметную с дороги и города полянку и устраиваем на ней стоянку. Стас налегке едет в город, закупает продукты на дальнейший переход, заодно узнаёт проезд через город и расположение заправки. Валентин и Димыч рыбачат. Я организую стоянку.
К вечеру собираемся у костра. Стас рассказывает дальнейший план движения. Валентин первый раз использует коптильню по назначению. Ему удалось выловить щучку и несколько окушков, так что на ужин у нас рыба горячего копчения. Насладиться отдыхом и трапезой мешают безветренная погода и комары, которых на этом болотистом берегу целые полчища. Наскоро попрятав снаряжение в тамбур палатки, забираемся под недоступный для комаров полог и заваливаемся спать.
* * *
Ночь прошла спокойно, если не считать городских рыбаков, весь вечер и утро ходивших мимо нашей полянки. Утром не торопимся. Собрались и выехали перед обедом. В Пудоже находим рабочую столовую и наедаемся до отвалу. Меню столовой скуднее, чем в сельской кооповской, но если сравнивать с Рыбинским общепитом, будет на уровне царской трапезы. На выезде из города находим заправку и заливаем бензином баки и резервную канистру. Теперь предстоит выбраться из Карелии обратно в Россию.
За городом асфальт кончился. Опять песчанка. Широкая, пыльная и прямая. Машин мало. Моему вертолёту этого аэродрома мало. Чтобы удержаться в седле, приходится вытворять такие кульбиты, что мопед иногда разворачивается в сторону Пудожа, или норовит съехать в глубокий кювет. Часто падаю. Еду последним. За друзьями не успеваю, и им приходится часто останавливаться и поджидать меня. Постепенно начинаю выматываться. Сначала духовно, потом физически. Мопеду, хоть бы что. Даже двигатель не греется.
Попадается леспромхозовский посёлок Кривцы. Переезжаем по мосту уже знакомую реку Водлу. Едем по очень неровной, но твёрдой центральной улице посёлка. Где-то за домами слышится шварканье пилорамы. Попадаются машины с решётчатыми кузовами, со стогом набитые корьём и щепой.
За посёлком ребята отправляют меня вперёд, чтобы не отставал. На моё счастье, песок почти кончился, дорога сузилась, и ухабы стали заметно твёрже. Мопед побежал, поскрипывая на буграх сухой подвеской. Теперь мне приходится через каждый километр останавливаться и ждать друзей.
Дорога превратилась в лесной серпантин, вьющийся по чудесному лесу между невысоких холмов. Попадаются ветхие деревянные мостики через лесные ручейки.



Небольшие деревушки на тщательно выкошенных лугах. Иногда, рядом с деревней, угадывается чистая речка или небольшое озерцо. Погода наладилась – по чистому небу ползут комочки белых облачков. Ветра почти нет. Кругом красотища неописуемая.
Штурмую самокатным методом небольшой подъём, и останавливаюсь на седловине холма рядом с деревянной трёхногой вышкой. Жду друзей. Первым приезжает Димыч. В ожидании Валентина и Стаса, осматриваем вышку. Старая, гнилая и очень ветхая. При попытке на неё взобраться, угрожающе заскрипела и закачалась как удочка. Оставляем в покое готовую рухнуть вышку, и идём к дороге, друзья уже подъёхали и курят. Оказалось, у мопеда Стаса заклинило ручку газа. Такой запчасти с собой мы не взяли, пришлось разобрать ручку и закрепить трос газа в рычаге переднего тормоза. Идея не нова. В своём походе вокруг Рыбинского моря я уже ей пользовался. Чтобы не связываться с ненадёжной ручкой газа из комплекта Дешки, я установил на свой мопед комбинированную сборку газ-тормоз от двухскоростного мопеда. Такая переделка себя оправдала – столько падений в песок, гравий и грязь, а узел не сломался и продолжает работать.
Солнце клонится к западу. На дорогу ложится тень от сплошной стены леса. Очередную остановку делаю напротив пронизанного солнцем редколесья. Друзья подъехали, курят. Валентин смотрит на редколесье и делает предположение, что здесь, рядом с дорогой, озеро. Решаем проверить, и идём через редколесье. За ним оказывается верховое болото с изобилием гонобобеля. Не ушли, пока не наелись. За что получили выговор от Стаса.
Проезжаем леспромхозовский посёлок Приречный, стараясь подальше держаться от дощатых тротуаров и торчащих из них гвоздей. Посёлок насквозь пропах свежими опилками и корой. За посёлком останавливаемся на деревянном мосту через реку Колоду и смотрим на воду. Берега ободраны молевым сплавом. Ни кувшинок, ни тростника. По словам Валентина, рыба голодная. Сброшенная с моста щепка, тут же проверяется на съедобность стайкой рыбьей молоди.
Очередную остановку делаем на развилке дорог, между которыми расположилось небольшое кладбище. Дорога вновь стала песчаной. Причём влево, она более песчаная, чем вправо. По словам Стаса, мы доехали до Заозерья. Здесь, вокруг Колодозера собралось несколько деревень: Устьрека, Ершово, Бабухино, Погост и Заозерье. А на карте весь этот куст деревень носит одно название. Поездив по деревням, узнаём странное обстоятельство – дороги на Каргополь нет! На карте то она есть, а на местности напрочь отсутствует. Даже пешком по ней не ходят! Стасу удаётся заполучить секретную информацию – с северной оконечности Пялусозера, за границу, в деревню Морщихинская ведёт таёжная тропа. Это единственная путеводная нить домой, не считая дороги назад.
Находим дорогу на Пялусозеро, но ехать по ней уже поздно – солнце садится, и наступают белые сумерки. Подыскиваем место для ночлега в кустах, на берегу Колодозера, между деревнями Устьрека и Ершово. Озеро небольшое, берега открытые. Вся округа вместе с деревнями, как на ладони. Засыпаем под мычание коров, бряканье пустых вёдер, стук топора и привычный писк комаров.

Мослитр, Дешек позднее шестой у меня не было. Магнит там цельный. А на текущие сальник и втулку я не обращал внимания. Абе крышки стояли без прокладок. Лишнее из сцепления и магнето вытекало. Грязно, но зато без проблем. За сезон я успевал накатывать почти 10000 км. Зимой менял звёздочку, подшипники, поршневую, иногда коленвал, сухари по мере надобности. Чтобы двигатель не грелся, была неторопливая тактика вождения со средней скоростью в 30 - 35 км/ч.

ПОТЕРЯННЫЙ КРАЙ.

Утром, разбуженные проснувшимися деревнями, наскоро позавтракав, собираемся на поиски Пялусозера. Ехать приходится по левой, очень песчаной дороге. На дальнем колхозном поле запасаемся молодой картошкой, и примерно отсчитав восемь километров, сворачиваем на правую лесовозную дорогу. Спускаемся в низину, и с трудом одолев лежнёвку и крутой песчаный подъём, отдыхаем. Пропускаем встречный трелёвочный трактор. За ним движется лесовоз с хлыстами. Справляемся у водителя лесовоза о правильности маршрута. Оказывается, едем не туда. Водитель советует вернуться и искать на повороте условный знак, который обязуется сам поставить.
С трудом выбираемся с лесовозной дороги и едем в Заозерье. Условный знак, в виде коряги, оказался на предыдущем правом повороте. Ошиблись мы всего на километр. Отворотка на Пялусозеро оказалась типичной деревенской грунтовкой с частыми поворотами, спусками и подъёмами. Еду последним. Пытаюсь придержать мопед на очередном спуске, но спуск крутой. Тормоза давно стёрлись грязью и песком. Почти не держат. Скатываюсь с горы, еле вписавшись в поворот. За поворотом друзья устроили очередной перекур, заняв при этом всю дорогу. Приходится тормозить придорожными кустами. Мопед застревает в зарослях ольхи, двухметровой крапивы и каких то пушистых колючек. Слезть с мопеда невозможно. Зову друзей на помощь. Дружно вытаскивают за багажник обратно на дорогу.
Впереди оказался затяжной подъём на высоченный холм. С вершины которого, открывается прекрасный вид на Пялусозеро с островами и деревнями.



Опять отдыхаем и, сориентировавшись в пересечениях полевых дорог, огибаем озеро с севера. Попадается ветхий деревянный мостик через приток реки Кулгомки. Далее дорога взбирается на луговой холм вдоль берега озера и сворачивает в лес. Решаем без разведки в тайгу не забираться. Стас идёт на разведку, Валентин с Димычем на рыбалку, а я занимаюсь обустройством стоянки.
К вечеру собираемся у костра. Стас нашёл тропу, рыбаки наловили щук. На ужин уха и жареная рыба. Стоянка расположена на открытом месте. Над озером сгущается туман, и похолодало так, что мокрая лодка Валентина покрылась инеем. Комары вымокли и вымерзли. Ночью нас не беспокоили.
* * *
Утром всех переполошили наши рыбаки. С восходом солнца они собрались и ушли на рыбалку. Вернулись, когда солнце пригрело наш косогор, и от жары некуда было спрятаться. Но рыбаки так продрогли на рыбалке, что залезли в палатку и даже в ней уснули. За несколько часов утреннего клёва удалось выловить шесть щук. Часть добычи сварили и пожарили, часть взяли с собой. В путь тронулись только после обеда.
Лесная тракторная дорога была в отличном состоянии. Большую её часть мы проехали. Катить мопеды приходилось только на подъёмах и в низинах с заросшей травой колеёй. К сожалению, эта дорога свернула на юг к Кулгумозеру, а дальше пошла самая настоящая таёжная тропа. Ехать по ней оказалось затруднительно. Попадалось много поваленных деревьев, в низинах делали разведку и протаптывали в осоке место для проезда. В лесу тропа была еле различима. Единственным ориентиром были старые зарубки на деревьях. Двигались медленно и очень внимательно. Шаг в сторону и тропу можно не найти. А плутать в тайге по резкопересечённой местности, да ещё с мопедом дело гиблое. Особенно если учесть, что дорог в этих местах нет, а вероятность выхода на населённый пункт бесконечно мала. В таких условиях не поможет даже ручей. В тайге их очень много, текут они от одного озера в другое и часто теряются в болотистых низинах.
Когда руки и уши были объедены комарами, а одежда вымокла от пота. Когда стало казаться, что тропе с её бесчисленными подъёмами, спусками и сырыми низинами нет конца, и стала подкрадываться отчаянная мысль, что мы сбились с пути и заблудились, в просвете между стволиками берёз блеснуло озеро. Это было Большое Кивоозеро. Тропа прошла высоким южным берегом и спустилась к короткой протоке в Малое Кивоозеро. Попытка ехать в этом месте по тропе, закончилась для Валентина поломкой крепления багажника. Багажник зацепился за дерево и опрокинулся назад, как кузов самосвала, разбив при этом стоп сигнал. Поломку устранили быстро, привязав багажник к раме.
Через протоку между озёрами, был переброшен узенький мостик из стволиков молодых берёз. Дальше тропа совершила несколько прыжков по невысоким буграм, свернула на юг и упёрлась в Лёвусозеро, с явными признаками лодочного причала и рыбачьей стоянки. Дальше часть маршрута проходила по воде нескольких озёр, соединённых протоками. Об этом Стас знал, так как бывал здесь раньше со стороны деревни Морщихинская, и озеро ему было знакомо. Оставалось найти часть тропы в обход озера. Но мы так вымотались, что решили дальше не идти, а на рыбачьей стоянке организовать лагерь и как следует отдохнуть.
Спор двух рыбаков о лодке, решился в пользу Валентина. Главный добытчик сразу же поплыл хлестать озеро спиннингом. Стас побрёл искать продолжение тропы, а я с Димычем чистил место под палатку, заготавливал дрова и ремонтировал кострище.
Стас нашёл продолжение тропы и сообщил, что тропа сильно завалена упавшими деревьями, придётся её чистить. Валентин выловил несколько щук, и сделал открытие – рядом с озером, есть ещё одно.



В него ведёт широкая, заросшая кувшинками протока за островом, что напротив нашей стоянки. Стас эти места знал, как свой огород. Сидя у костра и потягивая ароматный чай, он не торопясь рассказал невероятную историю здешних мест, полную загадок и тайн.
В здешних краях были два монастыря. Оба бесследно исчезли. Причина простая. Это были старообрядческие монастыри. До революции, при расколе церкви, на старообрядцев было гонение. Их расселяли, непокорных ссылали на каторгу. Но чаще всего старообрядцы не подчинялись и устраивали "гарь". Когда их окружали и пытались захватить, старообрядцы запирались в церкви и СЖИГАЛИ ЕЕ ВМЕСТЕ С СОБОЙ! По этой причине нет обоих монастырей. Самый загадочный из них, тот, что стоял на Монастырском острове в Наглемозере. О нем нет никаких сведений. Очень странный был монастырь. И совсем рядом с Масельгой. Это была его вотчина. Что здесь было до монастыря, вообще история умалчивает.
Перед укрупнением сельских хозяйств, на Масельге были обитаемы три деревни. Их три и сейчас. Масельга и Гужево с этой стороны водораздела. Третья деревня находится за земляной горой - сельгой, на другой стороне озера Вильно, и носит его название. Население, судя по разношерстным домам, было разнообразным, но в основном жили здесь изгнанники репрессий разных лет. Последнее поколение было изрядными лодырями и временщиками. Не зря пахотный клин с каждым годом становился все меньше и меньше, а дома жителей не по северному убогими. При укрупнении хозяйства, все лодыри перебрались в Морщихинскую, а их дома мигом растащили на дрова. Остались на озерах одни старики и коренные жители. Сейчас их человек пять наберется, а года через три, не будет ни одного. Именно их хоронят на Хижгоре и озерной плекале у часовни. Именно они, их отцы и матери были первыми жертвами торжества Социализма. Это самый работящий цвет царской России - первенцы Столыпинских реформ. Которых потом обозвали середняками и кулаками. Разграбили их хозяйства, а самих, зимой, без продовольствия и путной одежды, вывезли в эту тайгу и оставили погибать. До них здесь жили одни монахи да охотники. Но с монахами Советская власть разобралась в первую очередь, а их обители превратила в лагеря смерти. На Масельге к тому времени были только упраздненные монастырские земли. Ни одного монастыря здесь к тому времени уже не было, все они были восточнее, ближе к Каргополю. Жертвы репрессий зимой выжили. Кормила их тайга охотой и озера рыбой. Именно этот работящий и несломленный люд, восстановил и отстроил заново ветхое монастырское хозяйство: Они, восстановили мельницу на копани, а потом построили плотину и мельницу на Кулгомке. Они построили Гужево и возродили Масельгу и Вильно. Они перестроили церковь на Хижгоре. Потом была Отечественная война, и от цвета нации осталась четверть. Которую разбавили всякими бродягами и бездельниками.
Рассказ Стаса слушали молча. Создавалось впечатление, что в этом, всеми забытом, потерянном крае, погибла целая цивилизация, и при этом не одна. Когда чай был выпит и костёр догорел, стали укладываться спать. Ночью над палаткой повисла оглушительная тишина, которую не нарушал даже писк комаров.

komandor, Скорость не замерял. Тот спидометр, что стоял, был от велосипеда, поэтому врал в плюс. За счёт длинной выхлопной трубы, думаю, не более 40 км/ч.

На утренней рыбалке Валентин поймал счастливые семь щук.



Мы, в это время сготовили завтрак и ждали главного добытчика. Избыток несъеденной рыбы решили посолить, чтобы в будущем закоптить. Для этого, после завтрака, Стас с рыбаками стал ремонтировать полуосыпавшуюся земляную коптильню. Ну а я вызвался почистить тропу.
Продолжение тропы около лагеря я нашёл сразу. Первые сто метров шли через смешанный лес. Среди чахлой травы и черничников, тропа была легко различима. Препятствиями оказались несколько упавших гнилых берёз. Часть стволов растащил, часть разрубил, в обход больших деревьев расчистил проходы. Дальше было сложнее. Лес стал сосновым. Завалов здесь было мало, но еле различимую тропу пришлось вторично метить зарубками. В низинке, заваленной сухостойными ёлками, тропу потерял. Раскидал часть ёлок по сторонам и обнаружил полусгнившую табличку с вырубленной надписью «Тялозеро». Возможно, это был указатель. Присмотревшись к деревьям, обнаружил несколько старых зарубок, обозначивших тропу. Нашёл даже дерево, затёсанное с двух сторон. Возможно, здесь висел указатель на ответвление тропы. Чтобы не заблудиться, решил не искать потерянное продолжение основной тропы и не проводить разведку найденной. Вернулся в лагерь и рассказал Стасу о находке. Стаса находка тропы на Тялозеро заинтересовала. Он знал про озеро, но не думал, что туда есть тропа.
После обеда, мне на подмогу в расчистке тропы был командирован Димыч. Продолжение тропы нашли в другом месте, совершенно не там, где я её искал. Лес был смешенный, и вся наша работа состояла в уборке с тропы всякого мелкого мусора. До Чёлмиы - перешейка между Вендиозером и Торосозером, дошли быстро. За деревянным мостом из струганных брёвен через протоку, было продолжение озёрного перешейка, заросшего ольхой. Здесь рубили ветки и топтали осоку в низине. Завалов не оказалось. От копани в Гужово, шла тракторная дорога. Осмотрев её, мы побрели в лагерь.
Вечером, после удачной рыбалки Валентина, почистили рыбу, поужинали и завалились спать.
* * *
Утром всех разбудил Валентин. Озираясь на нас сонными глазами, он говорил: «Слышите, как рыба в озере плещется!?» Мы, сообща, решили урезонить добытчика, что от рыбалки у него крыша поехала, но тут сами услышали громкий всплеск со стороны лодочной пристани. Выбираемся из палатки и видим, как дикая утка ныряет за рыбьими потрохами, оставленными нами вчера вечером. Утка оказалась настолько непуганой, что на наше присутствие не обращала никакого внимания.
После традиционной утренней рыбалки, дрёмы и завтрака, Стас решил нас вывести на экскурсию по окрестностям Масельги. Сплавали на лодке Валентина в дальний конец Лёвоозера и осмотрели плотину и остатки мельницы. Потом пешком прошли по расчищенной тропе, и осмотрели брошенную деревню Гужово, Хижгору с деревянной церквушкой и деревню Масельга, в которой не оказалось ни одного обитателя. Хотя несколько домов были в исправном и даже жилом состоянии. Вернулись в лагерь под вечер. Теперь у нас было более менее чёткое представление о расположении озёр, проток и дорог в этом потерянном крае.
Вечернюю рыбалку, по жребию, выиграл Димыч. Угнаться за главным добытчиком сложно. Побить рекорд в семь щук за рыбалку, тем более. Тем не менее, Димыч обрыбился на две щуки, и в сумерках заблудился в Лёвоозере. Стоянку он почему-то искал метрах в трёхстах севернее нашей. При этом он уверял, что отчётливо слышал наши голоса именно там. Более того, он не видел Валентина, который ловил окуней на удочку в районе лодочной пристани. Мы же отчётливо видели все перемещения Димыча в озере, имеющем почти круглую форму.
Общее мнение друзей сводилось к тому, что Димыч может заблудиться не только в трёх соснах, но и в тазике. Я встал на защиту друга, подкинув мысль, от которой все умолкли: Когда я в одиночку чистил тропу, меня ни на секунду не покидал дикий ужас, что за мной кто-то наблюдает. Кстати, везде, где мы были, присутствовал хоть какой то шум, а здесь третий вечер царит зловещая тишина!
Какое то время все молчали и озирались по сторонам, пытаясь разглядеть в призрачных белых сумерках того, кто за нами наблюдает. Глаза! Сказал Валентин, показывая в сумрак чащи. Приглядевшись, мы заметили, как в окружающем нас лесу вспыхивают и гаснут еле заметные огоньки. Таинственные обитатели леса десятками глас наблюдали за нами.
Напряжение росло с каждой минутой. Димыч нервно пытался прикурить от подобранной у костра головешки. Головешка тлела, руки дрожали, прикурить не удавалось. Тишину нарушил хохот Стаса. Прокашлявшись и прочихавшись, он, наконец, сказал: «Димыч! Это не головешка! Ты от светлячков пытаешься прикурить. Дрова кругом одно гнильё. Для костра наломали, теперь эти гнилушки светятся! Идите спать, а то черти начнут мерещиться!»
Пока дело не дошло до чертей, стали укладываться спать. Первым уснул убродившийся за день Стас, и стал своим диким храпом наводить ужас не только на лесных обитателей, но и, наверное, на местных чертей.
* * *
Дальнейшее пребывание на Маселгских озёрах могло стать однообразным, если бы не туристы. В этот потерянный край, кроме нас, забрели туристы. И были они не просто туристы, а лодочники и рыбаки. Более того, они были нашими земляками.



Причём не просто земляками, а коллегами Стаса по работе. По этой причине наш лагерь пополнился одной палаткой и тремя надувными лодками. Компанию нам составили чета Крыловых со студентами.
На этом позвольте закончить рассказ о мопедном походе по северу. Тем более, что описывать далее нечего. Наловив и закоптив приличный запас рыбы, мы снялись со стоянки и отправились в Морщихинскую. Наши водоплавающие друзья везли наши рюкзаки в лодках через все озёра. А мы где тащили, где катили мопеды по остатку тропы и тракторной дороге с Гужова. В Морщихинской, погрузили водоплавающих на рейсовый автобус до Каргополя, отдав им часть нашей поклажи. В Каргополе у водоплавающих была пересадка на другой автобус, до Няндомы. Мы, вновь загрузив мопеды своими вещами, добирались до Няндомы с промежуточной ночёвкой и отстали от друзей на сутки. В Няндоме слив остатки топлива, сдали мопеды в багаж и добирались до Ярославля поездом.
Для нашей группы, это был последний групповой мопедный поход. Рыбаков так заинтересовала Маселга, что они пересели с мопедов на надувные лодки и несколько сезонов подряд ездили на эти озёра отдыхать и ловить рыбу. Я пересел с газульки на двуху и совершил несколько вылазок по северу, одолев в последнем походе тайгу между Сыктывкаром и Архангельском. Об этом есть отдельное повествование из нескольких рассказов. Что касается Маселги, то о ней разговор особенный. Собрав по ней кучу самой разнообразной информации, я выложил её в отдельном повествовании. Это настоящая баллада о Потерянном крае, в который хочется приезжать снова и снова, чтобы разгадать его тайны или случайно найти новые.



Долго будет Карелия сниться!!! Видео о походе, если откроется. И если не потёрли:

Следующий рассказ, естественно про Маселгу и её тайны. По времени конкретной привязки нет. Относится он к Горбачёвской перестройке и ускорению. В рассказе собраны все сплетни и байки о Потерянном крае. Герои рассказа реально существовали. Индеец Дим, к Димке из предыдущего рассказа никакого отношения не имеет. Это разные люди. Рассказ и его части давно бродят по просторам Интернета. Привожу его полностью и без сокращений.

СИНИЕ ГВОЗДИ.
***************

Это мой мир!
Я в нем живу!

Сталкер.

1 Накануне.

Петр Первый сидел на щербатой деревянной лавке и разглядывал свои драные ботинки без шнурков. Один ботинок уже просил каши. Полуденное июльское солнце рисовало на потрескавшемся бетонном полу квадратики зарешеченного окна. В цеху было жарко, душно и пусто. Под потолком шипела и щелкала батарея труб с перегретой водой. В совке со стружкой поскрипывал сверчок. Петр снял сырую от пота рубаху, бросил ее на лавку, и постарался расположиться так, чтобы сквознячком из коридора обдувало спину. Но сквозняка не было, а спина тут же ощутила тепло потолочной батареи, нагретой до двухсот градусов. По хребту и лопаткам, противно щекоча, поползли капельки пота. Петр встал и подошел к сваренной из толстых стальных прутьев решетчатой двери. За дверью залитая зноем асфальтированная дорожка. На дорожке о чем-то трепались два охранника в хаки с рациями и собакой. Дальше забор из колючей проволоки, газон, двухметровый бетонный забор, на столбах которого опять колючая проволока на фарфоровых изоляторах. За забором возвышается гладкая, без окон стена какого то здания. По крыше здания бегают и противно верещат чайки. Тощая собака охранников тяжело дышит и пытается спрятаться от палящего солнца в тени фонарного столба. Пасть открыта, язык набок, с языка капает слюна. Собака жалобно поскуливает, увидев Петра, лениво гавкает, поглядывая на охранников.
- Ребята! Придержите собаку, я стружку выкину!
Охранники повернулись к Петру, один из них лениво проговорил:
- Иди, выкидывай, собака старая, не кусается, да и не до тебя ей!
Петр взял тяжелый совок, распахнул решетчатую дверь и зашагал мимо охранников и собаки к мусорному баку. Собака проводила его равнодушным взглядом, потом замерла в классической стойке, улавливая едва различимый и доступный только ее слуху звук, доносящийся из цеха. Сорвалась с места и в три прыжка исчезла в помещении. Охранники бросились за ней.
Петр застал охранников стоящими посреди цеха в полной растерянности.
- Максим! Опять твоя Борка крысу ловит?!
- Да если б крысу... Петро, куда она могла спрятаться?
- Дверь в коридор закрыта. Здесь где-то шастает.
За токарным станком с низкой и невероятно длинной станиной раздалось чмоканье и бульканье воды.
- Да вон она! За "ДИПом" воду из ведра пьет!
- Борка! Фу! Нельзя!
- Да пусть пьет! Вода чистая, дважды кипяченая, да и жарко собаке!
- Нельзя ей в такую жару! У нее почки больные!
Максим перелез через станок - обходить слишком далеко, и потащил жалобно скулящую собаку за ошейник от ведра с чистой и прохладной водой к выходу, на полуденное пекло.
- Максим! Осторожнее! Здесь стружки полно, Борка себе пятки порежет!
Охранник сгреб собаку в охапку и скрылся за дверью в лучах ослепительного солнечного света.
Петр запер дверь, закинул на плечо липкую и противно пахнущую рубаху, окинул придирчивым взглядом пустой душный и мрачный в маслянистых испарениях цех, и с чувством выполненного долга зашагал в раздевалку.
Отмыться в душевой от липкого пота не удалось - горячей воды не оказалось, а холодная прикинулась теплой и закончилась, едва смочив голову.
- Убью энергетика!
Ворчал Петр, натягивая на мокрые ноги грязные штаны от спецовки. Злой как сто чертей он шел размашистой походкой по цеху в поисках хоть чего-то, чем можно было помыться. Дверь энергоучастка была приоткрыта, и с участка доносились какие то звуки. Петр ударом ноги распахнул дверь и со всей своей яростью на перевес ввалился во владения энергетика. Здесь стояла жара как в сауне. Ноги заскользили по какой то мокрой и липкой грязи. Перед открытым бойлером, в одних трусах, весь рыжий от ржавчины стоял на коленях Димка и широким зубилом вырубал из поронита новую прокладку. Петр был готов увидеть здесь кого угодно, только не этого, похожего на индейца парня. - Димон! Что ты здесь делаешь?
Парень поправил слипшиеся от грязи и пота длинные волосы и, не отрываясь от своего занятия, ответил:
- Устраняю ошибки руководства. Наш новый энергетик, "папин" сын, решил сэкономить на воде. Бойлер, говорит, не котел, на технической воде должен работать. Бойлер про такие обязанности не знал, и через четыре дня засорился. А крайний во всей этой истории я оказался!
Петр грязно выругался, потом его рассудок взял вверх над эмоциями, и стал лихорадочно соображать, как выпутаться из создавшегося положения. Димку было конечно жалко. Но главная беда заключалась в том, что над их совместной затеей - провести отпуск в автопоходе, нависла угроза срыва. Стартовать должны вечером, сейчас полдень, а у Димки пол-участка разобрано. Нужно ему срочно помогать. Прикинув объем работы, Петр спросил:
- Чем я могу тебе помочь?
- Петр Петрович! Вы мне уже помогли, сделав весь ремкомплект. Мойтесь и идите домой готовить технику. Меня не ждите, до озер я доеду на поезде с опозданием дня на три. "Папа" все равно не отпустит, пока цех не запустим.
- Ясно! Спорить, и мешать не буду, у тебя воды помыться не найдется?
- Найдется!,-
сказал Димка, и указал на смеситель с душем, прикрученный к колонне посередине участка.
Петр помылся, и, обмотав ступни ветошью, пошлепал в раздевалку. Димка был единственным человеком на заводе, которому Петр доверял, и дружбой с которым гордился. На таких людях держался завод. Волна перестройки занесла на предприятие разных проходимцев. Их в цеху не любили, но считаться с ними приходилось.
Одевшись и собрав домой свой нехитрый скарб, Петр последний раз взглянул на свои ботинки, взял их из шкафчика и бросил в корзину для мусора. Это были двадцатые, изношенные Петром на этом заводе ботинки.
У проходной, в тени ворот, Петр заметил Борку. Собака лежала на пыльном асфальте, положив голову на передние лапы. Рядом стояла алюминиевая миска с какой-то желтой жидкостью. В глазах собаки застыли боль и смертельная тоска.
* * *

Еле заметные движения воздуха колышут вертикальные жалюзи на окнах. В кабинете душный полумрак. На мониторе компьютера несущаяся навстречу звездная пустота. Валентина злилась на полное отсутствие информации и чувствовала себя беспомощной и ненужной. Случайная встреча в турклубе с "Мастаком", и его рассказ о "Потерянном крае", разожгли с новой силой азарт странствий и приключений в душе Петра. Скорый на сборы Петр сагитировал друга Димку и уговорил сына провести отпуск в походе. У Валентины, как у бывалого штурмана геологоразведки даже не спросили согласия, а дали задание разработать маршрут. Маршрут не получался. Описанное "Мастаком" место, находилось там, куда туристы не ходили, соответственно не было и отчетов в турклубе. За неделю Валентина перевернула всю областную библиотеку. Результат оказался нулевым: Писатели, художники и прочие знаменитости в тех краях не жили. Военных действий там не велось, старинные торговые пути обходили тот край стороной. В старых атласах и картах не нашлось даже озер и дорог, о которых рассказывал "Мастак". Последняя надежда на Интернет, предоставленный начальником отдела, провалилась в тартарары. Волшебные три дабол ю не сообщили ничего полезного.
Летящие по экрану звезды стали раздражать. Валентина выключила компьютер и подошла к окну. Легким движением распахнула створки жалюзи и зажмурилась от яркого солнечного света. Открывать глаза не хотелось. Слишком несоизмеримый контраст был между этим кабинетом и заоконным пространством. В кабинете царило торжество цивилизации: Подвесные потолки, встроенные светильники с регулируемой яркостью, стены из красного дерева, ковровые полы, удобная мебель, современная электроника. За окном хотелось видеть фантастический космодром, красивые, рвущиеся в небо здания, цветущий сад, клумбу с разбегающимися от нее прямыми дорожками... Валентина открыла глаза: Черная от сажи, с облупившейся краской рама, потемневшие с грязными разводами стекла, ржавая грубо сваренная решетка, семь нещадно дымящих труб и черные крыши заводских корпусов.
* * *

Тоха в одних плавках лежал на горячем песке. Солнце приятно жгло спину. Капельки воды быстро испарялись. Мокрые волосы и плавки приятно холодили. Шумел морской прибой, кричали чайки, Антонов пел про корабли. Тоха балдел.
- Иванцов! Хватит загорать! Иди домой, я мастерскую закрываю!;
сказал стоя на низком подоконнике "Мастак".
Тоха повернулся и выключил магнитофон. Шум моря, крики чаек и песня Антонова исчезли. Остался зажатый корпусами мастерских двор техникума. Площадка, подготовленная под укладку асфальта с Тохой и катком посередине.
- Александр Игоревич! Окна я помыл, мусор подобрал! До конца смены еще время есть, я здесь полежу!;
просяще промямлил Тоха.
- Иванцов! смена у вас последняя, да и группа давно ушла! Иди переодевайся, мне еще ваши наряды оформлять надо!
Тоха лениво поднялся и огляделся. Двор был совершенно пустой, если не считать старой вороны, бродившей по кромке крыши. Клюв вороны был открыт, грязные крылья опущены и волочились по крыше. Ворона боязливо поглядывала то на Тоху, то на его ведро. В ведре оставалось немного воды. Тоха подобрал ржавую консервную банку, вылил в нее остатки воды и поставил на капот катка. Снял с дуги катка одежду, подхватил пустое ведро и запрыгнул в открытое окно мастерских. Обходить весь корпус не хотелось, да и "Мастак" наверняка запер ворота. Закрыв окно, Тоха стал наблюдать за вороной. Ворона, подобрав с крыши засохшую горбушку ржаного хлеба, лихо спланировала на капот катка. Потоптавшись около банки, положила сухарь на капот и, боязливо оглядываясь, стала пить воду. Напившись, подобрала сухарь и ткнула им в банку - сухарь в банку не пролезал. Лихо перехватив сухарь за другую сторону, ворона опять попыталась просунуть его в банку - опять не лезет. Попыталась помочь лапой, но банка опрокинулась и вместе с сухарем упала с капота катка.
- Растяпа!; пробормотал Тоха.
Между тем ворона слетела с катка и, прыгая около колеса, пыталась найти упавший сухарь. Тоха видел, что сухарь застрял в скребке колеса, и глупость вороны стала его раздражать.
- Бог, создавая тварь летающую, слишком много сэкономил в весе ее мозгов!;
подумал Тоха. Наблюдения за вороной прервал появившийся в мастерской "Мастак":
- Ианцов! Опять ворон считаешь! Долго тебя ждать?!
Тоха побрел в раздевалку. Отыскав в общем бардаке упавшей вешалки свои вещи, несколько раз чертыхнулся: Кроссовки были намертво привязаны шнурками к батарее. На рукавах рубахи были завязаны такие узлы, что попытка развязать один из них окончилась полной "ампутацией" рукава. Брюки были надорваны по шву на самом интересном месте. Вобщем друзья позабавились на славу. Собрав свои вещи, в чей то уцелевший пакет, Тоха побрел к выходу. На рукоятке дверей висел открытый замок с ключами. Тоха запер дверь, взял в ладонь теплые ключи и сал их рассматривать. Ключи были настолько стерты, что на них не осталось ни одной острой грани. Даже кольцо, на которое были надеты ключи, было в сечении не круглым, а овальным. Сколько им лет? Сколько лет здесь работает "Мастак"? Проходя мимо открытой двери кабинета завмастерских, Тоха заметил "Мастака". Он, в грязном халате сидел за компьютером и, не глядя на экран, тыкал грязным указательным пальцем в клавиатуру. Отдавая ключи, Тоха взглянул на экран. Программа была далеко не игровой. "Мастак" что-то писал на бейсике.

2 Час ведьм.

По дороге, которой почему-то не оказалось на карте, катил уляпанный грязью старенький "Москвич". За ним, плавно покачиваясь на неровностях дороги, тащился необычного вида прицеп. Длинная и плоская мотолодка, поставленная на колеса, покорно следовала за "Москвичем" как за опытным знатоком сухопутных дорог.



Басовито урчал прогоревшим глушителем двигатель, поскрипывала и позвякивала изношенная подвеска, гулко бухали в прицепе пустые канистры. За кормой прицепа остались бессонная ночь, грозовой фронт и шестьсот километров далеко не идеальных северных дорог. Две пары усталых глаз пристально смотрели через запыленное ветровое стекло на однообразную дорогу. После Вельской развилки, дорога свернула на запад, выпрямилась и стрелой рассекая тайгу, повела в неизвестность. На протяжении последних полста километров не встретилось ни одной деревни, ни одной таблички с названием. Даже редкие километровые столбы несли отвлеченную цифру с одной стороны. Приемник потерял последнюю станцию и стал хрипеть, свистеть и щелкать. Петр покрутил стрелку настройки по всем трем диапазонам "Былины", и выключил приемник. Ни одной станции в эфире не было.
- Все! Валюха! В "Потерянный край" въезжаем!
- Не торопись, пилот, приедем, когда эта дорога кончится!
- Что у нас первое по расписанию на этой дороге?
- Встреча с ведьмами!
- Кошмар! Далеко до них?
- По времени еще полчаса, по расстоянию вроде приехали. Тормози в конце этого болота. Ждать будем!
Петр остановил машину перед крутой лесистой горой, перегнулся через спинку сидения, похлопал лежащего Тоху по плечу.
- Проснись! Привидение! Вылезай, проветрись!
Тоха нехотя выбрался из машины и получил в руки резиновое ведро и тряпку для мытья машины. Все оказались при деле: Петр проверял состояние самодельного прицепа, Валентина, присев на обочину дороги, сверяла кроки с местностью, а Тоха полез в низкий кювет за водой и обнаружил там морошку и лягушек, у которых пришлось выпрашивать воду.
Наконец машина вымыта, проверена и заправлена. Место определено, и весь экипаж сидит на зеленой обочине и жует дежурные бутерброды, запивая их домашним чаем из китайского термоса.
- Тоха! Ты лягушек за воду поблагодарил?
- Нет.
- Зря! Дороги не будет! Поблагодари и можешь давить дальше, до следующего дождя. Эта туча нас все равно догонит.
Длинный северный день заканчивался. Ветер стих и в тайге воцарила сказочная тишина. Окружающий мир стал добрым и уютным. Чистейшее небо, ласковое солнышко над вершиной холма, красные стволы сосен, даже белый мох болота манили к себе и просили остаться. Валентина подобрала из подсыпки дороги увесистый булыжник и швырнула его на белую перину болотного мха, совсем рядом с обочиной. Мох вздыбился от всплеска черной болотной жижи.
- По местам стоять! С якоря сниматься! Час ведьм настал! Пилот, бдительность не теряй!
Отъехав от обочины, Петр заметил, что совершенно не видит дорогу. Солнце оказалось низко над вершиной холма и точно над дорогой. Яркий свет слепил, отражался от щербатого асфальта, дорога казалась стеклянной. От лучей солнца не спасали ни темные очки, ни козырек. Свет отражался в мельчайших царапинках ветрового стекла, заставляя сиять его всеми цветами радуги.
- Ну и ведьмы! Куда ехать? Не видать ни хрена!
- Вперед, пилот, смелее! Это сияют "Девятые врата"! Они раз в столетие открываются! Летим в них, пока не закрылись!
Высунув голову из окна, ориентируясь только по обочинам, Петр медленно, на первой передаче, взял подъем. С холма открывался чудесный вид: Стрела дороги, летящая к горизонту и подернутая дымкой тайга.
- Тормози, пилот, самое интересное пропустишь!
Машина остановилась на седловине холма. Валентина вышла, прошла несколько шагов назад, и стала внимательно всматриваться в спуск дороги.
- Идите сюда! Начинается!
Петр с Тохой выбрались из машины, и подошли к Валентине. Какой сюрприз преподнесут ведьмы, и что начинается, понять было трудно. Валентина ничего не говорила, а только широко открытыми глазами зачарованно смотрела на дорогу. Отец с сыном поначалу ничего не заметили, но изменения в окружающем мире уже начали происходить: Голубая дымка над тайгой стала сгущаться и наступать на подножие холма. Холм медленно тонул в этом бездонном мареве. Казалось, дорога метр за метром растворяется в пустоте. Пустота поглощала все; корабельные сосны, придорожные кусты малины, в пустоте утонуло пол машины, и из этого голубого тумана торчала только корма мотолодки. Между там колдовство ведьм продолжалось: Голубое марево заполнило все пространство до горизонта и стало терять свою воздушно матовую форму. Поверхность тумана выравнивалась и уплотнялась, становясь глянцевой. Солнце отразилось в этой поверхности, и от отражения к ногам путников протянулась узкая сверкающая дорожка. Голубой туман обернулся теплым, ласковым морем, слегка подернутым легкой рябью. Рябь медленно отступала, и в зеркальной водной поверхности начинали отражаться сосны, придорожный знак, полузатопленная машина. Только водоплавающему прицепу эта стихия была "по бортам", и казалось, что лодка не стоит на дороге, а плавает в воде. Вода едва заметной волной колыхалась у самых ног, манила и звала окунуться в эту кристально чистую свежесть. Путники стояли молча и как завороженные смотрели на это торжество природы. Они затаили дыхание и боялись даже пошевелиться, чтобы не разрушить это чудное видение. Волшебство длилось минуту, две, потом раздался рокот, и из моря, как кит, выполз на сушу, волоча длинное тело, "МАЗ"- лесовоз с помятой кабиной и прицепом - роспуском. Морская гладь заколыхалась и бесследно растворилась в воздухе. Напрасно путники ждали, когда мираж восстановится. Час ведьм часто преподносит фокусы, но очень редко их повторяет.



3 Полет Романтики.

До Морщихинской добрались к полудню. Погода основательно испортилась. Дорога от бушевавшей ночью грозы основательно подмокла, и Петру пришлось применить всю виртуозность пилота, чтобы удержать машину на этом скользком лесном серпантине. Час ушел на обследование села и его окрестностей, написание и припрятывание письма для Димки. Наконец машина, громко рыча через разобранный глушитель и раскидывая грязь зверскими шипами на колесах, подъехала к северной оконечности села. Выезд из села преграждала бескрайняя лужа и размешанная коровами грязь около фермы. Оптимизм у путешественников резко упал почти до нулевой отметки. С минуту разглядывали лужу, потом Петр заглушил мотор и пешком пошел искать брод. Побродив по луже и выбросив из нее несколько плавающих жердей и поленьев, Петр вернулся и решительно надавил на газ. "Москвич" ринулся в бой. Грязная вода лужи встала стеной и обрушилась на ветровое стекло. Машину сильно тряхнуло, двигатель взвыл на высоких оборотах. Когда дворники за несколько взмахов очистили стекло от грязи, путники увидели уровень воду в луже почти на уровне своих глаз. Невероятно было то, что машина двигалась. Возможно, она плыла, возможно, водоплавающий прицеп заступился за своего провожатого и выталкивал его из воды. Из-под переднего колеса выскочила увесистая дровина и, сделав в воздухе сальто, бухнулась на капот. Машина опять нырнула, дровину смыло, опять началась тряска как на вибростенде. За уляпанным грязью стеклом мелькнули изумленные морды коров. Когда стекло очистилось от грязи, за ним ползли по бокам изгородь из жердей и потрепанная крыша коровника. Впереди было серое небо с рваными тучами. Машина, надрывно урча, карабкалась в крутой песчаный косогор. Дальше было поле, спуск к мостику через маленькую речушку. За мостом "Москвич" не вписался в тракторную колею и сел на брюхо. Пока выволакивали машину с помощью якоря и лебедки, заметили, что от моста видно купол сельского храма. За мостом обнаружили ответвление тракторной дороги вправо. Когда Валентина выяснила из записей, что ехать надо прямо, Петр, глядя на купол, перекрестился. Впрочем, дальше полевая дорога кончилась и началась разбитая лесная просека. Лебедку пришлось применять на каждых ста метрах, и каждые десять метров орудовать лопатой и топором, срубая кочки и заваливая липкую и скользкую глину валежником. Изрядно вымотавшись, друзья добрались до места, где дорога делилась на три. Решили сделать разведку и поужинать. Записи Валентины подтвердились: Левая дорога уходила вниз к озеру, правая огибала небольшую сухую возвышенность и примыкала к средней. Дальше шла подсыпка песком.
После ужина приняли решение: Разгрузиться, и дальше до Челмы следовать на лодке по озеру, а на машине по дороге. В заросшем папоротником придорожном овраге спрятали лишние канистры, запчасти, глушитель, багажник и сцепное устройство. Машину общими усилиями затолкали на возвышенность, снабдили Петра легендой и отправили по дороге. Тоха и Валентина впряглись в прицеп - лодку и покатили ее по спуску к озеру. Дорога была сухой и твердой. Обнаженные корни деревьев, пересекаясь и сплетаясь, затрудняли движение. Лодку приходилось толкать вперед и одновременно придерживать, чтобы она не поворачивалась боком, уперевшись колесом в очередной корень. Тохе пришла мысль, что дорога похожа на железнодорожное полотно, с которого сняли рельсы, оставив одни шпалы.
Размышления были прерваны возникновением на дороге человека. От куда он взялся никто не заметил. Просто вышел из-за дерева и смотрел, как два уставших туриста волокут лодку. Наконец путники его заметили и стали рассматривать. Человек был не хилого телосложения, под два метра ростом, босой, давно не бритый, не стриженый и даже не мытый. Одежда состояла из оборванных выше колен грязных штанов и такой же рубахи без рукавов и пуговиц. Полы рубахи были завязаны на животе узлом. В черных от сосновой смолы руках детина держал, как показалось Тохе, громадную дубину со страшными стальными крючьями на конце. При виде этого орудия сердце у Тохи провалилось под стельку левого сапога.
- Ребята! дайте закурить! А то я свои дома забыл!;
добродушно произнес "разбойник" стандартную для таких случаев фразу. Тоха сразу же почувствовал признаки несварения в желудке.

Валентина неторопясь достала початую пачку "Примы" и спички. Незнакомец взял одну сигарету, и лихо манипулируя одной рукой, прикурил, глубоко затянулся и, глядя на лодку спросил:
- Далеко путь держите?
- До Челмы!;
спокойно ответила Валентина.
- Вы с Ярославля?
- Да!
- Образцов Стас с вами?
- Нет! Он в этом году не приедет!
- Жаль! Давайте, я вам помогу посудину до воды дотащить, а вы меня через лахту перевезете?!
Не дожидаясь ответа, детина бросил свою дубину в лодку, ухватился за штевневую кницу и спокойно поволок лодку, будь то это была детская тележка.
В конце спуска путники натолкнулись на обширную и глубокую лужу. Утроенной силы на ее преодоление явно не хватало. Здесь Тоха догадался снять с лодки колеса и провести ее через лужу на веревке. Последние метры от лужи до озера лодку перетаскивали по частям. Благо она была секционной и легко разбиралась.
Озеро встретило путешественников гробовой тишиной, свинцовой водой и таким же серым небом. Моросил осточертеневший дождь, нудно пищали голодные и злые комары, по заплеску хлюпала мертвая зыбь. Прежде чем собрать лодку, пришлось отмыть ее от грязи и отмыться самим. Наконец лодка собрана, спущена на воду, загружена и установлен мотор. Валентина садится на корму к мотору, Тоха на среднюю банку. Незнакомец, легко сталкивает лодку в воду, заходит по колено и так же легко запрыгивает в кокпит. Лодка при этом даже не покачнулась. Примерившись к веслам, детина легко гребет через узкую лахту к упавшему в воду дереву. Лодка при этом идет ровно, без толчков, вспарывая плоским носом водную поверхность. На подходе детина сушит весла, встает, ловит ногой ствол дерева, и, переступив на него, плавно отталкивает лодку в озеро.
- За островом, в двух кабельтах посредине лахты банка с одинцами! Будьте осторожны с мотором!;
говорит он на прощание и тает среди деревьев. Тоха облегченно вздыхает и берется за весла.
- Ма! Ты его знаешь?
- Нет, но догадываюсь, кто это. Это серогон или вздымщик, работник химхоза. Их еще химиками называют, хотя к зекам они отношения не имеют. У него где-то здесь участок, он живет на нем в небольшой избушке. Тем дубинообразным резаком он делает на соснах косые надрезы и собирает смолу. "Мастак" рассказывал, что этот дикарь в прошлом был боцманом на тральщике, потом его списали на берег по состоянию здоровья. Был он один без семьи и в годах, вот и подался в тайгу. Теперь этот лес для него - дом родной.
Пока мать говорила, Тоха на веслах выгребает через редкий камыш к чистой воде. Валентина опускает мотор, проверяет бензопровод и дергает за пусковой шнур. Мотор заводится с пол-оборота. Тоха убирает весла. Лодка разворачивается носом к ближайшему островку и начинает набирать скорость. Скуловая волна с шипением вырывается из-под плоского носа лодки. Валентина дает полный газ, нос лодки подымается над водой, корма оседает, скуловая волна уходит под днище. Двигатель ревет, пытаясь вытащить лодку на глиссирование. Корпус лодки выравнивается, скорость начинает резко возрастать, гул двигателя становится тише и лодка начинает мелко дрожать всем корпусом. Она уже не плывет, а летит по гребешкам волн. Мимо проносится островок с торчащим из осоки побелевшим от времени жерличником. Озеро открывает очередную залу своего нескончаемого лабиринта. Заводь настолько большая, что кажется, лодка приклеилась к воде и не движется, так медленно плывут мимо ее берега. На самом деле мертвая зыбь несется под лодкой со скоростью в 35 километров в час.
Неожиданно дрожь корпуса лодки прекращается, Валентина машинально глушит мотор. Сильный удар в днище откидывает мотор и валит Тоху с банки. Потирая ушибленный локоть, Тоха забирается на место и смотрит за борт. Лодка уже потеряла ход, волны нет, и в чистой воде под лодкой медленно скользит спина какого то чудовища, покрытая бугристой чешуей и громадными волосатыми бородавками. Доисторический ужас сдавил Тоху так, что он чуть не задохнулся.
- Что это!?
прошептал Тоха, испуганно глядя на Валентину.
- Каменистая отмель!
безразлично ответила мать, осматривая дейдвуд мотора.
- Бери весла и греби вон к тем кувшинкам, а то совсем застрянем.
Тоха боязливо отпускает за борт весло и трогает им бугристую чешую. Оказывается это галька, покрытая тонким слоем донного ила. Сделав несколько гребков, весло зацепилось за волосатую бородавку - обычный обросший водорослями валун. Рядом с валуном лежали какие то красные черепки. Валентина их тоже заметила:
- Кто-то на этом камне винт похоронил. Это лопасти от мультипитча, их можно о любую корягу обломать. Греби шустрее, а то до темна от сюда не выберемся.
Лодка выведена с опасной мели и опять летит по озерной лахте. Тоха пристально вглядывается в предательски гладкую поверхность воды и старается распознать скрытое на ней и под ней препятствие. Но Валентина, как опытный лоцман, распознает скрытые озером подвохи намного быстрее, чем сын их увидит. Вот лодка резко меняет курс и обходит плавающее бревно. Зеркально гладкий участок воды не понравился из-за растущих на нем сине-зеленых водорослей и обходится через редкий тростник. Уютный камышовый заливчик таит упавшее дерево, а плотная стая чаек на воде указывает на мель. Плоскодонная лодка с высоко установленным мотором не боится таких препятствий. Винт, увеличенного шага, с подрезанными под "свиное ухо" лопастями сбросит с себя любые водоросли, а острозаточенная стальная пластина на шпоре избавит винт от рыбацких снастей. Валентина все это знает, и зря не рискует.
На западе появилась и стремительно увеличивается полоска чистого неба. Шквал идет. Валентина уводит лодку ближе к подветренному берегу и начинает выписывать слалом между островками камыша и полями водяных лилий. Ветер крепчает, его порывы гнут камыш на низком берегу и стараются затащить лодку на середину озера. Вода в озере седеет. Заходящее солнце выглядывает из-за туч и окружающий серый мир мгновенно преображается: Вода чернеет и теряет прозрачность. Камыш наливается сочной зеленью. Серые чайки на отмели становятся ослепительно белыми. Березки на низеньком островке светятся белоснежными стволами, покрытыми маленькими черненькими родинками.
Солнце зацепляется за кромку горизонта и становится большим и багровым. Окружающий мир блекнет и темнеет. Небо становится черным, стволы берез и чайки розовыми и напоминают фламинго. Лодка обходит березовый островок по узкому проливу и оказывается в последней лахте озера. Кажется, что дальше хода нет: Справа, высокий голый косогор. На самом его верху горят на солнце багровым огнем окошки нескольких убогих избенок. Багровый отсвет стелется по всему косогору. Прямо, темнеет громадная лесистая грива. На самом ее верху, на фоне черной грозовой тучи что-то блестит. Тоха пытается рассмотреть это "что-то", и с изумлением замечает, что это обычный деревянный крест на куполе почерневшей от времени и покосившейся церквушки. Что находится слева, разглядеть нет времени. Лодка, выскочив из-за низкого мысочка, делает резкий поворот и сталкивается с такой встречной волной, что Тоха едва не оказался за бортом. Плоский нос лодки давит волну. Брызги летят в разные стороны, а пенный гребень окатывает Тоху с ног до головы. Холодный ветер лезет в рукава, за ворот, вытягивая из мокрой штормовки остатки тепла и уюта. Лодка скачет с волны на волну, как бы пытаясь догнать уходящее за горизонт остывающее солнце. Тохе надоело уворачиваться от ветра и брызг, он натянул на голову капюшон штормовки и, повернувшись к взбунтовавшейся стихие спиной, ждал, когда все это прекратится.
Ветер и волна прекратились так же неожиданно, как и начались. Тоха откинул штормовку и огляделся. Изрядно стемнело. Разглядеть что-либо на берегах в поздних сумерках невозможно. Любой куст можно принять за корову и наоборот. Лодка неслась по широкой, плавно уходящей вправо, излучине реки. Казалось, что берег сейчас замкнется и озеро, наконец, кончится. Но берег, мысок за мыском отгибался вправо, открывая новую перспективу. Тоха стал думать, что лодка попала в кольцевой канал и движется по кругу. Но перспектива вдруг открыла прямой участок, и лодка заскользила к дальнему лесу. Лес медленно приблизился и озеро, наконец то закончилось. Валентина сбавила скорость до минимальной и стала всматриваться в темный лесистый берег. Неожиданно, совсем рядом с лодкой, показался торчащий из воды шест. Валентина развернула лодку и направила ее прямо на берег, в промежуток между кустов козьей ивы. Тоха, ожидая толчка, взялся за борта. Толчка не последовало. Лодка проскользнула между кустов и оказалась в узкой, извилистой протоке. Тоха взял весло и стал им отпихиваться от торчащих из ободранных берегов корней и коряг. Лес смыкался над протокой. Было холодно и сыро. В чаще вспыхивали какие то бледно-голубые огоньки. Над протокой, навстречу лодке, беззвучно трепыхаясь в воздухе, что-то летело. Тоха едва успел пригнуться, и это что-то шаркнуло его по капюшону.
- Что это!
- Вампиры!
- Ма! Не пугай и так страшно!
- Да! Тоха! Летучих мышей ты конечно не видел! Что там впереди?
- Если не крокодил, то, наверное, бревно.
- Держись крепче!
Лодка мягко ткнулась в бревно. Валентина крутанула газ до отказа, взревел мотор, вспенивая воду. Лодка встала на дыбы и, бухнувшись плоским дном в воду, оказалась уже за бревном.
- Ну, ты, штурман, блин, даешь!
- Плавали! Знаем!
Мотор стал дергаться, задевая за дно протоки. Пришлось подложить под дейдвуд припасенный брусок. Мотору это не понравилось, он стал булькать, фыркать и почти перестал тянуть. С уменьшением глубины, в протоке образовалось течение, и потащило лодку сквозь кусты. Бесполезный мотор заглушили. Вокруг образовалась мертвая тишина, нарушаемая только хлюпаньем Тохиного весла.
- А вдоль дороги, мертвые с косами стоять! И тишина...
с блаженством произнес Тоха, и чуть не заорал от панического ужаса: Протока сужалась и на ее берегах белели какие то фигуры. Течение волокло лодку прямо к ним. К счастью, под днищем заскрипел песок, и лодка застряла на мели. Тоха вглядывался в призрачные белые фигуры.
- Тоха! Что попросишь, то и будет! Иди, разбирайся со своими мертвецами, заодно спроси у них, куда протока ведет?
Юмор матери немного снял испуг. Тоха нехотя вылез из лодки и осторожно сделал несколько шагов вперед.
- Нет здесь никого! Это срубы развалившегося моста. Рядом через протоку тракторный брод и ужасно мелко.
Только Тоха успел это сказать, как из леса, откуда-то совсем рядом, донесся такой душераздирающий вопль, что пришлось пригнуться и вприпрыжку бежать к лодке.

Валентина рассмеялась. А в лесу кто-то продолжал неистово орать и верещать.
- Не дрейфь, Тоха! Это неясыть поет!
- Ктоо???!!!
- Да сова такая!
- Эту канарейку, отцу в машину посадить! Место сигнализации! Любой, блин, бандюга в штаны наложит!
- Зачем нашей помойке сигнализация? Пока отец лодку мастерил, она в сугробе пол зимы простояла, никто не позарился. А у соседей "девятку" украли и "мерс" разули.
Лодку через брод перетащили волоком. За остатками моста оказалось чуть глубже, но очень узко и много камней. Лодку проводили за борта. Было такое ощущение, что шли по ручью, в какой то пещере.
- Ма! Ты хоть чего-нибудь в мире боишься?
- Боюсь городов!
- А здесь?
- Тоха! Это мой мир! Я в нем живу! Зачем его бояться?!
Темная лесная пещера неожиданно кончилась. Кусты расступились, и открылось озеро. Оценить его габариты и глубину в ночной мгле было трудно. Берега, по крайней мере, просматривались везде. Пока Тоха греб от берега, Валентина сориентировалась и определила, куда надо двигаться. Монотонно загудел мотор, и лодка понеслась по черному зеркалу озера. Миновав мысок, Валентина сбавила ход и стала всматриваться в левый берег. Там оказался залив, стена леса понижалась и редела. Впереди был еще один мысок, за которым озеро кончалось. Немного подумав, Валентина направила лодку туда. Мыс оказался плавно изогнутым влево берегом. Чем дальше вдоль него уходила лодка, тем большее волнение охватывало Валентину. Челма была где-то здесь. Добрался ли до нее Петр, Нашел ли он в сумеречном лесу еле заметную заброшенную дорогу?
Изгиб берега закончился. Слева открылся широкий проход в следующее озеро. В протоке, на фоне воды, четко прорисовывался черный контур старого моста. Центральный пролет моста был приподнят над водой двумя бревенчатыми срубами специально для прохода лодок. На правом берегу, напротив моста, должна быть оборудованная туристами стоянка, о которой рассказывал "Мастак". Не упуская из виду правый берег, Валентина на малой скорости направила лодку в узкий створ моста. Гулким рокотом эха отразился шум мотора от срубов. Захлюпали по бревнам волны. Мост оказался пешеходным - на срубах лежали только два грубо отесанных бревна. За мостом лодка развернулась, и мотор был заглушен. С тревогой Валентина всматривалась в темноту леса. Взяв фонарик, она направила луч света в проход между кустами, где за деревьями угадывалась небольшая поляна. В темноте леса тускло засветились два кроваво красных глаза. Расстояние между глазами было больше метра. Казалось, громадный зверь изготовился к прыжку и наблюдает из чащи за путниками. Валентина погасила фонарик и облегченно вздохнула.
- Греби к берегу, Тоха. Приехали!
Петр, как всегда, оказался первым. Пока жена с сыном волокли лодку и покоряли озеро, он успел объехать это и соседнее озеро по едва заметной и поэтому не разбитой тракторами дороге. Усталость свое взяла. Развернув "Москвич" на Челмской стоянке задом к мосту, Петр уснул прямо за рулем.



4 Следопыт Дим.

Провинциальный сельский автобус катил по пыльному грейдеру из райцентра в тьму таракань, где кончаются все дороги, и где можно встретить такие чудеса, о которых слагают всякие сказки или байки. Взять, к примеру, село Лядины. Если спросить среднестатистического Россиянина про деревянное зодчество, то он наверняка назовет Кижи. Про Лядины он слыхом не слыхивал. А ведь в них, на окраине села, целый ансамбль деревянных церквей аж восемнадцатого века стоит. Много церквей, будь то их сюда со всей округи свезли и на хранение сдали. Стоят себе церкви, и друг на друга смотрятся. Раньше они своей красотой в озере любовались, да вот казус получился. Надоело жителям села за водой на край села к озеру ходить. Решили они выкопать колодец. Чтобы никому не обидно было, стали копать посередине села, вокурат у дороги. Глубоченный колодец получился. Ворот на нем двухметровый. Вода ключевая, вкусная. Все стали воду из колодца брать, а про озеро забыли. Обиделось озеро и... ушло!? Все в селе эту историю помнят, а объяснить не могут. А еще говорят, что с тех пор через колодец тот речка течет, в которой вода сразу двух морей перемешена! Белого и Балтийского!
Таких преданий любой тамошний жидель с дюжину рассказать сможет. Вот и сейчас. Едут в автобусе бабки из города, мужики и женщины на работу, школьники на каникулы, горожане на рыбалку да по ягоды. Едут и гадают: Откуда в ихних деревенских краях объявился индеец? Куда едет? И к кому? А индеец сидит себе на самом заднем сиденье и спит. Выходя на очередной остановке, бригадир плотников дружески похлопал индейца по плечу и сказал:
- Чингачгук! Проснись! Эльдорадо проспишь!
Под ладонью плотника плечо индейца прогнулось. Он открыл глаза и гортанно произнес:
- Дим не спит! Дим думает! Дим едет, пока мустанг скачет!
Бригадир открыл от изумления рот, потом махнул на индейца рукой и вышел. Пассажиры в автобусе зашушукались:
- Настоящий!!!
Димку еще в школе дразнили индейцем. Он обижался и делал все, чтобы не быть похожим на краснокожего. Но все его усилия были бесполезны. Черные волнистые волосы, смуглая кожа, почти черные глаза и горбатый большей нос, давали стопроцентное сходство с индейцем. Сначала он привык, потом стал поддерживать свой имидж, и к концу восьмого класса добился такого успеха, что поступая в профтехучилище, был оформлен как представитель Североамериканского коренного населения. Подвох раскрыли только через полгода, когда мать пришла в училище поинтересоваться, как учится у нее сын. Индейца разоблачили, но учился он на отлично. Поэтому над его выходкой только посмеялись. Димка с отличием закончил училище. Потом была армия, Авган, школа мастеров и завод; куда его взяли теплотехником. За месяц Димка освоился, а через год его энергоучасток из "глюкала" превратился в выставку народного творчества и работал как часы. Индейцу пророчили кабинет энергетика, но власть сменилась с приходом перестройки, и для Димки настали черные дни. Пару раз, сцепившись с новоявленным энергетиком, попал на ковер к начальнику цеха, молча выслушал все упреки, потом высказал все что накопилось, и подал заявление об уходе. Став свободным как ветер, ехал Димка на Маселгские озера к другу Петру.
Поскрипывая сухими рессорами, "ПАЗик" развернулся на деревенской площади, покрытой просыхающей после недавнего ненастья глиной. Шумная толпа деревенского люда угомонилась и разошлась только когда автобус уехал. Под навесом автобусной остановки осталось несколько человек с косами и граблями. Они ждали трактор на сенокос и с любопытством разглядывали приезжего, стоящего посередине улицы. С виду он напоминал героя ковбойских фильмов про дикий запад. Длинные черные волосы удерживала плетеная из ремешков диадема с двумя перьями, волевое каменное лицо, рыжая куртка и штаны с бахромой, искусно сшитые мокасины, громадный чехол ножа на поясе. Казалось, рука придерживает не ремень станкового рюкзака, а ремень меткого и быстрого Винчестера.
Димка внимательно разглядывал автобусную остановку и искал письмо Петра. По условию, оно должно быть спрятано на видном месте. В навесе над остановкой письма не было. Оставался столб со знаком остановки и расписанием. Димка подошел к столбу и стал его изучать.
- Что, индеец! Не на тот автобус сел?!
- Скорее всего, он сел не на тот самолет!
подшучивали над приезжим косари.
- Аль чего потерял?!
Не поворачиваясь к косарям, Димка произнес:
- Индеец Дим ищет клад. Индеец Дим его найдет!
В щели столба он обнаружил черное перо, перевязанное белой ниткой. Это и было письмо. Оставалось его взять. Перо находилось на высоте чуть ли не четырех метров. Достать его можно было только с пасынка столба. Еле заметным, натренированным движением альпиниста, Димка расстегнул ремень рюкзака. Станок соскользнул с плеч и воткнулся острыми стойками в мягкий грунт дороги. Туда же упал поясной ремень с мачетой. Три шага на разбег и Димка оказался там, куда электрики забираются только с помощью стремянки. К перу был привязан крохотный свиток. Заполучив его, индеец спрыгнул с пасынка, быстро развернул, и через пару секунд спрятал в карман. Застегивая ремень и накидывая рюкзак, Димка обратился к косарям:
- Где фактория?!
- Че?!; не поняли косари.
- Соль, спички, порох! Куплю!
Индеец потряс перед лицами изумленных косарей искусно вышитым кисетом, в котором зазвенели, как показалось косарям, золотые монеты. Кто-то показал на сельский магазин за остановкой. Димка, не мешкая, отправился туда. Он знал что делать. Первым иероглифом индейского письма был каравай с колосками, разрезанный на четыре части. Было ясно, что Петр просил купить четыре буханки хлеба.
Легкой походкой охотника, индеец зашел в магазин так, что не скрипнула ни одна половица, и так же бесшумно встал в конец очереди. В магазине никто, кроме молоденькой продавщицы, не заметил появления нового покупателя. Она с любопытством разглядывала Димку, с опаской косясь на его мачету. Очередь быстро таяла, после индейца в магазин никто не заходил. Наконец голубые глаза северной снегурочки встретились с черными глазами заморского гостя.
- Что вам?;
спросила снегурочка, немного опустив голову. Димка указательным пальцем с черным, травмированным крышкой бойлера, ногтем указал на буханку черного хлеба. Продавщица положила буханку на прилавок перед индейцем. Димка не меняя позы, показал четыре пальца. Продавщица, немного подумав, добавила три буханки и взглянула на индейца. Немота этого чужестранца начала ее раздражать. Димка достал из кармана и стал расправлять сто долларовую банкноту, вырезанную из обложки какого то журнала. При виде иностранной валюты, глаза у снегурочки округлились и она, замахав руками, чуть ли не крича, стала повторять:
- Но доллар! Рубль плис!...
Димка перестал расправлять муляж, застыл на секунду, сунул муляж обратно в карман и выгреб от туда своей громадной ладонью целую кучу всякого хлама. Протянув ладонь продавщице, стал ждать, что она будет делать. Снегурочка нагнулась над ладонью и стала изучать ее содержимое. Чего тут только не было: Значки, пуговицы, блесны, гильзы, пули, монеты со всего света. Среди всего этого сокровища, продавщица заметила Российскую мелочь и стала старательно ее отбирать. Мелочи на хлеб хватило. Пробив чек, снегурочка надорвала его и, положив на хлеб, пододвинула буханки к индейцу. Димка сгреб буханки в рюкзак и, закинув его за плечи, вышел из магазина. Снегурочка облегченно вздохнула и с тоской посмотрела ему в след.
Стоя на почерневшем от времени тесовом крыльце сельского магазина, Димка изучал иероглифы письма. За караваем был сложный рисунок: Вертикальная стрела, под ней луковица с крестиком место перьев, еще ниже какой то паучок с большим количеством ножек. Индеец задумался. Со своим другом, Петром, они часто тренировались в написании символьных писем. Порой одна и та же тема излагалась на бумаге с точностью до наоборот. Вот и сейчас иероглиф не читался. Вертикальная стрела обозначала движение, только куда и от чего? В небо от луковой грядки, поврежденной колорадскими жуками!? Ну, Петр! Задал задачу!

Главный принцип индейского письма - изображать ориентиры на местности и движение относительно их. Димка вернулся на деревенскую площадь и стал, медленно поворачиваясь искать хоть что-то похожее на луковицу. Единственным таким предметом оказалась маковка сельской церкви, возвышающаяся над деревянными избами. Значит жучек тоже не жучек, а солнце, иначе как его изобразить? Солнце под луковицей обозначает юг. Значит нужно идти от церкви на север! Сориентировавшись по кресту церкви, Димка зашагал к северной оконечности села. Как он и предполагал, за селом на север вела грунтовая дорога. Пейзаж был однообразный, ничего примечательного не было. Димка шел по дороге через поле и наслаждался тишиной и свободой, вдыхая полной грудью аромат северного разнотравья. Какое бездонное и чистое здесь небо. Солнце не палит и жжет, а приятно ласкает. Легкий ветерок несет прохладу и свежесть. Почему люди отделились от матери природы бетонными стенами, зачем коптят небо высоченными трубами? Какой смысл строить большие города, если в них нет ничего полезного для человека. Там даже нельзя вырастить еду. Вся еда поступает в город отсюда, из деревни. А деревня из дремучих веков всегда жила своим натуральным хозяйством и не зависела от города, пока город не предложил ей место лошадей трактора и машины. Какими чужеродными кажутся эти исчадья города на фоне прирученной человеком природы.
Димкины размышления прервала небольшая заминка: дорога, по которой он шел, раздвоилась. Куда теперь идти? Димка достал письмо и прочитал следующий иероглиф. На нем была изображена волнистая лента с топографическим знаком моста. Естественно это была только что пересеченная по мосту речушка с мутной глинистой водой и размешанной коровами грязью на берегах. Это уже получалось не письмо, а легенда для спортивного ориентирования. Не хватало только расстояния до реки и ее названия. На рисунок моста была наложена стрела со сломанным наконечником. Наконечник был приставлен к стреле слева. Все ясно! Идти надо по левой дороге!
Поле вскоре кончилось. Дорога с набольшего пригорка сбежала вниз и нырнула в лес. Стало сыро и прохладно. Осмотрев придорожный лес, Димка нашел тропу, идущую правее дороги. В отличие от непросохшей после дождя и разбитой тракторами дороги, тропа была твердая и сухая. Она змейкой вилась между деревьями, обходя трухлявые пни и большие муравейники. Дорога с тропы отлично просматривалась. Неожиданно тропа свернула влево и стала спускаться в сырую низину. Димка остановился. Вряд ли Петр, рисуя стрелу, имел в виду тропу. На машине он мог проехать только по дороге. Внимательно осмотрев низину, Димка заметил в зарослях папоротника что-то не принадлежащее лесу. Подойдя ближе, он увидел детали снаряжения, снятые с машины Петра. Сердце сжалось в комок. Что-то случилось! Безмолвие леса стало казаться зловещим. Где-то впереди, на тропе, хрустнула ветка. Димка всмотрелся в заросли ольхи на другой стороне низины, и заметил идущего по тропе. Весь внешний вид этого человека говорил о том, что это либо бежавший из тюрьмы бандит, либо здравствующий лесной разбойник. Человек был явно навеселе. Шел на "автопилоте" то и дело спотыкаясь о корни, чертыхаясь и отталкиваясь руками от деревьев. Димка снял рюкзак и толкнул его в заросли папоротника. Широкие листья растений тут же сомкнулись, спрятав свою добычу. Спрятавшись за дерево, Димка достал из чехла и крепко сжал в руке мачету. Мачета, это тропический нож для выживания в джунглях. В России джунглей нет, поэтому в МЧС был разработан усовершенствованный аналог мачеты в виде комбинации пилы, лопаты, топора, ножа, стропореза и гаечного ключа. Внешне все это напоминало "семейный" гаечный ключ от велосипеда. Димке понравилась идея, но не понравилось исполнение. Поэтому мачету он делал сам для себя и под свои руки. Инструмент получился такой, что тесак Крокодила Денди, уменьшался рядом с ним до перочинного сувенира.
Бандит приближался. Димка успел его как следует рассмотреть. Судя по несмываемым пятнам смолы, это был вовсе не бандит, а изрядно опустившийся работник лесхоза. Можно было спрятаться и пропустить его, но Димка решил немного припугнуть этого пьянчугу. Шагнув ему навстречу из-за дерева, Димка со свистом крутанул в руке мачету и произнес:
- Готовься к смерти, бледнолицый разбойник!
Бандит остановился, икнул, потер глаза и стал щипать себя за ухо. Димка развернул мачету волчьим зубом вниз и сделал шаг вперед. Бандит отступил, зацепился ногой за корень и упал.
- Вставай! Бледнолицый! Индеец Дим лежащих не бьет!
Бандит, сообразив, что ему дали отсрочку, затараторил в свое оправдание:
- Я не разбойник! Я серогон! Я в лесу живу! У меня участок в Лебяжьей лахте! Там же и вагончик лесхоза.
- Если у бледнолицего участок на озере, что бледнолицый делает на тропе?
- Я к деду Леше на Маселгу ходил. Мы там уху ели.
- С огненной водой?
- С черничной наливкой. Я не думал, что с нее меня так развезет!
Димка сунул мачету в чехол, достал пачку примы и протянул серогону:
- Закурим трубку мира, бледнолицый, индеец Дим друзей деда Леши не обижает.
Усевшись на уступе тропы, они закурили, и некоторое время сидели молча. Димка знал, что одинокий человек, живущий в лесу, рано или поздно начнет трепать языком и выложит целую кучу нужной и ненужной информации. Так что расспросами заниматься не имеет смысла. Так оно и получилось. Серогон прервал затянувшееся молчание:
- Дим, ты случаем не студент с Москвы?
- Дим не студент! Дим индеец!
- Я думал ты с ними. Они на Белом озере стояли, так их от туда медведь шуганул. Вот они на Маселгу в брошенную деревню и перебрались. В домах решили не селиться, змей боятся. Палатки прямо на гумно деда Леши поставили. Дед сам разрешил, он сено не косит, только рыбачит. В Маселге он один летом живет. Раньше на лето старики с Ленинграда приезжали, в этом году их нет почему-то. Зато студенты приехали. Шустрые ребята! Я к деду пришел, а он на рыбалке. Так эти сорванцы меня изловили и к забору привязали. Хотели в милицию сдать. Дед Леша пришел и меня спас. Вот мы это спасение и отметили.
- Дим! Дак ты деду родственник!
- Дим не родственник! Дим индеец!
- Индеец... И куда же ты идешь?
- Дим идет на Челму!
- На Челму если идти, то надо верхней дорой. Она по сухой селге между озерами идет и приходит в сезонную деревню Маселгу. Там Маселгское озеро надо обойти с севера и через Хижгору выйти в Гужово. В этой деревне уже все дома развалились, она совсем нежилая. За деревней, вокруг озера, идет старая тракторная дорога. Нужно идти по ней до брода через копань. За копанью, вправо от дороги, через гривку тропа на челмский мост ведет. Сегодня утром я был там. На Челме с северной стороны дед с внучкой из Москвы поселились, а с южной стороны туристы из Ярославля с лодкой и машиной стоят. Ярославцы на челму каждый год ездят. Это их стоянка. Дак ты, Дим, выходит Ярославец?
- Дим не Ярославец! Дим индеец!
- Дак, зачем же тебе Челма?
- Дим друг Петра! Дим идет к другу!
- Тогда все понятно!
Димка заметил, что серогон разглядывает валяющиеся в папоротнике канистры, и спросил:
- Что это?!
- Дорога на Челму тяжелая. Ярославцы невостребованное снаряжение здесь оставили, на лодке шли водой, а на машине берегом. На обратном пути все заберут.
- Воры не растащат?
- Дим! Это север! У нас здесь нет запоров, нет и воров! К тому же Петр записку оставил, чтобы добро не брали и в случае беды, когда и где его искать. На Челме он еще неделю будет. Сегодня я ходил, узнавал, добрался ли он до Челмы, а то в нашей тайге просеки не меряны, озера как лабиринт, запросто можно заблудиться. Кстати, проводить тебя до Челмы?
- Дим охотник! Дим знает тропу!
- Тогда иди, засветло успеешь. Только студентов опасайся, а то они тебя повяжут и в этнографический музей сдадут. Мне тоже пора, к вечеру, дай Бог, доковыляю.
Серогон встал и, пошатываясь, побрел по тропе. Димка поднял из папоротников рюкзак, закинул на плечи и через осинник пошел в сторону дороги. Когда серогон оглянулся, индейца на тропе и в лесу не было видно.
- Рассказать кому, не поверят!; подумал серогон и побрел дальше.
Стоя на дороге, Димка разглядывал очередной иероглиф письма. Рисунок представлял собой не стрелу, а отпечаток куриной лапы с наконечником на левом пальце и пером на шпоре. Судя по рисунку, дорога должна ветвиться и идти следует по крайней левой. Ветвление дороги Димка нашел, но дорога делилась на две. Третьей дороги нигде не было. Ошибиться Петр не мог, значит, индеец проворонил развилку. Надо вернуться к тому месту, где тропа отходит от дороги, и быть повнимательнее. Стоп! В низине, в куче снаряжения, валяется форкоп лодки. Серогон говорил, что с этого места они на лодке шли по озеру. Тропа идет вниз, к озеру. Но по ней лодку не протащить. Значит, дорога должна быть где-то рядом! Внимательно разглядывая обочину, Димка нашел дорогу. Она была узкой и давно заброшенной. Кроны деревьев смыкались над ней и ветками маскировали ее начало. Метров через сто дорогу пересекла и пошла правее тропа. На этот раз Димка решил не плутать, и пошел дорогой, с которой, все-таки, пришлось сходить, чтобы обойти громадную лужу. За лужей и тропа и дорога закончились на узком песчаном заплеске озера. Ну и что делать?!
Димка полез в карман за письмом. Иероглиф опять был сложный: Наклоненная влево кривая расческа с ручкой, с расчески свисает длинная волнистая волосина, правее шалаш, из которого торчала половинка каноэ. Димка выругался. Лучше бы Петр все словами написал. Осматривая берег, Димка прошел влево от дороги и обнаружил в зарослях тростника громадную дощатую лодку с веслами и мотором "Салют". На штевневой банке скотчем была приклеена записка: "Не брать! Алексей". Швартовочная цепь, связанная из каких то замысловатых крючков, валялась в лодке и на ней не было даже замка. Цепь была старой, но не ржавой, а в какой-то синей окалине. За камышами с лодкой начинался заболоченный, труднопроходимый берег. Пришлось повернуть обратно.
В увядшем настроении, брел Димка по заплеску. Лениво лизала заплесок мертвая озерная зыбь. Ветра почти не было. Ласковое солнышко перевалило за полдень и приятно грело бок. От воды по сплошной стене леса медленно ползали солнечные блики. Заплесок был ровный и твердый. Берег плавно изгибался и оканчивался мыском, за который зацепился островок осоки. Смекнув, что берег рано или поздно приведет к брошенной деревне - Маселге, Димка прибавил шаг, миновал мысок и застыл в изумлении: Путь ему преграждала "расческа"- нависшая над водой береза. А кривая волосина... это берег озера! Забравшись на ствол березы, Димка стал вглядываться в заросший малиной и крапивой лесной распадок. В нем явно угадывался проход. Неужто Петр пожертвовал целым тополем и сделал из его коры настоящий индейский челнок?!
Лодка нашлась в десяти метрах от берега. Это была обычная осиновка. На штевне была вырезана надпись "Алексей". По видимому все лодки на озере принадлежали одному хозяину. Поверх надписи, скотчем была приклеена записка: "Не брать Дим". Петру оказалось мало своей плоскодонки, он у рыбака на прокат еще и осиновку взял. В лодке было даже одно весло. Осиновка оказалась достаточно легкой, не смотря на то, что была выдолблена из целого ствола дерева. Стащив лодку в воду, Димка заметил, что весло сделано для гребли сидя, управлять же такими лодками он любил стоя. Пришлось вырубать шест, и в дело пошла мачете.

Прежде чем отправиться в плавание, Димка наелся малины и изучил очередной иероглиф письма. Судя по нему надо было плыть вдоль левого берега по извилистому, как кишка, озеру, пока оно не кончится. Все ориентиры почему-то были на противоположном правом берегу. Если учесть рассказ серогона, то первые несколько домиков, это деревня Маселга; ежик с крестом на загривке, это Хижгора. При чем здесь крест, было пока непонятно. Далее спичечный коробок с торчащими в разные стороны спичками, изображал местоположение разрушенной деревни Гужово. В конце озера, прямым каналом была обозначена копань в соседнее озеро, за которым находилась горловина с мостом и вигвамом. Иероглиф был последним, очень большим, и напоминал кусок карты или целый крок. Димка решил, что пусть лучше будет крок, чем ребус и оттолкнулся длинным шестом от берега. Осиновка бесшумно заскользила по прозрачной и чистой воде как по воздуху. Изумрудным ворсистым ковром скользило под лодкой освещенное солнцем дно озера. Серебристыми блестками вспыхивали распуганные лодкой мальки. В редкой осоке замер неподвижный силуэт дремлющей щуки. Дно темнеет и уходит в глубину. Вода становится черной. Шест не достает дна и им приходится подгребать как веслом. Главное пересечь озеро, идти вдоль берега на осиновке легче и быстрее.
Так взмах за взмахом, толчок за толчком, доплыл Димка до Хижгоры. Озеро в этом месте было широким. Правый берег вздымался от самой воды громадной кручей. Правее горы, на голом косогоре, виднелась маленькая деревенька. Посредине ее желтели палатки Московских студентов. Сами студенты на таком расстоянии были едва различимы. Около палаток, отразив блик солнца, что-то блеснуло. "В бинокль рассматривают"; подумал Димка. Хижгора тоже поражала своими размерами. На ее вершине действительно виднелся крест. А между стволами деревьев угадывался деревянный купол церкви. Димке захотелось слазать на гору и посмотреть на церковь. Выбрав ближайший к церкви залив, он погнал лодку через озеро.
Залив оказался необычайно глубоким, а берега крутыми. Только в глубине залива угадывался узкий заплесок, заваленный каким то мусором. Подогнав лодку вплотную к берегу, Димка узнал в мусоре прогнивший каркас церковной маковки. Из каркаса торчало громадное количество гвоздей, крепивших когда-то лемеха маковки. Гвозди были кованные, квадратные, с плоскими т-образными шляпками. "Странно! Столько времени прошло, а они так и не проржавели"; подумал Димка. Выдернув из трухлявой древесины несколько гвоздей, он потер их о ладонь, стирая серый налет ила. Гвозди были как только что из горна, с синим налетом окалины. Сунув гвозди в карман, Димка попытался приколоть шестом лодку к берегу, но шест весь ушел в воду, не достав дна. "Вот это глубина! У самого берега!" Пришлось станок рюкзака повесить на дерево, а лодку привязать лямкой за кольцо. Прикинув, что лодка без посторонней помощи никуда не денется, а ветра в заливе нет, Димка стал карабкаться в крутой берег. Довольно быстро он выбрался на плоскую площадку, которая оказалась превосходной и твердой грунтовой дорогой. По видимому это была дорога из Маселги в Гужово. Дорога была выкопана в склоне горы. Один край дороги круто уходил к озеру, другой представлял собой неприступный обрыв, забраться на который было невозможно. Димка заметил место, где выбрался на дорогу, и пошел в сторону Маселги. Через несколько десятков метров он обнаружил тропинку, уходящую с дороги на мысок залива, где находилась лодка. Еще немного и дорожный обрыв закончился, и появилась еще одна тропинка, идущая на вершину горы. Димка свернул на нее и через несколько минут подъема устроил отдых. Тропа шла круто вверх, а гора была намного выше, чем казалась. Ближе к вершине, тропа стала положе, и идти стало легче. Когда за желтыми стволами сосен стал угадываться силуэт церкви, Димка заметил в зарослях ольхи, какое то странное сооружение из громадных бревен. Походив вокруг этого строения, заглянув внутрь, Димка так и не смог объяснить назначение этого строения. Было ясно только одно - оно очень старое и к культовым вряд ли относится. За сооружением находилось заросшее крапивой и иван-чаем старое кладбище. Среди опутанных повиликой покосившихся деревянных крестов, ржавели несколько железных. Старая деревянная церковь была обшита почерневшим от времени тесом. Из пяти маковок храма уцелели только три. Димка обошел церковь. Крыльца - паперти у нее не было. Не было и входной двери. Заглянув внутрь, он обнаружил отсутствие полов и голые стены. На колокольню вела с виду не гнилая лестница. По шатким потрескивающим ступеням индеец поднялся на колокольную площадку и, стараясь не ступать на прогнивший ее помост, огляделся. Лес вплотную подступал к церкви и заслонял окружающий ее мир. Но кое-что разглядеть было можно: Внизу, между стволами сосен, угадывалась желтая лента дороги, за ней синело озеро. На берегу озера виднелись остатки развалившихся срубов деревни Гужово. Правее деревни расстилался цветастый ковер луговины. За полем небольшой перелесок, сквозь который проступала голубизна соседнего озера. Где-то в конце этого озера находилась стоянка Петра. Маселгу заслоняла грива леса, растущего на Хижгоре. Дальше, куда ни глянь, до самого горизонта расстилалась растворяющаяся в голубой дымке тайга. Лес был сочно-зеленый только вблизи. В тени таежных распадков он был черный и мрачный. На освещенной солнцем соседней гриве преобладали серо-синие тона. Дальше – небесно-голубые. Было непонятно, то ли небо сходит на землю, толи лес уходит в небо. Зачарованно смотрел Димка на тайгу, пока под ногами не скрипнула доска. Переступив на другую доску настила, и убедившись, что она не шевелится под ногами, Димка стал рассматривать северный склон Хижгоры. Склон тоже был лесистый и круто уходил вниз. У подножья горы виднелись два узких и длинных озера, разделенных травянистым перешейком. Вода в озерах казалась более черной, чем синей. В этой высоченной и крутой горе и подступающих к ее подножью озерах, была какая то природная загадка. Ответ на нее был где-то рядом. Димка чувствовал это, но решить или разгадать загадку не мог. Чтобы лучше рассмотреть склон горы, он свесился за перила, ограждающие площадку, и стал вглядываться в лес. К сожалению, ничего, кроме желтых стволов, зеленой хвои, шишек и почти сплошного черничника не было видно. Была видна черная тесовая стена восьмерика под площадкой, а на ней, на синем кованом гвозде, висел какой-то предмет. Чтобы его достать, Димке пришлось лечь на прогнившую площадку и, просунув руку под ограждением осторожно нащупать гвоздь и снять с него этот предмет. В руке оказался маятник от старинных часов - ходиков. От времени медные детали маятника позеленели, но коррозия их не уничтожила. Димке не раз приходилось чинить старинные часы, поэтому он стал внимательно разглядывать находку, и чем больше на нее смотрел, тем больше находил в ней непонятного и загадочного: Для регулировки хода часов, обычно перемещают груз по стержню маятника. А здесь, стержень деформирован по вогнутой части груза и даже припаян к нему. Длина маятника для ходиков была слишком короткой. Создавалось впечатление, что в груз маятника, был раньше закреплен какой то предмет. В верхней части груза сохранились тоненькие лапки для его удержания. Нижние лапки давно съела коррозия и этот предмет выпал. Маятник висел на северной стороне восьмерика, тыльной стороной и этим предметом наружу. Что это был за предмет? Почему маятник короткий? Кто, зачем, и для чего повесил маятник на колокольню? Это были вопросы без ответов. Куда упал предмет - можно попытаться смоделировать. Димка повесил маятник на место, выбрал из своего карманного мусора пентапризму от старого фотоаппарата и, перегнувшись через перила, выпустил ее из рук. Призма упала на крышу нижнего четверика, и, отскочив от нее, исчезла в черничнике на склоне горы. Димка запомнил место падения, спустился с колокольни, и стал рассматривать стену восьмерика снизу - маятник на стене был незаметен. Осмотр черничника и чахлой травы под стеной колокольни окончился безрезультатно. Ни загадочного предмета, ни призмы найти не удалось. В черничнике из-за сухости не было даже черники.
Осмотрев полянку перед входом в церковь, Димка нашел тропинку, спускающуюся с Хижгоры на запад. У подножья горы лес кончился, а тропинка соединилась со знакомой дорогой. Дошагав по дороге до залива с лодкой, Димка вспомнил про тропинку на мысок залива и поспешил туда. Тропинка закончилась на не большей плоской полянке. Слева, на полянке, стояла крохотная часовенка, справа несколько ухоженных могил. Димка открыл дверь часовни: Перед алтарем, на земляном полу мог поместиться только один человек, и то стоя. На алтаре, в фарфоровом блюдце, теплился крохотный огонек догорающей свечи. Вокруг блюдца лежали медяки. С иконостаса сурово смотрели на Димку лики святых. Смотрели они не с икон, а с репродукций из журналов и газет, приколотых к стене часовни ржавыми канцелярскими кнопками. Димке стало грустно и обидно. Осторожно, чтобы не погасить свечу, прикрыл он дверь часовни и через заросли береговой ивы и ольхи стал пробираться к лодке.
Оттолкнувшись шестом от берега, смотрел Димка, как чернеет вода и как вздымается над заливом круча Хижгоры. Внезапно в голове промелькнула странная догадка. Чтобы не упустить ее, Димка остановил лодку и стал разглядывать берега. Потом осторожно достал из ручки мачеты челнок с удочкой - намоткой, привязал к леске пару гвоздей и стал спускать леску за борт. Челнок размотался весь, но гвозди до дна не достали. Медленно обойдя залив, Димка замерил глубину везде, где достала удочка. Сомнений не было. В заливе была кумарола - карстовая воронка. Было непонятно другое - нигде не было карста. Хижгора состояла из песка, глины и синих базальтовых булыжников; известняк нигде не попадался. Плохо быть ученым, куда ни глянь, кругом одни загадки!,- подумал Димка и отплыл из залива.
Идти до конца озера решил правым берегом - второй раз пересекать озеро не хотелось. Последний, похожий на баньку, дом в Гужово оказался обитаемым. Из камыша торчала корма знакомой лодки с "Салютом", а у дома худощавый дед чинил рыбацкие сети. Димка поприветствовал рыбака - деда Алексея. Дед ничего не ответил, но долго смотрел на индейца, заслонив глаза от солнца сухой ладонью. За очередным поворотом озеро закончилось обширной заводью, сплошь заросшей кувшинками. Начались поиски канала, который оказался совсем не там, где его нарисовал Петр. Распугивая мальков и заплывших на мель щук, Димка вел лодку по узкому и мелкому каналу. Дорогу преградило бревно. Взять его с ходу не удалось - осиновка топила корму. Осмотрев препятствие, Димка решил вытащить бревно на низкий правый берег. Приколов к берегу осиновку, нашел на берегу приличную дровину, и, орудуя ей как ломом, стал сдвигать бревно за коренастый комель. Вытащить бревно полностью не удалось, но судоходный проход был сделан. Выполнив работу, сел на бревно для отдыха и принюхался. Пахло хвоей, хотя поблизости сосен и елок не было. Запах исходил от стелющегося по кочкастой низине зеленого растения - болотный багульник, он же дурман трава. Но сколько здесь гонобобеля - все кочки синие. Стараясь не вдыхать дурманящий аромат, Димка стал поедать сочный гонобобель горстями, потом принюхался, встал на колени, пособирал еще. А, наевшись, улегся на мягкий сухой мох между кочек, и пригретый ласковым солнцем задремал.
Сквозь сладкую пелену дремы виделась Димке скользящая над болотом стройная девушка в коротком белом платье и длинными распущенными волосами. Заметив его, она помахала рукой и крикнула:
- Индеец! Не спи! Замерзнешь!
Замерзнешь! Замерзнешь! Замерзнешь!... Эхом отдалось где-то в сознании. Неожиданно на лицо упало что-то холодное и мокрое. Димка машинально схватил это что-то и проснулся. Открыл глаза - перед ними черная пустота. Ослеп от багульника!,- мелькнула в голове страшная догадка. Поднес к глазам руку и между пальцев увидел звездное небо. В руке пищала и трепыхалась, стараясь освободиться, луговая лягушка. Место сырое, низкое, могут быть и змеи. Приятно спать на болоте с гадюкой на груди?! Димка отпустил лягушку, встал. Отсыревшая на спине одежда стала холодной и липкой. Почти на ощупь нашел лодку, выдернул из илистого дна шест, и погнал лодку дальше через протоку.
Протока кончилась неожиданно. Димка обернулся, чтобы запомнить место и понял, что не только не запомнит его, а даже не сможет найти - протока исчезла, растворилась в темноте леса. Оглядел озеро: Посредине озера клубился туман, у берега тумана не было, и берег на фоне воды отлично просматривался. Решил плыть вдоль правого берега - стоянка Петра там.
Хлюпает в воде шест, медленно движется лодка вдоль берега. Совершенно однообразный берег плавно и равномерно изгибается влево. Время остановилось. Пространство замкнулось и начинает казаться, что лодка движется по кругу. Про такие случаи старые люди говорят, что нечистая сила водит путника. Димка не боялся ни ночного леса, ни озера. Единственное, перед чем он мог отступить, это что-то непонятное и необъяснимое; но это ему не попадалось, пока.

Туман начал сгущаться. Он стал таким плотным, что нос лодки стал еле различимым. Пришлось идти почти вплотную к берегу. Слева, из тумана, стали проступать очертания низкого лесистого берега. Залив это или протока? Неожиданно перед лодкой возникло из тумана что-то черное. Димка остановил лодку и перешел на нос, чтобы осмотреть препятствие. Перед ним было поваленное дерево, а за ним такая же осиновка, как у него. На берегу, за реденькими стволами осинок угадывался силуэт маленькой палатки. Димка вспомнил рассказ серогона, что на северной Челме поселились дед с внучкой из Москвы. Обходя озеро вдоль правого берега, к Челме можно подойти с севера. Значит, стоянка Петра находится с другой стороны этого мыса. Стараясь не шуметь, Димка причалил к берегу и, осторожно ступая, стал забираться в невысокий обрывчик. От стоянки Москвичей уходила в редкие заросли ольхи еле заметная тропинка. Димка почему-то решил, что она ведет на южный берег Челмы, и пошел туда. Туман стал рассеиваться, и взору открылась крохотная полянка с правильной грудой камней посередине. Камни лежали здесь давно, некоторые из них покрылись мхом - лишайником. Что это? Культовое сооружение? Языческое погребение? Алтарь волхвов? Димка обошел кучу камней, и пошел дальше по тропе. Тропа потерялась в обширной безлесной низине, заваленной вывороченными с корнями догнивающими деревьями. Место было жутковатое. Кое-где на гнилушках вспыхивали флюросцирующие огоньки. Казалось, что в этой низине собралась вся лесная нечисть, готовая запугать путника до смерти и сожрать его вместе с потрохами. В бабушкины сказки Димка не верил, поэтому стоял и любовался этим сказочным беспределом, пока не увидел то, от чего перехватило дыхание и сердце стало делать редкие и сильные удары: Через низину, к Димке, шел человек с посохом в черном, длинном балахоне с капюшоном. Лица под капюшоном не было видно, да и было ли оно вообще. Незнакомец медленно приближался. То, что это не человек, Димка понял, когда незнакомец прошел сквозь нависший стволик чахлой березки. Вступать в контакт с ночными духами в планы индейца не входило, и он дал деру. Остановился, чтобы отдышаться на полянке с кучей камней. Померещилось, или на самом деле?,- думал Димка, вглядываясь в черноту леса. Раньше ему таких материальных духов не попадалось. Неожиданно из черноты леса на полянку выплыл знакомый силуэт балахона, и Димка рванул дальше. Оказавшись на стоянке Москвичей, повернул на берег к лодке. Зацепился ногой за растяжку палатки, упал, скатился с обрыва, вскочил на ноги и с разбегу нырнул в лодку. Легкая осиновка соскользнула с берега и под ее днищем зажурчала вода. Плотный туман закрыл берег и таинственного черного преследователя.
Когда плеск потревоженной воды прекратился, Димка встал в лодке на четвереньки и огляделся: Кругом, кроме плотного тумана, ничего не было видно. Шеста и рюкзака в лодке не было. С перепугу, в темноте, Димка перепутал осиновки и оказался в лодке Москвичей. Не оказалось в лодке и весла. Зато лодка была без щелей, не протекала, и дно ее было завалено сухой и мягкой осокой. Димка попытался, стоя на коленках, грести руками, но через пять минут блуждания в тумане ладони окоченели от холода. Решив, что в темноте и тумане найти стоянку и берег практически невозможно; да и что делать на берегу без рюкзака и мачеты, Димка сгреб в лодке осоку в кучу, и устроился в ней на ночлег. Некоторое время смотрел на клубящийся над лодкой туман и прислушивался к тихому похрустыванию сухой осоки. Вскоре глаза сами собой закрылись, и Димка провалился в безмолвную пустоту ночи. Во сне его догнал незнакомец в черном балахоне. Стоял на воде у борта лодки и молча смотрел. Димка от ужаса не мог ни пошевелиться, ни закричать. Потом незнакомец ударил посохом по воде, и она расступилась. Лодка с Димкой оказалась на дне озера. Дно было завалено всякими корягами и напоминало болотистую низину, где Димка увидел незнакомца. В самой низкой части дна, было какое то сооружение, вроде того, что Димка видел на кладбище, только над ним была тренога копра. Рядом с сооружением валялся скелет громадной рыбы. Незнакомец подошел к копру, встал на клеть и исчез в сооружении. Вода, смыкаясь, обрушилась на дно и плавно подняла лодку на поверхность. Димка увидел стройную девушку с распущенными длинными волосами, в белом коротком платье. Она шла по воде и, помахав ему рукой, крикнула:
- Индеец! Не спи! Замерзнешь!
Замерзнешь! Замерзнешь! Замерзнешь!... ,- отозвалось эхом в сознании.
Проснулся Димка от легкого всплеска воды у самого уха. Открыл глаза. Было теплое тихое утро. Лодка без движения застыла на зеркальной глади озера. Хорошо, что в озерах нет течения, иначе бы за ночь унесло километров на двадцать. Хорошо, что ветра нет и озеро небольшое, иначе бы затащило в полой и залило волной. Какая здесь добрая и по домашнему уютная природа.
Размышления прервал неожиданный, но до боли знакомый звук: Сфффррррр... В лодку со звоном упала блесна. Леска натянулась, блесна зацепилась тройником за борт и стала разворачивать лодку. В глаза ударил яркий солнечный свет. Димка зажмурился. Лодка закачалась, под днищем зашуршали камешки. Кто-то подвытащил лодку на берег.
- Индеец! Не спи! Замерзнешь!
Услышал Димка знакомый голос. Открыл один глаз, и, щурясь от солнца, огляделся. Рядом с лодкой стояла со спиннингом в руках стройная девушка в белом платье, и с любопытством смотрела на индейца.
- Ты Нен Катти-Сарк?,- спросил Димка.
Девушка звонко засмеялась.
- А ты индеец Дим, который ищет клад, идет к другу Петру на Челму, балдеет от болотной вонючки, а по ночам не спит и пугает спящих туристов. Идем к костру, погрейся, чайку с нами попей!
Димка сгреб с себя осоку и, беззвучно взмахнув ногами, прогнулся дугой, пытаясь встать в лодке без помощи рук. Но дно лодки выскользнуло из-под ног, и индеец грохнулся обратно в осоку. Девушка весело рассмеялась.
- Не выпендривайся, вывалишься в озеро, придется тебя сушить!
Димка выбрался из осиновки, стряхнул с себя осоку и посмотрел на девушку. Она была ниже его на голову, продолжала держать в руках спиннинг и разглядывать индейца.
- Подымайся к костру! Я спиннинг отнесу и тоже приду!
Димка осмотрел невысокий обрыв, нашел в нем сложенную из камней лесенку, а на верху седобородого деда в выгоревшей штормовке и спортивных брюках. Поднял руку, изобразив индейское приветствие.
- Доброе утро Серебряной Бороде!
Дед улыбнулся и повторил приветствие. Поднявшись на полянку, Димка осмотрелся: Стоянка была выполнена по всем правилам туристского искусства. Польская двухместная "Варта" стояла тамбуром на юг. Перед входом, между деревьев было растянуто бунгало. Под ним из колышков собран столик и скамейка. Под скамейкой аккуратно уложены дрова. Рядом, обложенный булыжниками очаг, над ним закопченный чайник. На ветвистой рогатине кострища висели кружки и прочая посуда. Мыс северной Челмы оказался очень узким. С трех сторон его окружало озеро, разделенное Челмой на две почти равные части. С востока, совсем рядом, находился маленький островок с низким берегом, несколькими сосенками и березками. Подлеска на островке не было, под деревцами росла черника. Димка засмотрелся на островок. Освещенный солнечными бликами, отражаясь в неподвижной воде, этот кусочек суши казался осколком рая.
Димку усадили за стол, поближе к костру. Напоили ароматным лесным чаем с сыромятной лепешкой и черничным варением. Потом последовали стандартные вопросы и сомнения в его родстве с индейцами. Димка не первый день играл в эту игру и сдал очередной экзамен на отлично. Нестандартный вопрос задала внучка:
- Индеец Дим нашел клад?
Димка решил отшутиться, ответил утвердительно, торжественно достал из кармана и протянул внучке синий гвоздь из церковной маковки. То, что произошло дальше, он не ожидал: Дед достал из кармана штормовки компас, взял Димкин гвоздь, и попытался им "подразнить" стрелку. Стрелка компаса на гвоздь не реагировала!!!
- Ты прав Дим! Это действительно клад!, сказал дед задумчиво; Это клад и одна из загадок Маселги. Церковь Александра Свирского на Хижгоре построена в середине девятнадцатого века. Строили ее раскулаченные переселенцы. Половина гвоздей в строении такие. Привезти с собой их не могли, значит, разобрали что-то более старое или ковали сами. Вопрос из чего?! Технология получения этого сплава в те времена была технически неосуществима!!! Кстати, Дим, ты человек не робкого десятка, но что тебя вчера так напугало?
Димка задумался над словами деда и его вопросом, потом ответил:
- Дим боится духов людей!
- Это точно был дух, а не человек?
- Да! Дим видел, как дух прошел сквозь дерево!
Дед с внучкой переглянулись,
- Как он выглядел?
- Длинный черный плащ с воротником на голове, лесная палка в руке!
- Тебе кто нибудь здесь рассказывал про "Черного Монаха"?
- Нет!
- Тогда считай, что тебе повезло!
Расспрашивать подробности Димка не решился, чтобы не выглядеть чересчур любопытным. Да и Москвичи ему больше ничего не поведали, только заинтриговали загадками Маселги. Разговор закончился, и Димка поплыл через озеро к струйке дыма, подымающейся от костра на дальнем берегу озера. Сомнений не было. Это была стоянка Петра.
За изгибом левого берега Димка увидел старый мост через широкую протоку, а за ним, в осоке правого берега, корму самодельной мотолодки Петра. Индейца заметили, когда он проплывал под мостом. Встречать вышли все разом:
- Вовремя, Димыч! У нас как раз завтрак поспел! Ну, рассказывай! Как добрался?!
- Фантастика! Если все расскажу, не поверите!!!



5 Мастак.

В общих заботах по рыбной ловле, сбору ягод и грибов, активной разведке местности и благоустройству стоянки, прошло несколько дней. Ни одну из загадок Маселги Димка так и не разгадал. С друзьями, своими наблюдениями он так и не поделился. Рассказывать о странных гвоздях заядлому грибнику и рыболову Петру, это все равно, что говорить с гроссмейстером о билиарде. Валентине, занятой переработкой припасов, было некогда заниматься чепухой. Отвлекать Тоху от добровольно - принудительного сбора черники, означало поссориться со всей семьей. Ссориться Димка не хотел, поэтому помогал всем, и как опытный следопыт, искал грибные места и богатые ягодники. Не забывал он и про загадки Маселги: Осмотрел все найденные озера и промерял их глубину. Нашел несколько озерных кумарол. На суше не попалось ни одной, зато в лесу попались странные насыпи. Начинались они неожиданно, так же неожиданно заканчивались, были идеально прямые и ровные. Использование их как дорог слишком сомнительно, они никуда не вели. Для дамб они тоже не годились, слишком далеко от воды находились. Обследуя насыпи, удалось случайно найти несколько куч камней. Почти все из них были очень древние и находились либо в лесу, либо на берегу озера. Каково было удивление индейца, когда две свежие кучи обнаружились совсем рядом со стоянкой. Пробовал Димка составить план местности, но вскоре сам же в нем запутался. Лабиринт озер открывал самые неожиданные проходы, согласовать которые на плане было практически невозможно. Это стало для Димки одной из загадок здешних мест.

Дед с внучкой часто посещали Ярославцев. Тоха пытался клеиться к простой и неприхотливой девушке, но та его сразу отшила. Ее интересовал индеец. Она чувствовала, что это опытный артист и всячески старалась его разоблачить. Расспросы друзей ни к чему не привели: Тоха встретился с Димкой первый раз на озерах. Петр о происхождении индейца ничего не знал, для него было главное, что это парень что надо! Валентина тоже ничего сказать не могла и только сожалела, что ее сын не такой самостоятельный, как Дим. Все же Димка дал повод девушке усомниться, что он настоящий индеец. Виной всему оказался бумеранг. Понадобился он индейцу для той же цели, что и гайка для сталкера. Два дня он строгал эту окаянную деревяшку своей мачетой. Наконец она стала не просто летать, но и возвращаться. Расчет Димки был прост - утром и вечером на озерах нет ветра. Брошенный из лодки бумеранг пролетает по сложной траектории до сотни метров и ворачивается обратно в лодку. Если в эту траекторию попадет какая-нибудь аномалия, бумеранг упадет в воду или пролетит мимо лодки. Бесполезное с виду занятие принесло вскоре свои плоды - в двух озерах, примыкающих к стоянке, были обнаружены три аномальных зоны. В них не только бумеранг сбивался с орбиты, но и бородатились спиннинговые катушки, терялись блесны, и не ловилась рыба. Девушка, однажды увидев в руках Димки бумеранг, сказала:
- Ты не индеец! У индейцев этой штуки не было!
Ответ индейца был более чем убедительным:
- Мои прадеды не знали так же колеса и лошадей!
Выловить всю рыбу в озерах и собрать в тайге все грибы и ягоды невозможно. Поэтому проблема приобретения постепенно переросла в проблему сохранения и доставки. Димка почувствовал, что друзья скоро смотают удочки и рванут домой. Так оно и получилось, но перед их отъездом произошла занятная встреча. Она не решила ни одной из загадок, а только подлила масла в огонь. В результате азартная часть туристов в лице Тохи и Димки заразилась духом первопроходцев и авантюристов, и осталась на Маселге еще на пару недель. Но их самоотверженные поиски были, увы, безрезультатны. А случилось это так:
Тихим северным вечером, когда белая ночь еще не наступила, но краски дня померкли, и над ольховым островом висела большая красная луна. Все собрались у костра пить чай. Компанию дополнили дед и внучка. Они принесли брусничное варенье и сыромятные лепешки. Мерно текла беседа: Дед рассказывал Петру о дорогах и тропах в Карелию. Петр пытался занести все это в атлас автодорог, напоминающий больше школьную контурную карту, чем пособие для туриста. Валентина разливала чай. Тоха с тоской смотрел на неприступную девушку. Девушка наблюдала за индейцем. Индеец курил в длинной самодельной трубке сухие ольховые листья вперемежку с чаем - все курево давно кончилось, и поправлял тертую перетертую карту местности. Над костром готовился закипеть второй котелок, как вдруг с озера донесся странный звук. Разговор прекратился, все стали прислушиваться. Звук становился все громче и громче. К Челме приближалась какая то техника.
- Это не машина, по озеру нигде не проехать;- сказал Петр.
- Моторная лодка так не гудит;- добавила девушка.
- Это похоже на гусеничный вездеход геологов, но он не плавает;-
заключила Валентина.
- Может это трактор!;- предложил Тоха.
Димке этот звук напомнил Афганистан и лязг стертых песком гусениц БМП.
Транспорт появился из-за мыса на приличном удалении от берега. С боку он напоминал гусеничный трактор без кабины, затопленный до самых фар. За ним оставался на воде белый пенный след. Двигался трактор не шибко, но уверенно лавировал между полями кувшинок, жерличниками и расставленными Петром кружками. Когда трактор проплыл под мостом, Тоха радостно закричал:
- Да это же Мастак на своей каракатице!
Машина развернулась в сторону стоянки и ослепила любопытную компанию светом фар. Немного потеснив стоящие у берега лодки, уперлась в дно. Что-то щелкнуло, металлический лязг прекратился, осталось характерное тарахтение мотоциклетного мотора, работающего на холостом ходу, и бульканье воды утопленного глушителя. Фары погасли. Мастак снял с плоского капота якорь, со скрипом вытащил несколько метров троса и бросил на берег.
- Зацепите вон за то дерево, я выеду.
Тоха втащил якорь с тросом на площадку стоянки и обмотал вокруг тополя. Опять что-то щелкнуло, затарахтел двигатель, и машина медленно поползла в крутой берег. Она оказалась не на гусеницах, а на колесах, и больше напоминала корыто с мотором, чем лодку или машину. Мастак развернул амфибию на нижней полянке и остановился рядом с тропой. Двигатель последний раз хлопнул и, наконец то наступила тишина. Разглядывать странную машину в темноте и донимать уставшего путешественника расспросами никто не стал. Решили перенести эту процедуру на завтра. Дед с внучкой отплыли на северную Челму. Мастак поднял на машине тент и без ужина завалился спать прямо в машине. Последовали его примеру и остальные.
Наутро Мастак проснулся, когда Петр вернулся с утренней рыбалки. Наскоро позавтракав концентратами из пакетов, когда и как он их приготовил никто не заметил; Мастак принялся чинить свою машину. Через полчаса, вымазавшись по уши в отработке, разобрал ее всю до винтика. Увидев разобранную технику, Петр высказал предположение, что этот агрегат умер и двигаться больше не будет. Мастак только усмехнулся. С помощью топора, костра и булыжника, что-то было выправлено, притерто и поставлено на место. К обеду амфибия была собрана, завелась и, нещадно дымя и грохоча, сделала круг почета по поляне. Мастак отмылся от грязи, был насильно усажен за стол и накормлен крутой ухой, в которой чешуи было больше чем рыбы, и жареными грибами без хлеба. К этому времени приплыли дед с внучкой. Все уселись вокруг еле теплящегося костра на не колотые дрова. Завязался разговор. Говорили о технике, о здешних местах. Выяснилось, что Мастак знал каждую тропку в радиусе двадцати километров и оспаривал у деда звание знатока Маселги. Все азартно слушали и ждали, чем этот спор закончится. Дед задавал каверзные вопросы, Мастак с улыбкой на них отвечал:
- Что означает название Маселга?
- Жилье на земляной горе! Селга - это та грива, по которой мы сюда пришли и приехали. Она же водораздел. Вода из озер Вильно, Разлива и Черного течет в Белое море. Из Масельского, Вендозера, Левусозера, обоих Кивоозер, Кулгумозера, Каскозера, Наглимозера и двух Лебяжьих, вода стекает в Балтику.
- Какой знак стоит на тропе от Морщихинской до Лебяжьей лахты?
- Во-первых, это не тропа, а брошенная дорога! Во-вторых, Лебяжья лахта - это северный залив Наглемозера! В третьих, где от тракторной дороги в Свинцовую лахту отходит брошенная дорога, стоит не знак, а Обетнй крест!
- Где здесь был монастырь?
- На самом большем острове Наглимозера!
- Для чего служат кучи камней по берегам озер и в лесу?
Димка, услышав этот вопрос, насторожился. Мастак ответил не задумываясь:
- Ни для чего не служат! Или в хозяйстве пригодятся! Здесь, на севере, земля каменистая. Заниматься земледелием сложно. Камни из пахотных полос отбирались и складывались либо на меже, либо на берегу. Такая куча камней называется "каменка". Со временем пашни забросили, на них вырос лес, вот и оказались каменки в лесу. По ним можно проследить не только бывшие угодья, на них обычно растут березы, но и старые дороги! Одну из этих куч я сам переложил, по дурости, чтобы посмотреть, что внутри. Другую переставили студенты Стаса. Эти кучи на берегу, за туалетом, находятся. Зато Москвичи, на Белом озере, под кучей вынули ложками, кружками и перочинными ножами, четыре куба пустой породы!
Вокруг костра засмеялись. Дед тоже ухмыльнулся и сказал:
- Было дело! А что такое Челма?
- Челма, это река, текущая из Лекшмозера в Монастырское озеро. Кстати, на правом ее берегу есть гора. Там раньше самый древний в округе монастырь стоял. Основан он был в 1315 году и назывался Кирилло - Челмогорским. На его месте сейчас громадная ель стоит. Челмой, так же называется протока между двумя разноименными озерами. Последнее время, Челмами стали звать все выступающие в озера мыса.
- Какой булыжник здесь самый знаменитый?
- Николин камень! Он у дороги от Морщихинской к обетному кресту лежит.
- Почему Масельгу называют "Потерянным краем"?
- Ее так журнал "Мото" назвал. Ко мне приезжал редактор этого журнала, Ксенофонтов Иван. С моих слов записал рассказ, и напечатал его в январском номере журнала Мото за 1995 год. Нас привел в эти края Стас. Звали мы это место Маселгскими озерами. Место глухое, гиблое, на границе с Карелией. Я предложил Ивану название "Затерянный мир" но оно ему не понравилось.
Дед задумался над очередным вопросом. Тут его внимание привлекла торчащая из углей кострища металлическая скоба. Костровым крючком дед вытащил скобу из кострища и плеснул на нее воды из котелка. Скоба остыла вместе с погасшим костром, поэтому вода не зашипела, а лишь смыла пепел. На скобе проступила синяя окалина.
- Она?
спросил дед.
- Похожа! Магнитом можно проверить!
ответил Мастак.
Дед достал компас и поводил им перед скобой - стрелка на присутствие металла не реагировала.
- Ничего удивительного! Обычный жароупор - черная нержавейка!
сказал Петр.
Дед достал из кармана два синих кованых гвоздя и протянул Петру:
- Эти гвозди сделаны из того же металла. Их нашли в остатках строения прошлого века. Монастырские кузнецы сами добывали металл из болотной руды, но их поделки ржавели и магнитились. Другого сырья в те времена здесь не было! Гвозди, по видимому, ковали из этих скоб. Сама же скоба, если ее рассмотреть в разрезе под металлографическим микроскопом, не кованная, а цельнопресованная из порошка. В прошлом веке такой технологии не было! Откуда монахи эту штуку взяли, и для чего она служила?
Вокруг давно погасшего костра стало тихо. Все смотрели на деда. Только Мастак что-то искал в траве. Неожиданно он завернул пласт дерна и вытащил из-под него плоский серый камень. Под камнем оказался тайник с двумя котелками, сковородкой и пачкой соли. Мастак стряхнул землю с плоского камня, приложил к нему скобу и сказал:
- С помощью этих скоб крепилась термозащитная броня к борту космического корабля!
Что тут началось... Все заговорили разом и наперебой: Откуда у монахов космический корабль?! Брехня! Сказки! Фантастики начитался! Мастак пытался что-то объяснить, но его не слушали. В бурных дебатах не участвовал дед и его внучка. Когда взрыв эмоций прекратился, дед спокойно сказал:
- Мастак предложил вполне здравую гипотезу, объясняющую целый список странностей, творящихся в здешних местах. Вы приехали сюда впервые. Заметили что-нибудь странное и непонятное?

Первым взял слово Петр:
- Протока из западной части Маселгского озера, так называемого озера Пежихирье, в Вендозеро; прокопана и расчищена вручную. Она узкая и извилистая. Перед выходом в озеро на протоке стояла водяная мельница. От нее почти ничего не осталось. Только гнилушки на берегу, да жернов в озере слева от протоки. Протока из Торосозера в Левусозеро, так называемая Леворечка, широкая и прямая. Будь то ее копали экскаватором. Такие же берега перед плотиной на речке Кулгомке, что течет из Левусозера. Эта плотина держит воду на высоте почти двух метров. В результате пять озер объединены в одно большее водохранилище. Я не считаю двух Синих озер - протоки в них явно рукотворные. Во всей этой картине не ясно одно: Белое озеро стекает в Синие озера, а судоходной протоки между ними нет! Монастырское озеро сочится через низину в Вендозеро, а копани туда тоже нет! Два Кивоозера вроде рядом, но тоже сами по себе! Что, у монахов до всего этого руки не дошли?
Валентина с Тохой ничего особенного не обнаружили. Ну, жили здесь люди, благоустроили немного дикий лес. Так теперь от их трудов почти ничего не осталось: Поля заросли. От монастырей остались одни названия. Из плотин осталась только одна и та еле живая, хотя и с мельницей. Две большие деревни стали необитаемы и заброшены. Дороги заросли и заболотились. Одним словом, потерянный край!
Индеец Дим в дискуссии не участвовал. Сидел молча, слушал, и о своих наблюдениях решил не рассказывать.
Дед обратился к Мастаку:
- Ты с друзьями сюда с 1982 года ездишь! Расскажи, что удалось узнать?
- В тот год я первый раз оказался на Масельге. Было нас четверо: Я, Станислав Образцов, Валентин Гундоров и Дима Львов. Мы совершали мопедный поход по Карелии и пробирались с Пудожа на Каргополь. С большим трудом доехали до Заозерья, и узнали, что проходимой дорги через Карельскую границу нет. К счастью Стас узнал, что с Пялусозера до Морщихинской ходят пешком и есть таежная тропа. За день мы добрались до Пялусозера, нашли тропу, и на следующий день потащились по ней. Ехать на мопедах по тропе оказалось невозможно, три четверти пути мы катили технику. В некоторых местах вдвоем одну. К вечеру вышли на Левусозеро и организовали стоянку. Валентин ловил рыбу, Стас сооружал коптильню, а я с Димычем чистил тропу, от завалов до самой копани. Ходить по таежной тропе - дело опасное. Тропа в лесу еле заметна. Единственные ее ориентиры - зарубки на деревьях. Увидел зарубку, подошел, ищешь следующую. Как потерял - пиши пропал, заблудился. Самый засоренный участок тропы оказался от Кивоозер до копани. Недалеко от нашей стоянки, мы нашли ответвление от тропы со старым указателем "Тамбичозеро". Рассказали об этом Стасу. Про Тамбичозеро он знал, решил сходить. Указатель оказался ловушкой: Тропа уходила в болото, из которого не было выхода. Проплутав целый день, Стас вышел на Большее Кивоозеро и вернулся на стоянку голодный и злой. Больше разведок местности мы не предпринимали. Закоптив, выловленную Валентином рыбу, мы свернули стоянку, и вышли в Морщихинскую. Дальше без проблем доехали через Каргополь до Няндомы, и, погрузившись на поезд, вернулись домой. Ничего аномального при первом посещении Масельги я не обнаружил. Единственным было постоянное ощущение страха, пока мы стояли на Левусозере. Стоянка была точно напротив Леворечки. Пялусозерская тропа там выходит на берег озера, есть место для лодочной стоянки.
Следующий раз я побывал на Масельге в 1984 году. Группа была большая: Валентин взял сына, а Стас пригласил семью Крыловых. Готовились основательно. Основная цель - разведка местности и рыбалка. Первой промежуточной стоянкой была перемычка между Синими озерами и Маселгским озером. Тогда мы первый раз встретились с Москвичами, они стояли в деревне Маселга. А на Белом озере оказались наши земляки - Гусев Саня привез на "Волыни" троих друзей.
С промежуточной стоянки перебрались сюда на Челму и организовали эту базовую стоянку. Так как мимо Челмы в Карелию непройдет незамеченным ни пеший, ни конный, ни на лодке, стоянку эту прозвали "Таможня". Оборудовали кострище с навесом, стол со скамьями под бунгалом, туалет, коптильню, расчистили место для стоянки лодок. Вырубили весь подлесок, чтобы комаров сдувало. Для детворы были даже качели. Ловили рыбу, солили, коптили, проводили разведку местности. Я с Димычем ходил на Хижгору, лазали на колокольню. По утверждению Стаса с нее можно было насчитать семнадцать озер. К нашему сожалению, просматривалось только четыре.
Из местных нам попадался только один дед - рыбак. Расспрашивали его, но он только вносил путаницу и ничего не объяснял. Так рассказывал он нам, что есть за Монастырским озером два маленьких озерца Гуменное и Котельное. Гуменное мелкое, летом кувшинками зарастает. А Котельное круглое и очень глубокое, в нем черные окуни водятся. Пошли мы по приметам деда эти озера искать. Гуменное нашли, а Котельного, как будь-то, вовсе не было. Километра на три от Гуменного все исходили, нет озера и все тут. Уговорили деда показать - сам пришел к Гуменному и головой вертит, божится, что было озеро, а куда делось, не знает.
Рыбак из меня плохой, но спиннинг и лодку на озера я взял. Когда ничего не ловилось, я глубину мерил. Нашел несколько мест, где глубина больше двадцати метров. В одно из таких мест высыпка из копани уходит, другое напротив часовни. Малое Кивоозеро, тоже бездонным оказалось. Вода в нем торфяная, черная, густая какая то, при ветре зыби нет. Рыба в нем не ловилась. Мрачное, какое то озеро. Большее Киво наоборот мелкое и веселое. Вода чистая, куда ни плыви, везде дно видать. Щука там совершенно белая и вся в камышах у берега. С Кивоозер решили идти не тропой, а по компасу - с восточного берега Малого Кивоозера на восток. Так по нашим расчетам должно было быть короче, всего метров семьсот. На деле оказалось километра три! Но вышли мы как раз на нашу старую стоянку на Левусозере.
По рассказам рыбака, нашли дорогу от плотины на Кулгомке до Кулгумозера. Идет эта дорога верхом сухой гривки в тридцати метрах от домика мельника. Странная, какая то дорога - узкая и совершенно прямая и ровная, как железнодорожная насыпь. Кое-где, правда, низинки попадаются. В другую сторону она ведет к Кивоозерам и обрывается в низину перед тропой, как будь то ее недостроили. Нашли просеку - визиру, которая эту дорогу пересекает, и по рассказам рыбака выходит на Каскозеро. К сожалению, визира дошла до Кулгомки, а на другом берегу потерялась. В поисках тропы на Каскозеро, прошли старой дорогой от плотины до копани, но ничего не нашли. Рыбак показал начало тропы на Наглимозеро, недалеко от Гужово. Ходили в разведку втроем - Я, Димыч и Стас. Нашли Каскозеро, а потом вышли на Наглим, в Лебяжью лахту. Место Стасу понравилось, организовали там второй базовый лагерь.
Пока организовывали стоянку, начались дожди. Поэтому разведку местности не проводили. Чисто случайно выбрались на соседний полуостров за грибами. Из лагеря он отлично просматривался, и мы считали, что он такой же низкий и лесистый как все остальные. Каково же было наше удивление, когда мы на него высадились: От воды вверх подымался крутой склон, поросший ольхой и осиной. Макушка этой возвышенности была плоская как аэродром и совершенно голая. На ней рос один мох и громадное количество лисичек.
Для прохода через озеро под дождем, соорудили плот из лодок, поставили на него палатку и поплыли искать волок в Саргозеро. Перед волоком организовали промежуточную стоянку на каменистом мысу, поросшем соснами .Провели разведку волока, а Димыч плавал назад в Лебяжью лахту, где забыл свой "рыбий" нож. По пути назад он заблудился в озере и обошел Монастырский остров с другой стороны. Как это у него получилось, объяснить он не мог. Через Саргозеро шли на том же плоту. Последний раз ночевали на лодочной стоянке, а утром шли три километра до автобуса в Морщихинской.
Вновь попал я на Масельгу в 1985 году. Группа все та же. Тогда мы прошли сложный и длинный маршрут с Кенозера по Волошовке, Череве и Водле. На Масельгу заглянули, чтобы расслабиться и отдохнуть. Стояли на Челме. У меня, Димыча и еще одного туриста кончались отпуска. Пришлось сниматься на неделю раньше остальных. Именно благодаря этому обстоятельству, я нашел в лодке рыбака нержавеющую цепь из синих скоб. Одну скобу удалось разогнуть и взять с собой на память о Маселге. Дома выяснилось, что она не магнитится. Провел гидравлическое взвешивание - оказалось, что плотность сплава меньше чем у железа. Сдал скобу на анализ в лабораторию завода. Там ее потеряли.
В 1987 году я был проводником и гидом у группы автотуристов - матрасников. Ехали через Вельск и Няндому. Машины оставили в Морщихинской и до озер шли пешком, дальше на лодках. Базовый лагерь был на Челме. Туристы ловили рыбу, собирали чернику и грибы. Я искал. Что? Не знаю сам! Ходил на Каскозеро и искал тропу к плотине или визиру к Кулгомке. Визиру не нашел, нашел ручей, что течет в Кулгомку. Пошел по нему, но в мшалой низине он потерялся. Около истока ручья нашел столбик визиры и тропу. Пошел по тропе к плотине и сам не заметил, как оказался у копани. Где тропа перешла в старую дорогу, найти не мог до самой плотины. Пока туристы собирали чернику в полном составе, сидел в лагере и сторожил его от Морщихинских собак. Летом они на самообеспечении - ловят полевок, гоняют зайцев, щук хватают из воды, заодно у туристов волокут все, что без присмотра. Запросто раздерут палатку, разгрызут рюкзак, и растащат все съедобное и несъедобное по поляне. Сижу я как-то раз в лагере, гляжу - идут по тропе с Пялуса два бородатых с рюкзаками. Попросили воспользоваться кострищем и столом для обеда. Разрешил. Жалко, что ли! В то время через Масельгу всесоюзный туристский маршрут проходил. Плановые группы шли каждую неделю. Дикари, вроде этих, через день. Иногда даже ночевать оставались. Места здесь хватает, одно плохо - все дрова вырубили. Так вот эти, бородатые, разложились, обед готовят. Смотрю у одного книга старинная. Попросил посмотреть. Это какая то рукописная летопись оказалась. Читается с трудом, еще с большим трудом понимается. Пока бородатые обедали, я страниц десять одолел. Понял, что речь идет о здешних местах. Но больно странные вещи там описаны. Даты проставлены, наверное, не от рождества Христова, а от сотворения Мира. Упоминаются, какие то "Крестовая глушка" и "Чертова падь", "Копище в Вилноозеро, в котором застряла большая нечисть". Что эта нечисть, попала в Вендозеро. Чтобы ее извести озеро пытались провалить раньше срока, но оно не проваливалось. Пытался я у бородатых эту книгу выпросить или купить - не согласились. Пообедали и ушли. Туристы тоже не засиделись. Хватило их только на неделю.
На следующий 1988 год, сам поехал на Масельгу на машине с Димычем за штурмана и мотолодкой на багажнике. Машину оставил в Морщихинской. Лодку поставил на колеса, и вдвоем мы ее до вечера прикатили к озеру. Дальше шли под мотором. На Челме встретил Стаса со студентами и семью Крыловых. Поиски и разведку не проводил. Проверял, на что годится мотолодка. Именно тогда студенты нашли две каменки на берегу, за туалетом. Вспыхнул азарт археологов - груды переложили, копать не стали - вода рядом. Старик - рыбак объяснил, что такое каменка. Долго смеялись. Ходил на Хижгору. Там объявились реставраторы: Вырубили из церкви прогнивший пол, закрепили колокольню, починили лестницу, вырубили лиственные деревья вокруг церкви. С озера стало видно крест и купол. Слыхал от реставраторов, что под полом нашли какую то странную икону, написанную на керамической плите. Икону увез в Москву какой то ученый на экспертизу. Уровень озер стал понижаться. Плавал к плотине. Там оказалась промоина. У домика мельника встретил местного мужичка и батюшку. Разговорились. Пытался узнать про "Крестовую глушку" и прочую ахинею. Отмахивается и крестится, но нутром чую, что-то знает. Погода в то лето была холодной и дождливой. Смотались раньше времени. Студенты помогли докатить лодку до Морщихинской.
В 1991 году на Маселгу я приехал вот на этой амфибии. Погода была сырая. Дороги раскисли. С собой я взял студента из техникума. Стаса встретил на Селге. Он с дочкой и семьей Крыловых приехал в Морщихинскую на "Запорожце". Продуктов они взяли мало, купить не могли, поэтому грустные уходили с озер, не прожив на Челме и недели. Год был голодный. Бензин в очередь по записи, хлеб по спискам и нормам, продукты по талонам. На Челму после копани, шли по озеру. Чуть не утонули: У винта срубило шпонку, и сгорела помпа откачки воды. Пришлось работать котелком и ждать, когда ветром пригонит к берегу. Выбрались на берег около ручья из Монастырского озера. Именно тогда я и нашел старую дорогу вокруг Ведозера на Челму и странную насыпь за Монастырским озером. Насыпь, как бы вырастала из земли, и шла параллельно Хижгоре. Недоходя до Синих озер она внезапно обрывалась. Продолжения ее нигде не было. У машины мощная лебедка. Дорогу мы почистили - часть деревьев спилили, часть растащили. Пока машина стояла на Челме, расчистили дорогу за ручьем до Хижгоры. Мой студент оказался изрядным балбесом. Кое-чему он научился только к концу похода. Но вот эту плиту со скобой нашел именно он на отмели у ручья, куда нас принесло ветром. Плиту я спрятал, а скобу бросил в кострище - столько лет лежала, никто не взял. Стояли мы недолго. Уехали, как только почистили дорогу.

На следующий 1992 год, приехал я сюда на общественном транспорте, и привез очень интересного человека. Фомина Витю, водолаза - охотника. Приехали мы утренним автобусом, поэтому к обеду были на Челме. Пообедали. Я занялся установкой лагеря, а Витя залез в гидрокостюм и бултыхался в ледяной воде как в Ляпинских карьерах. Вернулся он только вечером. Принес приличного леща. На ужин была уха. На следующий день он взял с собой лодку и обошел оба примыкающих к Челме озера. Вернулся без улова, и какой то встревоженный. Из лодки вынул кривую, выбеленную временем палку в метр длинной. Пока готовили ужин, он молчал и вертел в руках эту палку. Наконец спросил:
- Знаешь, что это такое?
- Топляк!
ответил я. Витя сунул палку в костер. Когда она начала гореть, вынул и загасил. Запахло горелой рыбьей костью. Я поинтересовался, где он ее нашел. Рассказал он следующее: Промысловой рыбы в озерах нет. На дне часто встречаются незаиленные грузила рыбацких сетей. По-видимому, местное население с голодухи и без пригляду выгребло из озер всю рыбу. Озера неглубокие, дно чистое. Поэтому вся рыба держится у берега в растительности. Обходя озеро вдоль берега, он наткнулся на высыпку копани. Высыпка уходила склоном в глубину. Поплыл вниз по склону, но воздуха не хватило, пришлось всплывать. До дна все-таки донырнул, там оказалась воронка, заваленная корягами, а из-под высыпки торчал скелет громадной щуки, опутанный какой то цепью. Цепь вытащить не удалось, но ребро от скелета отломал. Показав Вите скобу, я спросил, не из таких ли звеньев была цепь? Он утвердительно кивнул.
Монастырское и Синие озера Вите не понравились, в них вода черная, плохо видно. Хотя в них он настрелял с десяток мелких щук. В Маселгском он рыбы не нашел. Когда я описал ему Кивоозера, он отмахнулся. Тогда мы решили идти на Каскозеро, осмотрев попутно Левусозеро. Пока плыли на лодке к плотине, Витя несколько раз занырнул в Леворечке, вокруг Журавлиного острова, в протоке к плотине; но все безрезультатно - кругом была одна мелочь. На плотине паводком выломало прогнившую стену мельницы. Уровень воды в озерах упал на полметра и удерживался завалом из всякого мусора перед мельницей. Оставив Витю у плотины, я налегке пошел по мелкой Кулгомке, искать впадение ручья из Каскозера. Ручья не нашел, нашел мшалую низину и пошел по ней. Низина вывела меня не к озеру, а на тропу. По тропе дошел до озера, и, расчищая и помечая тропу, пошел обратно к плотине. Нашел и пометил место, где тропа выходит на старую дорогу. Пока я искал тропу, Витя времени не терял. Он осмотрел дом мельника и нашел на чердаке механизм от старых ходиков. Почти весь механизм был деревянный. Только оси, зубчики колес и цепочка были из медной проволоки. К сожалению, не оказалось маятника и циферблата со стрелками. Осматривая развалины мельницы, он заметил в бушующем потоке слива нескольких окуней. Смастерил удочку и почти всех выловил. Я еле оторвал его от этого азартного занятия. Часы мы закинули обратно на чердак, и пошли на Каскозеро. Вышли на озеро очень быстро. Мне показалось, что часть пространства исчезла. По крайней мере метку, где от дороги отходит тропа, я не заметил. Не заметил я, и как дорога превратилась в тропу. По словам Вити, мы шли всего пять минут! У истока ручья накачали лодку и поплыли к острову искать место для стоянки. Остров оказался слишком мрачным. На северном берегу нашли низенький мысок с редкими соснами и уютный заливчик. Стоянку организовали на крохотной полянке мыска.
На следующий день, на охоту поплыли вместе. Я вез Витю на лодке вдоль берега. Он определял перспективное для рыбы место и нырял с лодки. Обследовав место, он забирался в лодку, и мы плыли дальше. Особенно его интересовали упавшие в воду деревья. С каждого такого дерева он добывал по щуке. Так я остановился у очередного поваленного дерева. Витя беззвучно соскользнул в воду и поплыл к затопленной вершине. После "супервентиляции" легких он нырнул. Под водой он мог находиться до двух минут. На этот раз он вынырнул раньше, за деревом у самого берега. С руганью, проклиная и рыбу, и рыбью охоту он выполз на отмель и бросил ружье. Я подумал, что он порвал гидрокостюм, или ружье дало осечку, и поплыл к нему. Витя взял из лодки чехол и сунул в него ружье. Залез в лодку и попросил плыть к стоянке. На вопрос: "Что случилось?" Ответил: "Потом расскажу!"
На стоянке он вылез из гидрокостюма и повесил его сушиться. Поддевка была сухая, значит, гидрокостюм цел. Вытряхнув из чехла ружье, Витя протянул мне стрелу: Восьми миллиметровая стальная стрела была согнута у наконечника под углом 90 градусов. Один лепесток наконечника отсутствовал, второй еле держался на срезанной заклепке. Под лепестком застряла сломанная пластинка чешуи с донышко стакана диаметром.
- Я думал это бревно и хотел пригвоздить к нему леща. В леща помазал, а она как дернет, чуть руку не оторвала. Эта тварь, блин, на меня охотилась! Пошли завтра от сюда! Мне здесь страшно!
Вечером Витя насобирал грибов, и сварил грибной суп. Есть уху, он отказался. На следующий день мы перебазировались в Лебяжью лахту Наглемозера. Некогда уютная стоянка выглядела ужасно: Кругом валялась битая посуда и ржавые консервные банки. Часть сосен была спилена, остальные затесаны топором на растопку. В берег были вкопаны две сушилки из железных бочек. На поляне стоял грубо сколоченный и исписанный ненормативной лексикой стол со скамейками. Коптильня, которую собирал Стас, была развалена и превращена в мусорную яму. Пока мы чистили место под палатку и готовили еду, в лахте побывали три моторки с рыбаками. Казалось, вся лахта перегорожена рыбацкими сетями. Рыбу мы не ловили, и на следующий день уехали домой.
Это была моя последняя поездка на Масельгу.
Пока Мастак рассказывал, Петр делал вид, что понимает толк в рыбацких байках, и сам может рассказать их не мерянное количество. Валентина пыталась определить, где граница между правдой и вымыслом. До похода она часто общалась с Мастаком. С виду он не внушал доверия, но его описание маршрута оказалось достоверно точным. Тоха, неожиданно осознал, что чудак Мастак говорил на занятиях правду, в то время как все студенты считали его болтуном. Димка, слушал каждое слово, сравнивал с тем, что наблюдал сам и делал пометки на своей карте. Внучка делала вид, что это ей не интересно, и наблюдала за реакцией публики. Дед, слушал внимательно и делал пометки в своей большей тетради.
Закончив свой рассказ, Мастак обратился к деду:
- Вы подозрительно спокойно выслушали все мои бредни. По видимому, на Масельге вы провели времени больше всех нас взятых вместе. И занимались здесь далеко не собирательством, как мы. Расскажите, что вам удалось узнать?

6 Рассказ Деда.

Дед опустил глаза:
- Я старый ученый, которого за бредовые идеи обсмеяли и выгнали с работы. Зачем мне лишний раз выглядеть придурком и быть непонятым?
Мастак продолжал настаивать:
- Смеяться никто не будет. Здесь нет ваших врагов! А друзья друзей всегда понимают и уважают, особенно старших и более опытных! Расскажите! Друзья просят!
Дед медленно обвел взглядом всех, собравшихся на поляне:
- Хорошо! Я расскажу! Но я сообщу вам только полученные мной в результате наблюдений и опытов факты. А выводы, каждый сделает сам!
Заманил меня на Масельгу товарищ по работе - один "ученый муж". Его хобби этнография, старина и краеведение. Маселга приглянулась ему относительной древностью и простотой доставки - из Москвы добираться сюда всего сутки. Первые знания по этому краю я почерпнул у него. Информацию эту не проверял, да и к моей работе она имеет косвенное отношение. Рассказал он мне следующее:
Перед укрупнением сельских хозяйств, Все три Маселгские деревни были обитаемы. Да да! Деревень было три! Их три и сейчас! Масельгу и Гужево вы знаете. Подозрительно, что Мастак ничего не сказал про третью деревню, хотя наверняка про нее знает! Эта деревня находится за селгой, на другой стороне озера Вильно, и носит его название. Население, судя по разношерстным домам, было разнообразным, но в основном жили здесь изгнанники репрессий разных лет. Последнее поколение было изрядными лодырями и временщиками. Не зря пахотный клин с каждым годом становился все меньше и меньше, а дома жителей не по северному убогими. При укрупнении хозяйства, все лодыри перебрались в Морщихинскую, а их дома мигом растащили на дрова. Остались на озерах одни старики и коренные жители. Сейчас их человек пять наберется, а года через три, не будет ни одного. Именно их хоронят на Хижгоре и озерной плекале у часовни. Именно они, их отцы и матери были первыми жертвами торжества Социализма. Это самый работящий цвет царской России - первенцы Столыпинских реформ. Которых потом обозвали середняками и кулаками. Разграбили их хозяйства, а самих, зимой, без продовольствия и путной одежды, вывезли в эту тайгу и оставили погибать. До них здесь жили одни монахи да охотники. Но с монахами Советская власть разобралась в первую очередь, а их обители превратила в лагеря смерти. На Масельге к тому времени были только упраздненные монастырские земли. Ни одного монастыря здесь не было, все они были восточнее, ближе к Каргополю. О монастырях, это отдельная тема. Жертвы репрессий зимой выжили. Кормила их тайга охотой и озера рыбой. Именно этот работящий и несломленный люд, восстановил и отстроил заново ветхое монастырское хозяйство: Они, восстановили мельницу на копани, а потом построили плотину и мельницу на Кулгомке. Они построили Гужево и возродили Масельгу и Вильно. Они перестроили церковь на Хижгоре. Потом была Отечественная война, и от цвета нации осталась четверть. Которую разбавили всякими бродягами и бездельниками.
Теперь о монахах. В здешних краях были два монастыря. Оба бесследно исчезли. Причина простая. Это были старообрядческие монастыри. До революции, при расколе церкви, на старообрядцев было гонение. Их расселяли, непокорных ссылали на каторгу. Но чаще всего старообрядцы не подчинялись и устраивали "гарь". Когда их окружали и пытались захватить, старообрядцы находили выход. ПОСЛЕДНИЙ ВЫХОД! Они запирались в церкви и СЖИГАЛИ ЕЕ ВМЕСТЕ С СОБОЙ!
Ну, как? Сильна была вера?!!! Теперь понятно, почему нет обоих монастырей?! Самый загадочный из них, тот, что стоял на Монастырском острове в Наглемозере. Мой товарищ не нашел о нем никаких сведений! Очень странный был монастырь. И совсем рядом с Масельгой. Это была его вотчина! Что здесь было до монастыря, вообще история умалчивает.

Первый раз я приехал на Масельгу в 1984 году, с товарищем и его студентами- домашними мальчиками и девочками, которым захотелось романтики. Романтики они хлебнули сполна в первый же день пребывания на Масельге. Семь километров с рюкзаками по стоптанной коровами дороге, поедаемые комарами, промокшие под дождем; до деревни они добрались в состоянии каторжников. Товарищ оказался дуб в туризме, и поставил лагерь прямо в деревне, на косогоре. Представьте, каково от туда ходить за водой. Самое страшное началось вечером, когда из леса приперся подвыпивший парень с рацией и ружьем и стал приглашать девок на Белое озеро в гости. Девки и парни от него только шарахались. К счастью он ушел один. Вечером, когда стемнело, на Белом началась такая стрельба и пьяная ругань, что мы хотели бросить лагерь и бежать к туристам, приплывшим вечером на Синие озера. Первое впечатление от Масельги у всех было очень негативным. Но дня через два, погода наладилась, свыклись с житьем на природе, стали осматривать окрестности, и студенты этого "ученого мужа" нашли поросшие мхом кучи камней. Что это такое, "ученый муж" ответить не смог. Начались археологические раскопки. Если бы хоть что-нибудь нашли, то, наверное, успокоились. Но в куче, и в двух метрах под ней ничего не оказалось. Вопрос: "Что это такое?", - был поставлен ребром. По самому простому пути - спросить у местных, идти никто не захотел, и вопрос оставался открытым несколько лет! Примерно столько, сколько я не был на Масельге. Дикая жизнь на холодном и суровом севере мне не понравилась, и на уговоры "ученого мужа", ехать на Масельгу, я отвечал отказом.
Интерес к Масельге снова возник, когда в 1987 году "ученый муж " привез, отобранную у "черных следопытов" рукописную книгу. Эти "любители старины", пользуясь отсутствием запоров и жильцов, ходили по домам и в наглую забирали иконы. Поймали их в Морщихинской, когда они садились на автобус. За воровство их здорово избили, награбленное отобрали и вернули пострадавшим. То, что было непонятно чье, установили в часовне. А книгу хотели сжечь, так как местный батюшка определил в ней бесовский толк. "Ученый муж" спас книгу для науки.
На прочтение, перевод и толкование написанного в книге, ушла вся зима. В книге оказалась летопись Наглимского монастыря за несколько веков. Монахи мелочей не писали. Записывали только значительные события. Да, Мастак, как выглядела та тетрадь, которую ты видал у бородатых туристов?
- Здоровая такая, формат чуть больше "А-3", корочки толстые, обтянуты потертой и задубевшей черной кожей. На углах корочек кожа протерлась и скрутилась в трубочку, под кожей что-то вроде деревянных дощечек. На наружных сторонах корочек следы толи от заклепок, толи от гвоздей. На переплете и корочках нет никаких надписей. Страницы расположены по книжному. Титульных листов и заглавий нет, сразу идет рукописный текст с датами. Тетрадь исписана от корки до корки без пропусков. Чернила черные. Почерк вроде детского, печатными буквами. Строки неровные, записаны не по линейке. Ширина линий в буквах везде одинакова, будь то писали стеклянным рейсфедером. Страницы серые, в сальных пятнах, нумерации страниц нет. Бумага шершавая, толстая и плотная, как электрокартон. Края страниц неровные, будь то их не подрезали, а рвали. В открытом состоянии тетрадь не лежит, стремится закрыться. На вес очень тяжелая.
- Почему ты решил, что это тетрадь, а не книга?
- Нет никаких названий и написана от руки.
- До 1564 года все книги на Руси писались вручную. В том году первопечатник Иван Федоров напечатал первую печатную книгу. Постепенное вытеснение рукописных книг продолжалось еще два столетия. А вот все делопроизводство, хронология и дневники; до сих пор пишутся вручную. В тетради записано и то и другое и третье. Поэтому она рукописная и без названия. Интересно другое: В тетради описаны события за несколько веков, а почерк и чернила одни и те же. Скорее всего, ее переписывали с более древней или писали по устным преданиям и берестяным грамотам. Содержание начала книги больше похоже на легенду, чем на хронику. Тетрадь заполнена полностью, значит она не последняя, а судя по пространному началу первая, должны существовать еще, если сохранились.
Вместе с "ученым мужем" мы пытались определить возраст этой тетради. Ориентироваться по датам хронологии оказалось бессмысленно. Первая дата приблизительна и относится к пятому веку, последняя к середине семнадцатого. Если предположить, что все даты проставлены по старому стилю, от сотворения Мира, то тетрадь писалась до 1700 года нового времени. Хотя указ Петра о новом летоисчислении старообрядцы не поддержали и продолжали в своих скитах старое летоисчисление. По этой же причине нельзя полагаться и на старославянский стиль письма. Кстати этот стиль не совсем старославянский, иначе бы ты, "Мастак", не смог бы читать эту тетрадь, и тем более понимать смысл написанного. Методика сшивки тетради, ее корешок и корочки, относятся к 1600 году. Но и эта веха приблизительна. Скорее всего, тетрадь моложе века на полтора.
Особое внимание заслуживают страницы тетради. Первое, на что мы обратили внимание, было отсутствие червоточин. Второе, это цвет страниц - серый, а не коричневый, присущий старой бумаге. И, наконец, прочность страниц. Страницы пружинили, но не перегибались. Решили сделать химанализ бумаги. Для этого отломили кусачками уголок страницы с пятном и чернильной кляксой. Отстричь ножницами этот уголок оказалось невозможно - современные ножницы не стригли бумагу семнадцатого века. Офисный нож для бумаги об нее тупился как о камень. Страница сломалась как лист тонкого гетинакса. Но по сравнению с ним, она была раза в два прочнее и эластичнее на изгиб. Если сказать, что химанализ нас ошарашил, это будет мягко сказано. Он убил наповал! Пятна и чернила нас не удивили. Пятна, это сало от свечей, в старых книгах это постоянный атрибут. Чернила на основе древесного угля и натуральной олифы встречаются очень редко, но тоже не новость. А вот бумага оказалась не бумагой и не пергаментом, и тем более не папирусом или берестой. Она вообще была неорганическим соединением. Представляла она спеченные и спрессованные микроволокна кварца и углерода! Подобный материал разработали и получили совсем недавно, и применяется он в конструкции двигателей космических ракет!
Содержание текста, если не считать пространного начала, вполне подходит под хронологию жизни религиозной общины. В последней записи тетради, сделанной в 1668 году, говорится о великой смуте случившейся в православной вере. Эта дата примерно соответствует времени раскола Русской православной церкви и появлению старообрядчества. Все остальные даты соответствуют либо смерти представителей высшего духовенства, либо получению этим же духовенством очередного чина. Есть несколько дат освещения культовых сооружений. Среди них упоминается и Кирилло - Челмогорский монастырь, но дата его освещения не совпадает с датой основания на три года. Монастырь долго не просуществовал и передал эстафету Александро - Ошевенскому монастырю, основанному в 1455 году и пришедшему к состоянию развалин при Советской власти. Есть упоминание и о монастыре на острове Наглемозера. Основали его первые на Руси монахи, выходцы из Киева, в 1081 году. Монастырь был небольшим, просуществовал до 1320 года и носил звучное название Владимиро - Ярославский. В честь крестителя Руси Владимира и духовного просветителя Ярослава. Именно за недолгое время до возникновения монастыря, рассказано в тетради несколько странностей, над которыми пришлось поломать голову.
Итак, первая запись и первая странность, относящаяся к пятому веку:
"Воевода Лекша, поссорился со своим старшим братом и ушел с частью дружины искать пристанище к соседним северянам. На пятнадцатый день пути, вышел к большему озеру и организовал поселение на северном его берегу. Озеро было богато рыбой, леса дичью. Поселений северян у озера Лекша не встретил. На третий день, один из воинов дружины охотился северо-западнее озера и обнаружил "чудищ неведомых". На охоту за чудищами выступила вся дружина. Чудища жили в земле, пожирали землю, были больше десятка лошадей каждое. Стрелы от них отскакивали, копья о них ломались. Дружина в панике рассеялась, Лекша ушел с озера и нарекал всем те земли не посещать."
Следующая запись относится к 1057 году.
"Трое монахов просветителей и крестителей из Киева; Кирилл, Александр и Николай. Занимались "подвижничеством" и "несли культуру в массы" на глухих северных просторах древней Руси. В Белозерске они услышали вышеописанную легенду и решили посетить тамошние места. Каково было их удивление, когда в окрестностях Лекшмозера они обнаружили пахотные угодья нескольких общин потомков вепсских племен. Работы по "просвещению" первобытных племен, было хоть отбавляй. Монахи увязли в делах надолго."
Странности в этой записи нет. Интересно другое - это вторая запись, интервал с первой составляет пять столетий! Судя по следующим записям, житие монахов было несладким. Искоренение язычества - работа не из легких, особенно если попадаются природные аномалии. А их было, хоть отбавляй:
Так в Вильноозере жил бог рыбаков. После схода ледяного покрова, община задабривала этого бога жертвоприношением. В воду загоняли корову. Бог превращался в большую рыбину и заглатывал корову! Община ловила рыбу во всех озерах, кроме Вильно. Оно было обителью Бога и считалось неприкосновенным.
Община занималась земледелием. Пахотный клин был не большей. Подсечное земледелие было не в ходу из-за большего количества камней. Пашню удобряли илом из озер и торфом болот. Для добычи ила сбрасывали воду из Вендозера. Секрет сброса воды знал только старейшина и передавал его по наследству. Раньше община могла осушить и Маселгское озеро, но этот секрет был утерян - старейшину одного из племен разодрал медведь. Судя по описанию, озеро теряло воду за день. После сбора ила, старейшина мог заполнить озеро водой, на это требовалось двое суток. К этой процедуре, какое то отношение имела "крестовая глушка", расположенная южнее Кивоозер. Надо отметить, что Маселгское озеро соединялось мелкой протокой с Торосозером. На протоке было что-то вроде шлюза. Копани в Вендозеро, в ту пору не было. Не было и Леворечки. Зато существовала мелкая протока из Левоозера в Малое Киво. И "копище" из Маселгского озера в озеро Вильно. Копище, это что-то вроде пещеры, по которой протекал ручеек, сбрасывающий часть воды из Вильно в Маселгское. Это описание казалось бы абсурдом, если бы не одно но - у Маселгского озера был сток в пещеру. Эта пещера была одним из божествов у язычников. Ей поклонялись, приносили жертвы. Считалось, что кто вернется из этой пещеры, тот может претендовать на место старейшины. Народу в пещере пропадало, не меряно. Монах Александр, решил испытать судьбу. Тайком запасся вязанкой лучины, мотком пряжи и ушел в пещеру. Проплутав в ней двое суток, вернулся. По словам монаха, он шел по ручью, пока тот не стал падать в пустоту и насчитал до этого места более сотни поворотов и ответвлений. Трупы людей и животных, заблудившихся в пещере, лежат там нетленные.
После такого поступка престиж монаха поднялся. Община приняла его в старейшины. Старейшины этому воспротивились и начались интриги. До раскола общины и откровенной драки дело не дошло, но монахи смогли сплотить вокруг себя "ряды передовой молодежи". Влияние монахов на общину оказалось настолько велико, что община согласилась замуровать вход в пещеру, прозванной монахами "ловушкой душ заблудших" и сотворенной самим сатаной. Пещеру заложили семью бревенчатыми накатами с подсыпкой глины и камней.
На следующую весну случилось несчастье: Талой воде из озер оказалось некуда деваться, и она потекла через копище в Вильно. Ручей в Черное озеро оказался тоже переполнен. Случился паводок. Вода залила пахотные угодья и подступила вплотную к жилью. Если учесть, что жили раньше в землянках, находящихся ниже уровня земли метра на полтора, так что снаружи была одна крыша; то у паводка были очень губительные последствия. Беда заключалась еще в том, что паводок затопил копище. Громадная рыбина из Вильно проникла в Маселгское озеро и стала пожирать людей и домашний скот. Копище, то ли от паводка, то ли оттого, что в нем застряла еще одна большая рыбешка, обвалилось и закупорило три Маселгских озера. Странно, но старейшины в таких условиях осушить озера не могли, или, скорее всего не желали. Когда паводок в Вильно прекратился, община предприняла попытку откопать засыпанное копище. К сожалению, то, что сотворили "боги" оказалось не по плечу человеку. Из копища не удалось даже вытащить застрявшую рыбину. Сработала воспитанная веками боязнь жителей общины к озеру Вильно и "богу рыбаков". Между тем, большая рыбина, оказавшаяся в Маселгском озере, проникла в Торосозеро. Этому способствовали размытая паводком плотина, высокий уровень запруженных озер и дикая свинья, за которой эта шельма охотилась. Пока община решала, как быть с подтоплением угодий, вода что-то где-то промыла, и уровень воды понизился до нормального. Исчезла куда то и хищная рыбина. Но время было упущено, поля остались непаханые, пастбища не восстановились после наводнения, и общине предстояла голодная и лютая зимовка.

Осенью в общину пришел старейшина старейшин - праотец и бог Тор. Откуда у вепсов скандинавский бог, пока объяснению не поддается. Странно другое - все жители общины знали Тора в лицо, беспрекословно ему повиновались и чтили как бога, хотя по описанию монахов он был человек и чудес не показывал. От общины монахи узнали, что Тор приходит в "вещественном" облике один раз в двадцать три года и обучает старейшин в течение пятнадцати дней, потом уходит и встретить его можно только чисто случайно в образе бестелесного призрака. После очередных учений старейшины выгнали из общины монахов и совращенную ими "передовую молодежь". Изгнанники поселились на лесистом острове Наглимозера и благополучно перезимовали, промышляя охотой и зимней рыбалкой. Община же за зиму вымерла почти полностью. По крайней мере, старейшин не осталось ни одного. Весной остатки общины и изгнанники воссоединились, и монахи продолжили "окультуривание" язычников. К сожалению, все секреты, которые рассказывал Тор старейшинам, были потеряны. А когда Тор очередной раз пришел к своим подопечным, его обвинили в гибели общины и просто выгнали. С тех пор Тор в "вещественном" виде больше не появлялся.
Это все странности, описанные в тетради. Из-за них я, на склоне лет, ввязался в авантюру - разузнать; откуда взялась вся эта ахинея. И летом 1988года приехал сюда с "ученым мужем" и занялся долгими и нудными поисками. Облазал всю селгу со стороны обоих озер в поисках места, где было копище. Нашел больше пяти подозрительных мест. Обошел по периметру все Маселгское озеро в поисках места, где "чертовой глушкой" была замурована пещера. Безрезультатно! Пытался искать "крестовую глушку"; лес южнее Кивоозер оказался настолько резкопересеченным и мрачным, что заниматься поисками отпала вся охота. Зато повезло "ученому мужу". Он связался с реставраторами церкви Александра Свирского на Хижгоре, и все время проводил с ними. Однажды вечером я застал его особенно довольным. После ужина он не выдержал и похвастался своей находкой: Развернул какую то древнюю мешковину и положил передо мной икону. Икона как икона. Почерневшая от грязи. Краска кое-где вздулась от сырости. Пахнет плесенью и грибами. Святой какой то изображен. Буртика - ковчега по периметру иконы нет, значит не древняя и цены не имеет. А "ученый муж" так хитро посмеивается и на уголок иконы показывает. Смотрю, угол отбит, а под краской не дерево, а керамика. На следующий день мы эту икону от грязи пооттерли и при солнечном свете рассмотрели. А как рассмотрели, свернули лагерь и в Москву.
"Ученый муж" пригласил друга реставратора. Тот повертел икону и сказал, что это "Сергий" восемнадцатого века, а что под ним, надо посмотреть и взял икону в свою домашнюю мастерскую. Через неделю сообщил, что под "Сергием" еще два слоя пятнадцатого и одиннадцатого веков. Спросил, стоит ли их открывать. Мы согласились. Под "Сергием" оказался "Кирилл", а под "Кириллом"... чертечто: Черный фон, звезды, комета с двумя хвостами и портрет человека без бороды, с короткой стрижкой, клинообразным вытянутым лицом, прямым носом, начинающимся выше надбровных дуг и кошачьими глазами. Одежда походила на трехболтовый водолазный скафандр без шлема. Слева и справа от головы, была надпись, которую расшифровали только через неделю. Было написано: "Отец Тор"!
Для анализа откололи с тыльной стороны иконы кусочек керамики. Результаты те же, что и у тетради, но с присутствием кремния и индия. С помощью друга реставратора отмыли грязь и краску с тыльной стороны иконы. Там оказался фрагмент солнечной батареи, который до сих пор сохранил работоспособность.
К следующему 1989 году готовились основательно. Взяли целую кучу оборудования: эхолот, гравиометр, переоборудованный для фотосъемки местности метеозонд, самодельный батискаф для фотоаппарата, металлоискатель. Уговорили ехать с нами одного отставного геолога, предварительно заставив его собрать весь материал о недрах того места. Каждый занимался своим делом: "Ученый муж"- аэрофотосъемкой местности. Я - эхолотом и гравиометром прослушивал озера, а когда освободился фотоаппарат, фотографировал тайны глубин. Геолог - собирал камушки и со скуки пил горькую. Подмогли и реставраторы - принесли несколько гвоздей и попросили определить, из чего они сделаны. Подвох мы обнаружили сразу - металлоискатель на гвозди не реагировал. Ухватившись за такую новость, стали тыкать им в любую железку. Нашли еще кое-что из мелкой поковки, а перед самым отъездом попалась цепь из каких то крючков в рыбацкой лодке на Вильноозере. Всю цепь брать не стали, отогнули от нее одно звено.
Собранный материал обрабатывали всю зиму. По результатам геологоразведки выяснили: Через исследуемый район в направлении восток - запад проходит тектонический разлом. Идет он через Белое озеро, захватывает Синие озера, Огибает Хижгору с юга, проходит под южной оконечностью Вендозера, огибает с южной стороны остров Осиновый в Торосозере, так же пересекает Левусозеро и, пройдя под малым Кивоозером, уходит к Пялусозеру. Вдоль разлома замечены наибольшие глубины в озерах. Радиационный фон выше среднего замечен на северном берегу Вильноозера, пониженный фон южнее Маселгских озер вплоть до Наглемозера. Остальной фон соответствует среднему. На Масельге искали никель и проводили пробное бурение на южном берегу Пежихерии, напротив Гужова. Слой ледниковых и осадочных отложений закончился на 30 метрах, далее шли коренные породы. Бур дважды проваливался в пустоту на глубинах 50 и 55 метров. Геолог нашел несколько обломков плит, вроде той, на которой была написана икона. Остатков солнечных батарей на них не сохранилось. На перешейке между Вендо и Торос озерами было обнаружено большое количество раздробленной коренной породы.
По итогам аэрофотосъемки была составлена подробная карта района озер и примерно определены места поисков "чертовой глушки" и "крестовой глушки". По расположению озерной высыпки намечено место поиска "копища".
Подводная фотосъемка кроме скопища коряг и прочего топляка ничего не выявила. Только на одном снимке было заметно что-то напоминающее цепь, идущую из вороха топляка.
Гравиометр определил увеличение силы тяжести севернее Вендозера.
Анализ немагнитного материала гвоздей, скоб и прочей мелочи нас шокировал. Структурный анализ показал, что гвозди и прочая ахинея ковались из скоб, вытащенных из цепи. Первоначально, скобы имели совсем другую форму. Получались они методом спекания при высокой температуре и огромадном давлении тонких порошков соединений неметаллов. Материал не токопроводен, пластичен при низких температурах и хрупкий при нагревании. При анализе состава коренной породы в осадочных отложениях выяснилось, что из нее изъяты составляющие этого материала.
Сезона поисковых работ 1990 года еле дождались. Понимали, что обычными приборами вряд ли что удастся найти. Искали людей с аномальными возможностями - всяких ясновидящих и лозоходцев. Чтобы не нарваться на проходимцев, тестировали их. Из пятидесяти семи человек отобрали одного, и тот оказался юродивым, но иголку в стоге сена найти мог.
Пока я растаскивал кошкой кучу коряг в омуте, где была обнаружена цепь, и занимался подводной фотосъемкой. "Ученый муж" водил юродивого по лесу и селге, записывал, что тот видит и чувствует. Все складывалось отлично, пока они не повстречали Отца Тора в "бестелесном" состоянии. Юродивый моментально впал в эпилепсию. "Ученый муж" сначала пытался оказать помощь юродивому и даже пытался разговаривать с Тором, а когда увидел, что это призрак, сам чуть не обтрухался. После этой встречи "ученый муж" приобрел манию преследования, а у юродивого напрочь отбило память и все его способности. По этой причине работы пришлось свернуть раньше срока.
Итоги сезона плачевны: "Ученый муж" угодил в дурдом, у него хватило ума рассказать психиатру о том, чем мы занимались на озерах. Я едва не разделил его участь. Юродивый излечился от порока, в результате его родственники потеряли надежный источник дохода. Что касается загадок Масельги, то юродивый успел найти и копище, и обе глушки, и кое-что еще. Вскрытие и определение назначения всех этих сооружений должны проводить специалисты, чтобы потом не было фальсификации и недомолвок. По этой причине местоположение этих объектов я вам не покажу. Впрочем, найти их не трудно. Но разобрать без спец техники невозможно. Подводной съемкой удалось заснять очищенное от топляка устройство для сброса воды из Маселгского озера. По-видимому, подобное устройство есть еще в двух озерах. Что касается "крестовой глушки", то подобное устройство случайно было найдено северо-западнее Каскозера. Назначение его пока непонятно. Есть и еще одна загадка: Куда сбросились озера при паводке? Впоследствии, при строительстве плотины и мельницы на Кулгомке, поднять уровень озер до уровня мельницы на копани так и не удалось - вода куда то уходила.
Это вся информация, которую мне удалось собрать по Масельге. После того неудачного сезона, я остался без помощника. Пришлось заниматься теоретическими изысканиями несколько лет. Настоящий сезон - первый, после перерыва. С помощью внучки - химика, пытаемся определить процессы, через которые изымался материал для скоб из коренной породы.
Дед закончил рассказ и обвел всех пристальным взглядом. Друзья сидели молча и обдумывали рассказ. Первым заговорил мастак:
- Лесные насыпи! Вам удалось узнать их происхождение и назначение?
- По анализам породы, они такие же древние как Хижгора. Община и монахи использовали их в земледелии, но не все;-
сказал дед, глядя на индейца. Немного помедлив, продолжил:
- Индеец Дим - опытный следопыт! В первый день пребывания здесь, он нашел синие гвозди. Расскажи, Дим, не удалось ли тебе найти еще что-нибудь?
Вопрос деда вывел Димку из задумчивого состояния. Индеец осмотрел друзей и понял, что отмолчаться ему не удастся. Пришлось рассказывать о полетах бумеранга, о найденных кумаролах, о встрече с привидением и странном сне, о найденном маятнике и странном сооружении на окраине кладбища. Напоследок Димка показал деду нарисованную карту со всеми найденными странностями. Дед долго рассматривал карту и делал пометки в своей тетради, потом похвалил индейца за наблюдательность. Внучка достала из кармана пентапризму и протянула ее индейцу:
- Держи, краснокожий, не теряй больше! Вдруг пригодится!
- Где, Катти Сарк, ее нашла!?
- На северной тропе, за Хижгорой. Почти у Монастырского озера.
- Значит, ЧИП надо искать в озере!
После столь странного предположения на поляне стало тихо. Все смотрели на деда, а дед на индейца. Наконец дед заговорил:
- Почему Дим считает, что в маятнике был ЧИП?
- Ножки, удерживающие ЧИП на грузе маятника расположены несимметрично, значит, они держали не украшение. Маятник слишком короток для старинных часов, груз к стержню маятника припаян. Если этот маятник от тех деревянных часов, что нашел друг Мастака - Витя в домике мельника, то для чего служило это немагнитное устройство без стрелок и циферблата? Это же механически модулируемая колебательная система! Водило ударяет по стержню маятника, при каждом его взмахе. От удара кристалл ЧИПа генерирует затухающий импульс. Стержень маятника и груз работают как направленная антенна. Частота импульсов строго определенна. Кто мог прятать маятник на колокольне? Кто тот батюшка, которого видел мастак у домика мельника? Почему он не хочет говорить про тетрадь и все то, что здесь творится? Мастак прав! Этот батюшка что-то знает!

- Остается найти ЧИП и сдать местного попа в КГБ как иностранного разведчика!;
закончил Петр рассказ индейца. Все дружно рассмеялись. Дед продолжил:
- Священник все равно ничего не расскажет, а если и расскажет, то ему уготовлена судьба моего друга - "ученого мужа". Когда были созданы эти часы, ЧИП технологий не существовало. Если предположить, что это действительно передатчик, то какую информацию он мог передавать? Скорее всего, работал он в качестве маяка или ключа, запускающего какой то механизм. И то и другое интересно и вполне вероятно. Узнать бы, где висели эти часы!?
- Может, часами приводился в действие механизм сброса воды из озер?;-
предложил Тоха.
- Вряд ли. Этот механизм не сложнее сливного бачка унитаза;-
ответил дед.
- Насколько я помню,- сказал Димка,- в десятом веке механических часов не существовало. Деревянному же механизму от силы лет двести или триста. Значит, его сделали для какой то цели совсем недавно. Из всех здравствующих аномалий остался один призрак Тор. Не его ли рук это дело?
- Как бестелесный призрак может что-то сделать? Да и на кой черт ему этот будильник!?;- возмутился Петр.
Вполне здравое объяснение предложил Тоха:
- Раз в двадцать три года Тор становится телесным, почему бы ему ни заняться техническим творчеством. А часы ему нужны для связи с той цивилизацией, которая его здесь оставила. Если у тех часов придерживать маятник от взмаха в определенной последовательности, то можно передать любое словесное послание.
- Слишком маленькая мощность у этого передатчика;-
возразил Петр. Тоха обиделся и сказал:
- А ты тот вездеход видел, который Американцы на Марс запустили? Это вообще игрушка!
Тут в спор ввязался мастак:
- Не забывайте, что кроме Тора, существует еще одна здравствующая аномалия - исчезнувшее озеро Котельное. Не спрятано ли там что-нибудь. Маятник висит на северной стороне колокольни. Если на тот гвоздь повесить часы, то они будут посылать сигнал в сторону исчезнувшего озера. И тогда "Сим-Сим" откроется. Непонятно одно - озеро исчезло совсем недавно, а часы довольно древние, об их сохранности никто не заботится, да и ЧИП потерян. Призрак тут этот бродит. У меня такое ощущение, что ключ находится с той стороны двери. И через эту дверь, в глазок, за нами наблюдают.
- Ты хочешь сказать, что тот космический корабль до сих пор находится здесь?!!!; спросил Петр.
- Да!!!
После такого ответа мастака на поляне наступила тишина, которая в ранних сумерках казалась таинственной. Затянувшуюся тишину прервал дед:
- Пока совсем не стемнело, давайте подведем итог всему нашему бреду. Предположим, дело было в далеком будущем. С Земли, в глубины космоса, с субсветовой скоростью, стартовал космический корабль. Что с ним случилось, понять трудно, но назад он вернулся на несколько тысяч лет раньше, чем стартовал. Экипажу ничего не оставалось делать, как садиться, маскироваться, впадать в анабиоз; оставив робота осведомителя; и дожидаться своей эпохи. Посадка, по-видимому, прошла не совсем гладко. Пришлось из ресурсов корабля организовывать добычу расходных материалов для ремонта. Был развернут горно-обогатительный комбинат, работу которого наблюдал воевода Лекша. Интересно было бы понаблюдать охоту дружины на карьерный экскаватор. Раз корабль с Земли, то и технологии были земными: Добывали шахтным способом коренную породу, фотохимическим методом разлагали ее, гидролизом и флотацией отделяли нужные компоненты, а ненужные валили в отвал. Озера с их системой водозамены служили фотохимическими реакторами. Когда все восстановительные работы закончились, место почистили, убрали всю свою технику, дороги разрушили, корабль спрятали в шахту и залили ее водой. Для присмотра за поверхностью оставили робота-фантома, а сами впали в анабиоз до своего времени. Свято место пусто не бывает. В озерах завелась рыба. В Вильно, благодаря повышенному фону, произошла мутация щук до гигантских размеров. Вблизи озер поселились люди. Была предпринята попытка их обучения, для чего один из членов экипажа раз в двадцать три года просыпался и обучал первобытных людей уму разуму. Но оказалось, что гнать историю бесполезно, она сама развивается. И на определенной стадии развития пришлось принимать меры для улучшения маскировки. В ход пошла система сворачивания пространства. Что мы сейчас и наблюдаем.
Дед замолчал и обвел присутствующих вопросительным взглядом. Все сидели молча, и старались найти хоть какой то момент, не вписывающийся в гипотезу деда. Все вроде выглядело логично. Невероятным казался только факт присутствия где-то рядом космического корабля, ожидающего своего часа в далеком будущем.
Тишину прервала Валентина:
- Смотрите! К нам Отец Тор идет!
Все повернулись в ту сторону, куда она смотрела: На мосту через протоку, в сгустившихся сумерках, явно был виден силуэт человека в плаще с капюшоном, с палкой в руке. Человек шел по мосту к лагерю. Слеги поскрипывали и прогибались под его тяжестью. Были слышны шаги и постукивание посоха. В тревожной тишине кто-то прошептал:
- Тор стал вещественным!
Бессменный и бессмертный хранитель Маселгских тайн приближался. Вот он, тяжело дыша, поднялся по берегу и подошел к костру. Раздался скрипучий старческий голос:
- Петро! У меня горе случилось! Лодка убежала! Пока я сети на берегу распутывал, ее ветер из камыша вытащил. Залив не большей, я бы ее сам поймал, но она шельма у острова в осоке застряла. Давай на твоей моторке сплаваем, а то у меня вся рыбалка разладится!
- Дед Алексей! Благодаря твоему балахону от "хим-дыма" в здешних местах вспомнили легенду про "Черного монаха"! Пошли, ловить твою беглянку!
сказал Петр, вытаскивая из-под машины бензобак мотолодки.
Суета на челме быстро улеглась: Дед с внучкой уплыли в свой лагерь. Петр, мигом решил проблему сбежавшей лодки. Мастак забрался спать в свою "каракатицу". Его примеру последовали и Валентина с мужем. У догорающего костра остались сидеть Димка с Тохой.
Над тайгой была тихая, белая, северная ночь. Над Осиновым островом, в сером небе висела большая красная планета. Из-за острова на озеро наползал туман. Вода в озере успокоилась, выровнялась и превратилась в мистическое черное зеркало; в котором отражался лесистый берег, остров, мост, туман и красная планета. В лесу, вокруг лагеря, царил таинственный и непредсказуемый мрак. Догорающий костер освещал маленький круг теплого, обитаемого пространства. Мрак наступал из леса и давил тишиной и сыростью этот островок тепла и света. Димка с Тохой сидели и смотрели, как догорает последняя головешка.
Внезапно мрак в проеме леса стал сгущаться и из него материзовался фантом Отца Тора. Он стоял на тропе и смотрел на друзей. Первым его заметил Тоха. Взяв друга за руку, еле живой от страха, прошептал:
- Смотри!
Димка повернулся и сразу узнал своего недавнего преследователя. Тоха, судорожно дрожа, прошептал:
- Зачем он нас пугает, что ему нужно?!
- Сейчас узнаем;- сказал Димка, встал и обратился к призраку:
- Здравствуй! Отец Тор! Индеец Дим приветствует тебя!
Призрак продолжал оставаться на прежнем месте, но друзьям показалось, что его капюшон качнулся в едва заметном поклоне. Уловив это движение, Димка спросил:
- Отец Тор! Когда ты придешь учить нас?! Призрак согнул в локте правую руку, и на фоне серого неба друзья увидели четыре отогнутых кривых пальца. С озера повеяло туманной сыростью и холодом. Фантом, не меняя позы, стал медленно таять, превращаясь в ночной мрак.
- Он придет в вещественном облике через четыре года. Интересно бы послушать, что он расскажет?,
подумал вслух Тоха. Димка, костровой рукавицей, вытащил из погасшего костра дымящую головешку и закинул ее в озеро. Помолчав, добавил:
- Что бы он ни сказал, главного все равно не расскажет.
* * *

P.S. Как в дальнейшем сложилась судьба двух друзей - это тема для другого
рассказа. По воле той же судьбы, через четыре года на Масельге они так и не побывали. О Петре и Валентине рассказать нечего, к сожалению. На обратном пути, ослепленные сиянием "Девятых Врат", они не снижая скорости, влетели в них: Петр не заметил встречного лесовоза, по "закону тайги" идущего не по своей стороне. При столкновении, прицеп накрыл машину, и она сгорела полностью. Приезжал ли через четыре года на Масельгу мастак, конечно же нет. График отпусков не совпал. Известно, что из техникума он уволился, и спустя какое то время, занялся навязчивой идеей получения энергии из воды. Маселгские озера, входящие в Лекшмозерскую округу, Каргопольского озерного края, объявлены национальным парком. Въезд на территорию парка платный. К услугам посетителей кемпинг, гостиница и экскурсии по парку. Подробную карту озер, со всеми историческими памятниками округи, можно приобрести в Каргопольском историко-архитектурном музее. Этот рассказ не является рекламой национального парка, так как был написан до его основания. Хотя вызвал много вопросов у организаторов парка ко мне. Место действия и его участники, реально существовали. Я не могу проверить достоверность рассказа деда, но все остальное было чистейшей правдой.

10. 03. 2003 Ярославль.

"Мастак" (Отшельник).

Этот рассказ выглядит как отдельная глава предыдущего рассказа. Но так как тема рассказа не связана с Маселгой, я решил выделить его в отдельное повествование. Записан он со слов Индейца Дима.

Звездочёт.

Суета на челме быстро улеглась: Дед с внучкой уплыли в свой лагерь. Семейство Иванцовых тихо переговариваясь и шурша спальниками в палатке, укладывалось спать. Их примеру решил последовать и я. Пассажирское сидение в амфибии «Турист» было сложено, раскатан спальник и установлен тент. Осталось переодеться и залезть в спальник. В этот момент меня окликнул Димка и пригласил к костру. Я устроился у огня на чурбаке и стал ждать, что скажет индеец. Дим курил трубку и о чём- то думал.
Над тайгой была тихая, белая, северная ночь. Над Осиновым островом, в сером небе висела большая красная планета. Из-за острова на озеро наползал туман. Вода в озере успокоилась, выровнялась и превратилась в мистическое черное зеркало; в котором отражался лесистый берег, остров, мост, туман и красная планета. В лесу, вокруг лагеря, царил таинственный и непредсказуемый мрак. Догорающий костер освещал маленький круг теплого, обитаемого пространства. Мрак наступал из леса и давил тишиной и сыростью этот островок тепла и света.
Димка подбросил в огонь расколотое вдоль ольховое полено и сказал:
- Бледнолицый брат! Твой рассказ о космическом корабле в озере заинтересовал Дима. Дим в корабль почти поверил. Поверит ли бледнолицый брат в рассказ Дима?
Дальше Димка рассказал такое, что надолго осталось в моей памяти. Угловатый рассказ индейца я постараюсь изложить своими словами. Поведал он следующее:
Вернувшись домой со срочной службы в Авгане, Димка застал мать в больнице. Онкология по женской части. Нужна дорогостоящая операция, денег нет. Заработать можно только в горячей точке. Димка устроился контрактником и в первом же бою словил несколько осколков от мины. В полевом госпитале провели ряд операций и, пока живой, отправили домой. Мать, чтобы спасти сына, позаботилась о его лечении в частной клинике. Лечение оказалось дорогим и бесполезным. Пришлось потратить все сбережения, а потом продать квартиру. В заботе о сыне, мать забыла о своём недуге и недуг свалил её. Мать умерла. Когда финансирование лечения в частной клинике закончилось, Димку перевели в железнодорожную больницу. В больнице не было медикаментов и Димка был полностью предоставлен своей судьбе. Когда действие транквилизаторов закончилось, к индейцу вернулась ясность ума. Только тут он заметил, что правая нога его не слушается. Выписали, дали инвалидность и мизерную пенсию. Димка поселился в малосемейке на окраине города. Привыкал к костылям, потом купил старенькие Карпаты и приспособил их под себя.
- Погоди, индеец Дим! Ты ходишь без костылей и даже не прихрамываешь!
Димка закатал широкую штанину своих кожаных брюк и показал изрезанную шрамами ногу.
- Слушай бледнолицый, что Дим дальше скажет:
По утрам Димка ездил на рыбалку. Тот день был не исключением. Тихое утро на маленькой речке Пахме. Туман над лугом. Тёмное зеркало воды. Рыба не ловилась. Солнце встало и стало палить голову. Ветра не было. Димка смотал удочки, привязал их к мопеду, уселся сам, закрепил непослушную ногу, рукой дёрнул кик – двигатель завёлся. Греть не надо, на солнышке прогрелся. Неспешное движение на первой передаче через луговину. Показался брод через Пажицу. В кустах мелькнула тень. Перед глазами заплясали огненные головастики.
Димка очнулся лёжа на луговой дороге. Голова гудела, пахло пролитым бензином. Мопед придавил пристёгнутую ногу. Огляделся. Рядом стоял чёрный конь и смотрел на Димку. Димка смотрел на коня и вдруг почувствовал, что конь его о чём- то просит. Эта просьба отделилась от гула в голове и была воспринята однозначно:
- Помоги мне!
- Как?,
подумал Димка.
- Я заблудился!
Пока Димка отстегал ногу, выползал из под мопеда, вставал и поднимал мопед; он скорее почувствовал, чем услышал, следующее:
Меня перевозили на машине. Машина сломалась. Меня оставили рядом с машиной и ушли за деталями. Цыгане меня поймали и увели с собой. Ночью я сбежал, но машины на месте уже не было. Я знаю название места, куда меня везли, но не знаю, где оно находится.
- Как называется место?
- Трухино!
Димка задумался. С одной стороны было как то странно и непривычно обмениваться мыслями с лошадью. С другой стороны, гиблое место Трухино. Димка знал это место. За лето он объездил все дороги, доступные для мопеда в радиусе ста километров от Ярославля. Карту области он знал наизусть. Трухино, это урочище. Место, где когда то стояла деревня. Находилось это место в «Бермудском треугольнике» Ширинье – Раменье – Доронино. Там заканчивались дороги, идущие в никуда. Там были непролазные болота и леса. Там не было деревень и туда никто не ходил. Там невозможно было пройти. Ураган повалил лес, сквозь лесоповал пророс новый лес и одолеть это пространство можно было только на вертолёте.
- Это то место! Отведи меня туда!, - услышал Димка.
- Ты читаешь мои мысли?
- Да! Так же как ты воспринимаешь мои!
- До туда больше тридцати километров. Как я помню, для лошадей дридцатник, это суточный предел!
- Это норма для перевозки груза бегом и без остановок! Я без груза и если останавливаться попить, за пол дня доберёмся! Показывай дорогу!
Димка посмотрел, сколько бензина осталось в баке, прикинул к пробегу и сказал:
- Поехали!
Тарахтит двигатель на второй передаче. Мопед, не спеша, катит по щербатому асфальту. Конь размашистой рысью, брякая расшатавшейся подковой, скачет по обочине. Юго-западная окружная дорога. Есть на что посмотреть водителям многочисленных машин – индеец на мопеде и мустанг без седла и узды.
Мост через Пахму. Конь пьёт воду, а потом лезет в речку освежиться. Храпит и фыркает. Вылезает на берег, шумно отряхивается, лихо взбирается на виадук моста.
- Я готов,
чувствует Димка мысли коня. Запуск двигателя и неспешная езда по Курбской дороге. Машин здесь мало. Конь и индеец приспособились к совместному передвижению и положению на дороге. Конь скачет по обочине чуть сзади индейца, обеспечив ему свободное место для пропуска попутной машины. Димка не видит коня в зеркало, но слышит стук копыт и бряканье единственной подковы.
Вдруг бряканье подковы прекратилось, хотя копыта коня продолжали равномерно бухать по обочине. Димка остановил мопед.
- Что случилось?,
спросил конь.
- Ты вроде подкову потерял!,
ответил Димка.
Конь, развернувшись на месте, пробежал несколько шагов назад, подобрал губами отвалившуюся подкову и вернулся.
- На, возьми на счастье! Мне она точно не пригодится!
- Кому не скажу, ни кто не поверит, что конь мне на счастье свою подкову подарил!,
подумал Димка, разглядывая блестящую, стёртую подкову.
Конь шаркал копытом по асфальту, обламывая оставшиеся гвозди. Потом обратился к индейцу:
- У тебя клещи есть? Один из гвоздей не туда забили. Колет!
Димка достал из подсумка пассатижи. Конь приблизился и поднял копыто. Индеец сразу понял какой гвоздь мешает. Осторожно пошатал и, не вращая, выдрал кованый четырёхгранный гвоздь из копыта. Конь постучал копытом об асфальт.
- Нормально! Пошли дальше!
Курбский холм договорились брать порознь: Димка взял разгон – мопед не тянул в гору на малой скорости а тащиться не первой передаче было слишком долго. Конь сначала бежал рысью, потом перешёл на шаг. На вершине холма вместе отдыхали. Димка ждал, когда мотор остынет, а конь пил воду из придорожной канавы. Дальнейшая дорога до Ширинья, изобилует подъёмами и спусками. Тактика совместного преодоления таких препятствий была уже отработана.
На въезде в Ширинье, Димка свернул вправо, на грунтовку. За скотными дворами, грунтовка показала щербатый асфальт с выбоинами, который вскоре перешёл в грейдер. Грейдер попетлял вежду полями и перелесками, миновал громадный песчаный карьер, сбежал в низину и упёрся в недостроенный мост. За мостом продолжения дороги не было. Речушка, это была всё та же Пахма, перед мостом, выписывала петли по гнилому болоту. Над болотом навис мрачный высокий берег. Место было сказочное. Для полноты картины не хватало только избушки с бабой Ягой.
- Приехали!,
Сказал Димка.
- Где то на этом холме Трухино находилось.
Конь стал всматриваться в мрачный берег и принюхиваться. Потом предложил:
- Давай на верх вернёмся! Надо там посмотреть!
Шагом и на первой передаче взобрались на седловину холма. За придорожными кустами оказалось поле, в котором угадывались признаки некогда существовавшей деревни. Конь тянул носом воздух, осматривал обочину, ходил по траве рядом с дорогой, вдруг остановился и насторожил уши. Потом повернулся к Димке:
- Это точно здесь! Тебе не проехать, но я отвезу тебя. Садись на меня!
- Зачем? Мне на тебя с парализованной ногой не забраться. Сходи один, проверь, я здесь подожду!
- Забирайся ко мне на спину, я присяду. Мне нужно тебе кое что показать!
Конь подошёл к Димке и опустился на колени. Индеец поставил мопед на подножку и с трудом перекинув через спину коня непослушную ногу, устроился поудобнее. Конь осторожно встал и двинулся шагом вдоль края урочища, огибая его слева. За урочищем склон холма порос редким кустарником. Конь обошёл один куст, в нерешительности остановился перед другим. Потоптался на месте. Вернулся немного назад. Опять вернулся к кусту и осмотрел его с обеих сторон. Димке стало казаться, что конь заблудился и забыл дорогу. Наконец, куст был обойдён и за ним оказался следующий. Конь остановился и прислушался. Потом обошёл куст и посмотрел на вершину холма. До вершины была луговина. А на вершине стоял добротный деревенский дом с высоким подклетом и двором под один конёк с домом. Около дома росло несколько тополей и виднелся частокол огорода.
Конь тронулся с места и пошёл не к дому а боком к нему. Димка ожидал, что дом повернётся к нему огородом. Но этого не произошло. Стало происходить что то странное и не понятное. Конь шёл боком к дому, луговина под конём ползла назад, последний куст урочища удалялся вправо, а слева приближался дом. Только поравнявшись с тополями, конь повернулся головой к дому, подошёл к завалине, присел на колени и ссадил Димку.
- Посиди на завалинке, я сейчас ведьму разыщу.
- Кого?! Какую ведьму?
- Ну, хозяйку этого дома. А вот и она!

Из-за угла двора показалась белая кобыла с длинной свисающей гривой. На кобыле без седла и уздечки непринуждённо сидела настоящая амазонка. Поравнявшись с конём, она спрыгнула с кобылы:
- Звездочёт! Бродяга! Где тебя черти носят!?
Кобыла повернулась к индейцу, вытянула в его сторону морду, оскалилась и зашипела. Амазонка тоже повернулась к индейцу:
- Белка! Перестань! Этот человек помог Звездочёту сюда добраться.
Только тут Димка успел бегло разглядеть амазонку. Мускулистое, стройное женское тело плотно облегало короткое безрукавое платье. Красивое лицо частично прикрывала пышная грива пепельных волос. Глаза были зелёные как у кошки. Поймав взгляд амазонки, Димка не мог отвести глаз. Голова кружилась, тело онемело и казалось тысячи маленьких острых иголочек прикололи его к стене дома и завалине. Ощущение полной беспомощности длилось минуту. Но очень длинную минуту. Потом медленно рассеялось. Амазонка разглядывала плетёные мокасины индейца.
- Ну что? В индейца ряженный! Вставай! Пошли в дом! Время обеда настало!
Димка подался вперёд, чтобы встать, и вдруг ощутил, как его парализованная нога обрела чувствительность и приняла на себя вес его тела. Нога вновь всё чувствовала и слушалась. Ай да амазонка! Ай да ведьма! Ей оказалось достаточно взгляда, чтобы узнать всё про Димку и сделать то, над чем оказались бессильны врачи! Димка встал! И пошёл к двери! Открыл незапертую дверь и жестом предложил ведьме идти вперёд. Та отказалась. Индеец шагнул через порог и осмотрелся. На стене замигал и загорелся светильник, осветив ступеньки моста и двери в сени и горницу. Поднявшись на мост, Димка открыл дверь в комнату и шагнул через порог. Огляделся. Середину дома занимала белёная русская печь. Вдоль стен широкие лавки, на подоконниках комнатные цветы, у стены письменный стол с открытым ноутом. По экрану ноута ползала большая бабочка- крапивница. В красном углу в тёмном окладе висела икона. Чтобы вызвать симпатию хозяйки, Димка занёс руку, чтобы перекреститься на образ. Но икона оказалась картиной с изображением Энштейна в профиль. Энштейн вдруг повернулся к Димке и показал язык.
- Индеец! С каких это пор ты веришь в Бога? Снимай свои сандалии и ступай на кухню мыть руки!
Пока Димка мыл руки, ведьма накрывала на стол. Кухня была стилизована под старинный деревенский быт, но содержала современный набор электроприборов. Самовар был электрический. В шесток печи были установлены комфорки электроплиты. В горелку висящей под потолком керосиновой лампы, была ввёрнута энергосберегающая лампа. Кухонный гарнитур дополняли двух камерный холодильник, микроволновая печь и гранитная мойка с современной сантехникой.
Сели за стол. Диме, привыкшему к общепиту, ещё никогда не приходилось есть такую вкуснятину: Ароматный холодный свекольник, оладьи с душистым малиновым вареньем, топлёное молоко с пенкой. На ум невольно пришло старое определение: Путь к сердцу мужчины ведёт через его желудок. Ведьма среагировала незамедлительно:
- Даже и не думай на эту тему! Ничего не выйдет! Впрочем, если ты помог Звездочёту, немного помоги и мне. Нужна грубая мужская сила!
- Напилить, наколоть и уложить дрова?
- Нет! Закрутить четыре гайки! Пошли, покажу где!
Выходя из комнаты, Димка увидел над дверью подкову. Достал подаренную Звездочётом и сравнил. Подковы были одинаковы.
Спустились с моста. Ведьма подала Димке защитные очки и потянула за ручку дверь, за которой в деревенском доме обычно находится хлев, курятник или овчарня. За дверью оказалась маленькая комната освещённая кварцевым излучателем. Белые стены, пол и потолок. Поперёк комнаты стоял низенький барьер из нержавеющей стали. Ведьма достала из стенного шкафчика синий комбез, и помогла индейцу в него облачиться. Такой же одела сама. Переступили через барьер и одели белые тапочки, марлевые повязки и резиновые перчатки. Открыли дверь в следующее помещение. Оно тоже освещалось кварцевой лампой, было таким же белым, довольно большим, но заставленным каким то оборудованием. Кварц погас, потолок засветился ровным белым светом. Димка пытался разглядеть оборудование и понять его назначение. Комната была заставлена цилиндрами и кубами различной величины. Их соединяло громадное количество труб разного диаметра. Всё было выполнено из нержавеющей стали. Что это может быть? Зачем бактерицидная защита? От чего средства индивидуальной защиты? Зачем оборудование спрятано у «чёрта на куличках»? Оборудование явно химическое. А раз оно подпольное, то служит для изготовления наркотиков!
Ведьма достала из глубокой мойки блестящую гофрированную пластину и показав индейцу, как её навесить на направляющую, стала подавать следующие пластины. Их оказалось с полсотни. Последней, пакет пластин подпёрла массивная стальная плита на резьбовых шпильках. Именно гайки на этих шпильках и пришлось крутить ключом Димке. Сначала гайки шли легко, но по мере поджатия пакета усилие увеличилось. Пока Индеец орудовал ключом, Ведьма укладывала конические тарелки на ось какого то бочонка. Бочонок закрылся колпаком с кранами и трубопроводами. К этому времени Димка изрядно устал с непривычки, но поджал пакет пластин до меток на направляющих.
- Что, индеец! Выдохся! На подкрепись наркотиком! Настоящая «Белая река»!
Ведьма взяла с мойки пластиковый стаканчик и налила в него из маленького краника одного из баков белой жидкости. Димка понюхал, а потом попробовал жидкость. Это было охлаждённое молоко!
- Да! Димка! Такого оборудования ты ещё не видел! Это автоматическая платформа по переработке молока. В этом танке молоко охлаждается и перемешивается. Этот рогатый бочонок – сепаратор. Он разделяет молоко на сливки и сметану. Этот ящик – гомогенизатор. Прогоняет молоко под большим давлением через узкую щель. При этом жировые шарики дробятся и молоко дольше не расслаивается. Эта батарея из гофрированных пластин – пастеризатор. Он быстро нагревает молоко, убивая в нём бактерии, а потом охлаждает до температуры хранения. А этот шкаф разливает молоко по пакетам.
Ведьма потянула на себя ручку громадной двери. За дверью оказалась холодильная камера. На её полу стоял поддон с ящиками. В ящиках были пакеты с молоком. Взяла один из пакетов и протянула Димке.
- На, возьми, за ужином выпьешь!
Димка взял пакет со знакомой этикеткой «Домик в деревне».
- Ни когда бы не подумал, что это твоё производство!
- То, что ты в магазине покупаешь, не моё. Я просто использую под упаковку готовую плёнку. В магазины мы сдаём только излишки и то очень редко. Почти всё употребляем сами.
- А чем ваше, отличается от нашего?
- Маркировкой даты. На нашем она пишется. Пошли на улицу, мне рогатых доить скоро! Звездочёт отвезёт тебя до дороги.
Вышли на улицу. Димка разглядывал пакет с молоком, потом обратился к ведьме:
- Я изгой в своём обществе. Меня с ним ничего не связывает. Можно мне быть помощником тебе или твоему обществу?
Ведьма повернула индейца за плечи к себе и глядя ему в глаза, ответила:
- Димка! Ты хороший парень, но часть твоего мозга и органов чувств разрушена химией или атрофирована. Восстановить эти изменения никто из наших не может. А без них ты не сможешь получить даже самый минимум наших возможностей. А если учесть специфику нашего быта и взаимоотношений, то с нами ты будешь чувствовать себя ещё большим изгоем, чем сейчас. Ты человек! Зачем тебе связываться с нами! Иди к людям! Твой потенциал опыта и знаний значительно выше среднего. Прояви свои знания и опыт и всё у тебя наладится! Сюда придти не пытайся – не получится! Портал доступен только посвящённым. У дороги Звездочёт отключит тебе функцию чтения мыслей.
- А оставить эту функцию можно?
- Она бесполезна и опасна для тебя: Служит только для принятия мыслей от Звездочёта. Читать мысли других людей и животных ты не сможешь, у них нет функции передачи мысли. Функция очень сильно нагружает неприспособленный мозг, что может привести к инсульту. Иди! Человек! И забудь про нас!
Димка подошёл к Звездочёту. Конь смотрел на индейца и ждал. Запрыгнуть на коня без седла индейцу. Да он с детства это умеет. Один миг и он на коне. Звездочёт срывается с места и скачет галопом вдоль холма, топчется у кустов, неспешной рысью обходит урочище и останавливается на обочине у мопеда. Димка спрыгивает на землю и смотрит на коня. Чувствует его мысли:
- Садись на обочину и упрись спиной в мои ноги.
Димка выполняет просьбу. Так же как утром чувствует помутнение сознания и шум в голове. Всё это проходит. Индеец встаёт. Конь смотрит ему в глаза и о чем то спрашивает. Димка пытается уловить мысли, но не может. Разводит руки в стороны и говорит:
- КУ! Моя твоя не понимает!
Конь кивает головой, разворачивается и скачет через урочище. У кустов он останавливается и смотрит назад. Димка поднял руку и помахал ему. Конь, махнув хвостом, исчезает за кустами.
Индеец подходит к мопеду, снимет с бака крепление огнетушителя, которым пристёгивал колено парализованной ноги, и забрасывает его в кусты. Переставляет кик стартёр в вертикальное положение. Запускает двигатель и едет домой.
Домой добрался, когда солнце уже село. Закатил мопед в свою тесную комнатуху. Достал из тумбочки задубевшую краюху хлеба, подержал её над огнём кухонной плиты, круто посолил. Достал из подсумка пакет молока, налил в кружку и стал ужинать. Потом достал подкову, кованный гвоздь. Подправил его пассатижами и прибил этим гвоздём подкову над входной дверью. Гвоздь был стёрт и подкова на нём покачивалась. Если её задеть пальцем, она стукалась в косяк двери и мелодично звенела.
Через неделю Димка работал на шинном заводе в службе энергетика.
Закончив свой рассказ, Димка спросил:
- Что думает бледнолицый брат о рассказе индейца Дима?
- Есть над чем подумать!,
Ответил я. Димка пожал плечами, выбил из своей трубки пепел, сунул трубку в подсумок и ушёл спать. Я продолжал сидеть у догорающего костра. Первое, что приходило на ум, Димка использовал за основу истинную историю своей жизни, снабдив её выдумкой про коня и ведьму. Очень похож сюжет на фантастику Стругацких из «Тройки» про необойдённый холм. Да и «Тайный город» тут тоже замешен.
Костёр погас. Сумерки навалились на поляну. Пока моё подсознание не начало лепить из этой черноты всякую нечисть, лезу в машину и укладываюсь спать. Сон не идёт. Подлая память, в оправдание индейцу, подсовывает сюжет из далёкого прошлого:
Сержантская учебка в армии. Схлопотал наряд вне очереди. Сижу после отбоя и варю на костре мастику для пола. Из темноты появляется замполит. Жалуется на бессонницу. Потом приносит охапку литературы и начинает подбрасывать её в костёр. Чего тут только нет. Меня заинтересовала инструкция сотрудника НКВД по борьбе с провокаторами. Учёба в техникуме научила меня работать с литературой. Бегло просматриваю страницу, отрываю её и бросаю в костёр. Так страница за страницей одолел пол книжки, пока замполит не догадался, что я её читаю. Отобрал и бросил в костёр. Тем не менее, суть я успел уловить, и с рассказом индейца она очень тесно связана.
На Руси с докрещенских времён жили волхвы, колдуны, маги, чародеи, ведьмы и прочие люди с паранормальными возможностями. Как выяснилось из книжки, жили они не только в одиночку, но и общинами. После крещения Руси, церковь подвергла эти общины гонению. С приходом Советской власти, церковь сама подверглась гонению. Общины паранормальщиков попробовали легализоваться. Сначала всё шло вроде бы нормально. По их образу и подобию стали создавать коммуны и колхозы. Но потом, власть придержащие, усмотрели в общинниках смертельную угрозу Социалистическому государству. Начались репрессии. Причём очень жестокие, на полное уничтожение. Общинники опять попрятались. Интересно одно обстоятельство – божеством для поклонения у них была лошадь. На мой взгляд, индеец Дим рассказал правду.
-.-
С тех пор пролетело немало лет. Из героев того рассказа в живых остался я один. По выходным дням, иногда, прогуливаюсь по парку «Победы». В парк с Кавшколы привозят лошадей и катают на них детвору. Я иногда подхожу к старой лошадке, и, глядя ей в глаза, спрашиваю: «Ты понимаешь мои мысли?» Лошадка отводит взгляд. Я уверен на 100% она знает, о чём я думаю!

Этот очередной рассказ, не что иное, как подслушанный разговор двух байкеров о женщинах.

ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ.

Жаркий июльский полдень. В гаражном кооперативе никого. Перед ржавыми воротами гаража ветер нанес в траву всякого мусору. Ворота открыты настежь. В гараже вдоль стен - батареи пивных бутылок. Перед гаражом, на подставке, переваренная до неузнаваемости рама оппозита. На ней, по-байкерски, отдыхает Тоха. Димон, изрядно вымазавшись в отработке, сидит на перевернутом ведре. Перед ним, на ящике из - под бутылок, в позе "Гитлер капут", полуразобранный движок. Работа уперлась в коленвал. Окаянная железяка скорефанилась сразу с обоими шатунами и напрочь отказывалась покидать картер. Ребята, как на рыбалке, ждали - когда клюнет идея. Клева не было. На двоих оставалось три бутылки пива и полпачки "Примы".
Мимо, довольно урча мотором, проехал белый "Мерс". За рулем сидела, отштукатуренная до отвращения, напоминающая собой куклу "Барби" особа.
- Какая женщина!,
простонал Димон.
- Где?!!,
оживился Тоха, и едва не упал с мотоцикла. Но, заметив иномарку и вспомнив последнюю неудачу, поудобнее устроился на раме и, набравшись писсемизма, заявил:
- Женщина, это тот же мотоцикл! На что сядешь, так и поедешь!
- Как сядешь, так и слезешь!,
поправил Димон.
- Нет!,
возразил Тоха. На солнышке его разморило. Покрутив пальцами потухший бычек, старательно затолкал его в трубку руля и стал философствовать дальше:
- Представь себе забугорный круизер! Бензин ему подавай экстру, масло - синтетику, море спецжидкостей. Из нашего пруда мыть не будешь - вода с масляными пятнами. Да и мыть надо с шампунем и полиролью. По сырой дороге и в грязь не поедешь - беречь будешь. Представь, заодно, как будут смотреться твои драные галифе на этой тачке?
Димону вся эта говорильня наскучила, и он не дал договорить другу:
- Нужен мне твой круизер, как чеперу педальный привод. Колись, какая связь между бабами и забугорной тачкой?
- А ты куклу в "Мерсе" видел? Раз видел, - соображай!
Ребята некоторое время молчали. Тоха посасывал пивко. Димон в раздумии курил, потом спросил друга:
- Ты сам знаешь, я по грязи люблю на эндурине прохватить, может ты мне кого
сосватаешь?
Тоха передал другу бутылку, взял у него недокуренную сигарету, затянулся и продолжал:
- Запросто! Только ты с такой лошадью долго не проживешь,- сбежишь!
- Почему?
- Слушай дальше: Чтобы такая скалолазка тебя не забыла, тебе надлежит быть рядом с ней. Вот и придется тебе утром и вечером бегать километров по десять. На выходные она тебя за город потащит, на марш-бросок по пересеченной местности. В отпуск поедешь с ней тайгу покорять. Летом с комарами, зимой на лыжах, да еще с рюкзачком килограмм на пятьдесят. Чтобы легче носить было, в него мотоциклетная рама без колес вставляется. "Три погибели" называется. Про домашний уют забудь. У таких медведиц, кроме электросчетчика, дома ни какой мебели нет.
- Хватит душу травить!,
не выдержал Димон,
- Это все крайности! Расскажи о чем нибудь среднем.
- Пожалуйста, золотая середина! Наш ширпотреб - Мински, Восходы, Ижи, Днепры с Уралами. На вид невзрачные, в обиходе неприхотливые. На них и на работу и на дачу и по грибы, в любую погоду. Сравни все это со среднестатической Российской женщиной. Она и работает, и хозяйство ведет, и о муже заботится, детей растит. За примером далеко ходить не надо - матушку свою вспомни!
Димон некоторое время сидел, подперев грязной рукой подбородок, и молчал. Потом отнес в гараж пустую бутылку, вернулся с другой, откупорил и, отхлебнув, спросил:
- А как насчет всяких потаскушек и шлюх? Что - то я не могу припомнить им аналога!
Тоха старательно вкрутил в ручку руля очередной окурок и с усмешкой продолжал:
- Элементарно! Помнишь, был прокат бытовой техники? Или тот же клуб ДОСААФ. Нашу автошколу возьми - полный аналог публичного дома! Плати деньги и катайся. Техника заезженная, радости и удовольствия ни уму, ни сердцу. Но свою функцию тоже выполняет.
Наши полукустарные тачки возьми - есть у тебя деньги - купишь и ездишь. Кончились - продашь кому-нибудь из нашей же братвы. Так и гуляют эти гробы по рукам годами, пока не отберут, или кто сам не разобьет. А теперь Нюрку - "Подножку" вспомни. С кем она только не ездила. Есть у тебя бабки - она твоя нажопница, как осталось только на бензин - к другому пересядет.
Димон передал другу бутылку и сказал:
- Кончай хандрить! Не так все черно, как ты намалевал. Ну не повезло тебе. Что из этого? В другой раз удача будет. Есть же на свете настоящая любовь, как у Ромео и Джульетты.
Тоха допил пиво. Хотел закурить, но сигареты кончились. Скомкал пустую пачку и попытался вкрутить ее в руль - не лезет. Закинул ее на крышу гаража и с раздражением ответил:
- Димон! Ты как вчера на свет появился! Вспомни! Что у Ромео с Джульеттой было?! Самая любимая и желанная на свете женщина и тачка - это запретная или чужая! Только с ней можно вытворять все что захочешь. Не ты ли, эндуроид несчастный, на такой жаре моей тачке матку выворачивал?! Доволен был, как сто наевшихся китайцев! Ну что сидишь?! Видишь, в воротине кусок пилы торчит?! Бери и пили им кривого, иначе все равно не вытащишь!
Димон, виновато насупившись, вытащил из воротины кусок ножовочного полотна, и стал деловито елозить им по щеке коленвала. Тоха, услыхав звук ножовки, рассмеялся. Но потом ему стало жаль друга. В чем его вина? В том, что полудохлый мотор под ним завязался?
- Димон! Свалку металлолома за гаражом знаешь? Отнеси туда полотно, коленвал и картер в придачу!
- Зачем? Картер же хороший!
- Не жалей! На нем трещина заклеена, и все равно течет. Допивай пиво, и валим домой. Обедать пора!
Димон в нерешительности сидел и позвякивал полотном по картеру. Потом посмотрел на Тоху и сказал:
- Все - таки настоящие женщины и тачки, о которых можно только мечтать, иногда приходят к нам. Во сне!
- Это точно!
выдохнул Тоха.
Мимо, ковыряя мягкий грунт острыми каблучками и чуть прихрамывая, прошла куклоподобная особа. На ребят она даже не взглянула. Димон проводил ее взглядом, с ухмылкой посмотрел на Тоху, и простонал:
- Какая женщина!
- Где?!,
оживился Тоха, и, потеряв равновесие, грохнулся. Вместе с мотоциклом.

Харитон, жизнь хоть и разнообразна, но количество сюжетов ограничено и они могут повторяться

Следующий рассказ тоже старый. Он печатался в журнале МОТО и от него трезвели самые мутные байкеры.

АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА

...Они не дураки, не слабаки и не
лодыри;- они нищие духом!

Аркадий и Борис Стругацкие.

Июньский полдень. На небе ни облачка. Жара! Идти на работу в такую погоду -изощренное издевательство! Куда подевался этот проклятый общественный транспорт? Как медленно тянется время. Быстрей бы приходило завтра. Завтра будет СВОБОДА!
Подошел троллейбус. Во лезут, будто это последний троллейбус в их жизни. В салоне духота и злость. Злость всех на все. Как в бочке с порохом. Чиркни спичку и взрыв, какое там спичку, слова достаточно! Как хорошо, что это последний день! Завтра все это кончится. Завтра, до рассвета, рука привычным движением откроет заветную дверь гаража, и застоявшийся двухколесный конь понесет прочь от этого душного, пыльного и злого города. Последний перекресток подмигнет зеленым глазом светофора, и понесется навстречу нескончаемая лента дороги. Как приятно мчаться навстречу солнцу и свежему ветру, обретая вновь то, ни с чем не сравнимое, пьянящее чувство дороги.
Остановка у заводской проходной. Залитая зноем площадь перед заводоуправлением. Рубашка прилипла к потной спине. Раскаленный асфальт жжет сквозь подошвы ботинок и проминается под каблуками. Слух улавливает журчание воды. Неужели галлюцинации? Нет, рассудок еще в порядке. Вдоль бордюра к сточному колодцу бежит поток грязной воды. От воды парит - горячая. Завтра этого ада не будет. Будет дорога с тенистой лесной прохладой. Остановка у маленькой лесной речушки. Крутой песчаный спуск к воде. Стайка перепуганных мальков сиганет от берега. Руки зачерпнут пригоршню хрустальной родниковой правды, вобравшей в себя все запахи летнего леса.
Сквозь черные от грязи окна цеха солнце жжет залитые потом лицо и руки. Спина чешется, будто по ней гуляет толпа блох. От конвейера не отойти и не отдохнуть. Прокладка, крышка, восемь шайб, восемь граверов, восемь гаек, фырчит гайковерт, на подходе следующее изделие. Прокладка, крышка, шайбы, гравера, гайки...
В дальней поездке все может случиться. Если постоянно думаешь о поломке, то лучше вообще никуда не ездить. К поломке нужно готовиться заранее, тогда она воспринимается как подарок судьбы, а не как огорчение. Мотоцикл лучше скатить с дороги, на какую нибудь тенистую лужайку или опушку леса. Полчаса погулять по лесу, поесть черники или малины, послушать щебет лесных пичуг. Полюбоваться лесом, цветами на опушке, или бескрайним ржаным полем. Понаблюдать за возней головастиков в придорожной луже. И только потом, оттерев грязь с мотоцикла, приняться за его ремонт. Сердце замирает, когда расходятся половинки картера и открывается причина поломки. Несколько мгновений на вынесение гамлетовского приговора - "быть или не быть?" Если готовился основательно, то быть! После устранения неисправности сборка мотоцикла идет легко и быстро. Прокладка, крышка, восемь шайб, восемь граверов, восемь гаек, опять прокладка, крышка... Крышка почему - то не садится. Ну и шуточки на конвейере! Какой дурак затолкал сюда ботинок?! Крышка на месте, шайбы, гравера, гайки, можно ехать дальше.
За три часа до окончания смены конвейер встал. Так всегда! Стоило солнцу скрыться за соседним зданием, как в цех пришла более менее сносная рабочая обстановка с отсутствием работы. Опять из-за снабженцев снимут премиальные. Сборщики, побросав инструмент, расползаются по углам играть в шайбогаечные шашки. В проходе слабый ветерок из разбитого окна. На ящике с деталями приятно дремлется. Глаза слипаются, и снова бежит навстречу серая лента дороги. Мелькают поля, луга, перелески, маленькие ручейки с хрустально чистой водой, уютные деревеньки, таежные лесные распадки и урочища. Дорога выпрямляется, стрелой рассекает тайгу и теряется в синеве неба за очередным подъемом. Солнце клонится к закату. Наступает час ведьм. Дорога под косыми лучами солнца блестит как мятая фольга и слепит глаза. Окружающий мир теряет краски и превращается в набор черных трафаретов. В гору тащится лесовоз, везущий на прицепе- роспуске не простые сосновые стволы-хлысты, а настоящие корабельные мачты для бригантин и клиперов. Мотоцикл послушно берет влево и начинает обгон. От лесовоза пахнет сосновой смолой и мятой хвоей. Жаль, для наслаждения нет времени - на вершине подъема, как черт из преисподней, вырастает из-под земли черный силуэт "КамАЗа" и, стремительно увеличиваясь в размерах, несется навстречу. Ручка газа накручена до упора. Стрелка спидометра пляшет где-то за двумя нолями. Встречный поток воздуха пытается опрокинуть мотоцикл. Переднее колесо почти не касается дороги. Лесовоз отстает, мотоцикл уходит вправо, а мимо, сверкнув бело-голубой кабиной, с грохотом проносится встречный "КамАЗ". Дорога свободна, она ведет вперед и вверх. В небо. На встречу с солнцем. Последние метры и ... Приходится тормозить... Чтобы не угодить в море... До самого горизонта колышется лазурная стихия. В ее поверхности отражаются редкие облака, желтые стволы сосен и даже придорожный знак. Водой залиты дорога, кюветы и даже лес. Сзади скрипят тормоза лесовоза. Водитель, хлопнув дверкой, выходит посмотреть на эту игру природы. Видение длится не долго. Солнце касается морской глади, и она тает, превращаясь в легкую дымку. Мотоцикл, увеличивая скорость, катится под гору. Оглушительный хлопок. Что это? Это не камера. Это шутник Тоха со своим перфоратором. Уже немного навеселе.
- Кто тебе позволил спать в рабочее время на рабочем месте!?
- Не шуми, Тоха, объясни, почему стоим?
- Стояли, стоим и стоять будем! ЦКДешники бастуют, у них горячей воды нет. Пошли к Димону в кочегарку. Он там "Джина" припас - зверский напиток!
- Что ж, пошли.
В кочегарке сумрачно и немного прохладно. Димон суетится, накрывая на импровизированный стол - дверцу от печки. Достает кружки, баллон с маринованными огурцами и здоровенную бутыль с какой-то дрянью. Тоха, ссылаясь на изжогу, отказывается вторично закусывать огурцами. Димон разливает в кружки маслянистую, пахнущую жженой пластмассой, жидкость.
- Откуда снадобье, Димон?
- Слесаря с радиозавода научили. Берется безметилфталат, добавляется соляная кислота и идет реакция вытеснения алкоголя из прочей гадости. Когда отстоится и проветрится - пить можно.
- Где же ты этот безметилфлат раздобыл?
- В литейном его в стержневую смесь добавляют, а кислота в карном цехе имеется. Ну что, братцы-кролики, поехали по малой! За реакцию вытеснения!...
Вторые сутки пурга заметает палатку на седловине перевала. Ветер свистит в растяжках. Фонарь на стойке описывает неимоверные траектории. В кружке остатки драгоценной жидкости. Нужно выпить глоток, остальное поджечь и занести в спальник. Спать нельзя - если уснешь, больше никогда не проснешься. Огонь растекается по всему телу, в спальнике становится жарко. Глаза слипаются. Не спать! Спать нельзя!... Ветер теряет силу. По скатам палатки шуршит, падая, снег. Надо сматываться, пока не завалило. Снаружи хмурое утро и адский холод. Перевал занавешен снежной пеленой, но машины уже идут. Мотоцикл заводится с трудом и по снежным переметам идет неохотно. Слева уходит в заснеженную высь почти отвесная скала, справа край дороги, за которым вечность. Перевал позади. Начинается долгий спуск в долину. Ущелье расширяется, снегопад и заснеженные скалы сменяются туманом и серой слякотью. Туман редеет, на обочинах появляется трава, с каждой минутой становится теплее. За очередным поворотом дорога выходит на залитую солнцем террасу. Внизу расстилается подернутая легкой дымкой цветущая долина. Начался грейдерный шинодер, стало трясти. Откуда-то доносится вой сирены. Белая дымка перед глазами тает, появляется низкий матерчатый потолок и чье-то недовольное, озабоченное лицо. Откуда-то доносятся голоса:- "Коля, не торопись, выключи сирену, он приходит в себя." Лицо женщины кажется знакомым. Да! Это была она! Она сидела в тот вечер на берегу моря. Шуршала галькой волна, трещали смолистые дрова, пахло дымом и водорослями. Она говорила те слова, смысл которых не хотелось воспринимать. Этот последний вечер иногда повторялся во сне. Каким сладким и грустным был тот сон, как не хотелось с ним расставаться, но он таял как утренний туман и свинцовой тяжестью наваливалась действительность, более походившая на ночной кошмар.
Низкое осеннее небо роняет редкие капли дождя. Глубокий таежный распадок, похожий на горное ущелье. По распадку бежит ручей, в котором вчера тяжелый мотоцикл едва не утопил своего хозяина. На низком наволоке стоит палатка. Обветренное лицо, кажется, хранит тепло того костра, и по скатам промокшей палатки не капли стучат, а трещат в том костре смолистые дрова. О чем она тогда говорила? У самого уха звучно капает. Что-то трещит и бухается в воду. Ручей с шипением набрасывается на свою жертву. Берег подмыло. Мотоцикл!... Непослушные руки медленно расстегивают мокрый полог палатки. Быстрее!... Слава Богу, все в порядке. Снаружи все тот же кошмар: холод, сырость, распадок, дымящиеся остатки взорванного моста и разбитая танками дорога. Ручей разбух за ночь, и подмывает наволок,- надо сматываться. В завале у остатков моста какое-то движение. Волки! Пусть попробуют сунуться. В одной руке топор, в другой отточенная с двух сторон финка. Идите, я жду вас! Неожиданный удар в спину сбивает с ног. Во навалились, не пошевелиться. Подходит матерый вожак. С его оскаленных желтых клыков капает слюна. Еще мгновение и эти клыки вонзаются в спину под лопатку, достают до сердца.
Сильная боль под лопаткой. Рука онемела. Дышать становится легче. Железная больничная койка, рядом два дюжих молодца в серых халатах, медсестра укладывает в блестящую коробочку разобранный шприц. Точно это она! Она чистила картошку на палубе того речного катера. С высокого берега северной реки катер был хорошо виден. Виден был и противоположный низкий берег с желтыми песчаными банками и неестественно голубой тайгой до самого горизонта. До боли в груди хотелось прыгнуть с обрыва, бежать к катеру, просить, умолять увезти из этого ада к людям, к цивилизации; но пришлось повернуться и уйти назад, к разбитой дороге и брошенному мотоциклу. После очередного поворота дорога сбежала по косогору к реке и оборвалась. Но это не дорога, это танковая колея. Основную дорогу надо искать в тайге, там, на косогоре. Мотоцикл с трудом идет в гору. Очередная остановка двигатель перегрелся. Внимание привлекает странный желтый камень, торчащий из лужи. Муть медленно оседает, открывая вечную улыбку смерти и бесконечность взгляда в пустых глазницах черепа. Мотоцикл стоит на костях. Это не щепки от смятых гусеницами танков елочек, это белеют по всей колее раздробленные человеческие кости. На обочине, между елочек, едва заметные, поросшие травой холмики. Из некоторых торчат полусгнившие палки. Кладбище! Прочь от этого места! Страшный косогор позади. А вот, за упавшей сосной, и продолжение дороги. Как она заросла, лет сорок по ней никто не ездил. За березой, посередине дороги, виднеется ржавая бочка. Надо разведать, где ее легче объехать. Да это же паровоз! Какая сила занесла его в тайгу, где за полтыщи верст в округе нет ни одной железной дороги!? Громадные колеса до самых осей вросли в землю. В прогнившей будке машиниста зеленый травяной коврик. В угольном бункере тендера растет береза, и никакого намека на рельсы и шпалы. Что за цивилизация погибла в этом лесном аду? Ответ приходит со следующим поворотом этой мертвой дороги. Над лесом возвышается покосившаяся сторожевая вышка, между деревьями остатки забора из колючей проволоки. Ворота еще целы и заперты на большой ржавый замок. Интересно, у кого сейчас ключ от этого замка? Жив ли тот, кто последний раз запер эти ворота? За воротами полуразвалившийся тесовый домик. Дальше, между деревьями, виднеются низкие бревенчатые бараки с узкими обрешеченными окнами. Дверь одного из бараков выпала вместе с косяком. Внутри прогнивший, провалившийся пол, крыша кой-где рухнула, пахнет сыростью и грибами. Сзади слышны шаги. Что-то щелкает. "Руки за голову! Не двигаться!" В спину упирается холодный ствол автомата...

Это очередной укол.
- Док! От Ваших шуток с ума можно сойти!
- Быстрее от твоих выходок с ума сойдешь, тоже мне, догадались,- пить уайтспирит с серной кислотой!
- Все правильно! Док! Кислота с уайтом в осадок выпадают, а спирт пить можно! Это Димкины огурцы тухлые оказались!
- Больно умен! Живот, небось, как углями набит!?
- Не, все в норме!
- Странно!? Тогда одевайся и иди завтракать.
На завтрак дали кубик манной каши и стакан молока. После завтрака прогулка по тенистому больничному дворику. В кронах высоких берез шумит ветер, и кричат грачи. На лавочках больные философствуют о бренности бытия и спорят - что лучше: остаться без ноги или потерять метр кишок. От таких разговоров и мыслей хочется бежать, но бежать некуда. Незаметно наступает время обеда. К содержимому завтрака добавляется тарелка молочного супа. После обеда тихий час. Как в детском саду! Какой идиотизм спать днем! Но ведь дремал же на работе в обеденный перерыв. На севере сейчас хорошо. Прохладно, тихо, солнце почти не заходит. В тайге грибов и ягод - завались, в озерах рыба ловится. Но больно жуткий след в душе оставляют мертвые дороги, деревни- призраки и поселки-оборотни с их сторожевыми вышками. Лучше забраться весной в степь, когда она цветет. Как здорово мчаться на мотоцикле по какой-нибудь степной дороге. Сверху - чистое, безоблачное небо. В нем - ласковое солнце. А вокруг, насколько хватает взгляда, пестрый цветущий ковер разнотравья. Эта картина неизменна на многие десятки километров. Вечереет. Нужно искать воду и становиться на ночлег. Над еле заметной низинкой кружит стайка птиц. Там должно быть озеро. Мотоцикл сворачивает с дороги и, слегка покачиваясь, едет по зеленому травяному ковру. Мелькают ромашки, лютики, васильки. Порхают бабочки. На приборный щиток запрыгнул большой кузнечик и трогает своими усиками - антенками стекло спидометра. На зеркало уселась большая зеленая стрекоза. Вот и низинка. В ней крошечное озерцо. Вода отражает небо и кажется голубой. Щебечет потревоженная трясогузка. У берега прячется в траве стайка перелетных уток. Нужно набрать воды и уходить. Ночевать здесь нельзя - неизвестно, кого приведет сюда ночь на водопой. В руках канистра, затекшие от долгой езды ноги кажутся не своими. Чем ближе к воде, тем выше кочки и осока. В трех метрах от желаемой цели ноги проваливаются выше колен в болотную трясину. Что ж, и этого достаточно. Подпружиненная крышка канистры поставлена на защелку, к защелке привязана веревка, канистра летит в озеро. Как будет тонуть - тяни за веревку, тащи добычу. Между кочек, рядом с веревкой, появляется бурая лента. Змея! Сознание цепенеет, ноги никак не вытащить из вязкого ила. Кобра делает стойку, ее капюшон раскрыт, немигающий взгляд буравит душу. Нижняя челюсть медленно опускается, с верхней откидываются два здоровых кривых зуба. Выпад! Зубы впиваются в локоть руки...
Вечерние сумерки в больничной палате. Тусклый свет лампы без абажура под потолком. Худая седая старуха, прижав руку к костлявым коленям, ковыряет в вене толстой и тупой иглой шприца.
- ААА... Не надо! Я жить хочу! Мне еще рано туда...
- Спокойно больной! Не дрыгайтесь! Никто вас туда не посылает. Но если не перестанете пить всякую гадость, то угодите к своим друзьям.
- А где Наташа?
- Не Наташа, а Оля. Она на скорой дежурит, а здесь я хозяйка. Пять минут полежите, и идите ужинать.
Жаль, что это была не она. А так похожа. Ужин ничем не отличался от завтрака. Надо сматываться отсюда побыстрее, а то с голодухи копыта отбросишь. Сон не идет - днем выспался. Глаза хоть нитками зашивай. Если бы не это приключение, спал бы сейчас в палатке где-нибудь на берегу реки или озера. Еще интереснее и романтичнее спать без палатки и спальника где-нибудь в лесу на мху высохшего болота. Лес ночью хранит тепло, накопленное за день. Мох мягкий и теплый, как перина. Кругом черная, тихая мгла, а сверху открытый космос с миллиардами звезд. Звезды дрожат, перемигиваются и падают, оставляя на мгновение яркий след. Если долго смотреть на звезды, голова начинает кружиться, звездные миры становятся ближе, и вместе с чувством полета приходит звездный сон. Мохнатая сосновая ветка медленно скользит по млечному пути. Звезды мерцают и путаются между иголок. На край неба наползает черная тень облака. Сквозь облако светят две мутных красных звезды. Глаза! Это же медведь! Сейчас будет давить! Медведь, на мгновение, замерев в стойке, обрушивает всю массу своего тела на передние лапы, уперев их в живот...
- Док! Нужно сначала разбудить, а потом ощупывать! От ваших шуток кошмары снятся! Выписывайте, а то с ума сойду!
- Спокойно! Расслабьтесь! Здесь болит?
- Нет!
- А здесь? Странно! У вас видно желудок из нержавейки. Ладно! Собирайтесь! Подождите меня во дворе, я кое-что вам покажу.
Док подъехал на "Оке" и повез куда-то через весь город. На окраине "Ока" остановилась около кладбища.
- Док! Зачем сюда привез?!
- Идем, все сам увидишь!
На краю кладбища два свежих холмика, закрытых траурными венками. На черных табличках знакомые имена: Серафимов Дмитрий Николаевич и Иванцов Анатолий Петрович.
- Что? Узнал собутыльников? А теперь сюда погляди, эта квартира для тебя приготовлена.
-Рядом с могилами Димона и Тохи двухметровой глубины яма с мутной глинистой водой на дне.
- Ну что? Выводы для себя сделал?
- Сделал! Закуска должна быть свежей!
- Тьфу! Правильно говорят:- горбатого могила исправит! Садись в машину, до дома подкину.
После увиденного, родная пустая квартира кажется могилой. Уйти от сюда! На край света! Рука снимает с гвоздя заветный ключ, щелкает на прощание дверной замок. Десять минут ходьбы и окраина микрорайона. Знакомая тропинка вьется между кустиков козьей ивы через цветущую луговину. Над цветами летают мохнатые шмели, стрекочут кузнечики. Пахнет свежим сеном. Вот и гаражи. Жаркий рабочий полдень - шаром покати, никого нет. Даже поговорить не с кем. Алексей с Иваном уехали на Алтай, изобретатель Санька на своей Абракадабре подался на север. Вот она, заветная дверь. Перед ней ветер нанес в траву всякого мусору. Замок не хочет отпираться. Сзади чей-то окрик:- "Привет путешественникам на тот свет! Неужто забыл, твой сезам без ключа отпирается. Дергай сильнее!" Дверь со скрежетом распахивается. В гараже все на месте: коллекция стеклотары вдоль стен и рама отцовского мотоцикла посередине. "Ну что, покатаемся!?"- предлагает Николай и ставит на раму мотоцикла бутылку с белоголовым орлом.
- Смотри, какой красавец! Настоящий Харлей! Семьсот пятьдесят кубов! Где твои поршня? Давай опробуем! Кстати, что ты на заводе пил? От твоей блевотины в моей неотложке краска слезла вместе с грунтовкой и шпаклевкой!
- Слушай, Николай! У тебя мотоцикл на ходу? Поехали в воскресенье на рыбалку с ночевкой!
На лице Николая появляется такое грустное выражение, будь то права отобрали.
- В воскресенье не могу - Изауру с отпрысками на фазенду везти надо.
- Поехали сегодня! У тебя все равно выходной по графику!
- Сегодня ты не можешь - завтра тебе на работу! За прогулы бухгалтерия весь твой отпуск расчихвостила, четыре дня осталось, и те ты в профилактории провел. Так что бери поршень, и поехали!
- За Харлея!
- За Харлея Девидсона! Дай Бог нам когда-нибудь на нем покататься!

Мотвэ, мне такие даже в клубе Туристов попадались. Ходят на сборы, записываются на маршрут, а потом сваливают перед выходом.
Следующий рассказ, это описание прохождения реального маршрута по реальной местности на реальной технике, но с элементами фэнтази. Где враньё, попытайтесь сами разобраться.

ИДУЩИЙ ВПЕРЕДИ,

- О Боже! Почему ты покинул меня?!!
В последний миг я оглянулся, и увидел только свои следы. Твоих следов не было рядом!
- Друг мой! Ты ошибаешься! Я был рядом, и там не было твоих следов! Я нес тебя на руках!

Эта невероятная история, приключилась со мной во время летнего похода по Тверской и Новгородской областям. В одиночных походах на самодельной технике я не новичок. В общей сложности это был мой сорок второй поход, а для самодельной лодки- амфибии восьмое испытание в полевых условиях. Вся эта галиматья началась совершенно неожиданно, так - же неожиданно и закончилась. Я не призываю читателей искать научного объяснения моим приключениям. Возможно, это был бред и галлюцинации, вызванные экстремальной обстановкой, перенапряжением внимания и синтетическими добавками в продуктах быстрого приготовления. Сам ко всей этой ахинее отношусь скептически, и благодарю судьбу за то, что эти невероятные приключения закончились благополучно.

ТРЕТИЙ КРУГ АДА.
24 июля 2000г.
Наконец то свобода! Целый год ждал этого дня. Целый год готовился: Латал технику и снаряжение. Изучал карты, схемы, литературу. Систематизировал данные, и километр за километром прокладывал маршрут. Судя по всему, по Пестовской кругосветке до меня никто не ходил. Маршрут не сложный, но все зависит от состояния рек. В межень они либо зарастают, либо мелеют. В прошлом году река Радоль меня к себе не пустила. Каково ее настроение будет на этот раз?
Рука, привычным движением, снимает с гвоздя заветный ключ. Ключ к странствиям и приключениям. Ранняя прогулка по спящему городу, потом через укрытую предрассветным туманом луговину. Вот и гараж. Приветливо щелкнул замок, скрипнула воротина. Привет «Абра»! Застоялась! Пришло твое звездное время!
Выволакиваю из гаража громыхающую конструкцию. На шум сбегаются заспанные гаражные собаки – проворонили, не заметили, как я пришел! Признав своего, уходят дремать к въездным воротам.
Сборы не долги: Закрепляю на бортах весла, заливаю топливо, кидаю в лодку собранный заранее рюкзак, запираю гараж и… Ловлю кайф от того момента, о котором поют в песне как про туристское счастье.
- Счастлив, кому знакомо, щемящее чувство дороги.
Странное это чувство, как будь то, в тебе борются две противоположности. Одна рвется вперед, жаждет покорения пространства и простора. Ей приятно и интересно все; невзгоды, лишения, трудности и неудачи. Другая, в нерешительности топчется на месте, с великим желанием забросить эту затею к чертовой бабушке и идти домой, в теплую и уютную городскую квартиру. Ох, как много людей, поддавшись влиянию этой «Другой» сидят дома. Как скучна и однообразна их жизнь. Они смотрят на меня как на чудака, мои рассказы воспринимают с усмешкой, не понимают, зачем мне все это нужно?
- Им не дано понять, что в даль меня погнало…
На самом деле, зачем мне все это нужно? Одно дело, ребячья жажда подвигов! Но я не молод, мне сорок три года. Друзей нет. Кто женился, настрогал детей и сидит дома – шлифует. Кто спился и кайфует с белой рекой. Кого уже закопали. Семьи нет – кому я такой нужен; лысый, беззубый, с гастритом и геморроем, да дурной головой в придачу. Сидел бы дома и грел пятки на батарее. Да меня за один только самопальный транспорт дальше палисадника дурдома выпускать нельзя!
«Другая»!!! Хватит канючить, пшла… А мне пора!
- Нить в прошлое порву, а дальше будь, что будет…
- Из монотонных будней я тихо уплыву…
Тихо не получится – двигатель почти без глушителя. И не уплыву, а уеду! На лодке!!! Фу, блин! Бред сумасшедшего!
Если на свете есть Бог, пусть посмотрит на мир моими глазами! Если у меня есть ангел – хранитель, пусть приготовиться, предстоит тяжелая работа – чтоб дураку повезло! Ну, что? Готовы?
- Да!
Интересно, кто мне ответил? Здесь нет никого! Поехали!
Двигатель завелся с пол – оборота, и сильно задымил, выжигая из картера конденсат богатой пусковой смеси. Трогаюсь с места, и, оставляя в свежем утреннем воздухе шлейф едкого сизого дыма, двигаюсь к воротам. При виде моей каракатицы, сторож захлопнул форточку окна, а собаки прижали уши и заткнули носы хвостами. Хорошо, что не надо ехать через утренний город – икота замучает!
Двигатель быстро прогрелся и перестал дымить. Подмигнул желтым глазом последний светофор, дорога повернула на запад и выпрямилась.
- Ветер рвет горизонты и раздувает рассвет…
На мосту через «ничего», есть такой на Углической трассе рядом с Ярославлем, останавливаюсь, осматриваю ходовую, и любуюсь восходом солнца. Редкий мой поход начинается ясным днем. Обычно стартую под дождичком. Дождь в начале пути – к удаче. Сейчас дождя нет. Значит, будет хреново!
В ожидании какой-нибудь пакости, преодолеваю без остановок добрую сотню километров до Мышкина. На последней капле бензина съезжаю на Волжский заплесок, рядом с паромом. Волга гладкая как стекло. Ветра нет. Жара! Снимаю с лодки колеса. Опрокидываю мотоблок, подложив под карбюратор памперс из ветоши. Оттираю от жирной копоти мотоблока корму. Весла в уключины, можно штурмовать реку. Стоп! А обряд омовения? Раздеваюсь и иду мыться. Свежая, прохладная вода, быстро смывает вместе с дорожной грязью усталость и напряжение. На реке тихо. Можно расслабиться. Лениво гребу через километровый Волжский плес. На Мышкинском берегу заплесок галечный. Лодка со скрежетом уперлась в берег и замерла. Первая водная преграда позади.
Пока вытаскивал лодку на паромную набережную, изрядно упрел. Как всегда зеваки понабежали. Традиционные расспросы, что, да как? Хоть бы что новое спросили, а то ездит? Плавает? Да! Ездит! И плавает! Причем под одним и тем же мотором! Завожу движок, и изрядно надымив, трогаюсь с места и въезжаю в раскаленный полуденным солнцем Мышкин. Город разомлел от жары. Даже жирные провинциальные голуби не торопятся уступать мне дорогу и лениво бродят по проезжей части. Не смотря на жару, движок втащил «Абру» в затяжной и крутой подъем Волжского берега. Город кончился, стало немного прохладнее. Дорога, пробежав по полю, нырнула в лесок. Останавливаюсь на обочине в тени деревьев. Даю отдых мотору, а сам проверяю ходовую. Странно, но факт – присутствие мерзопакостей не обнаружено. Осторожно еду дальше.
Близится полдень. Пора искать место для обеда. Мысль о еде совпала с пологим съездом на брошенное колхозное поле. Да здесь и чистая лужа есть! Не снижая скорости, сворачиваю с дороги, и загоняю лодку в тень придорожных кустов. Мотоблок путается в траве, потом проваливается в старую колею и глохнет. К сожалению, моя амфибия не ездок по бездорожью. Место вроде безлюдное, но такое ощущение, что за мной кто - то наблюдает. Подхожу к луже. Ага! Все ясно! Из воды на меня смотрят десятка два лупоглазых головастиков. А вода то живая! Пить ее нельзя. Для меня это не проблема – воду я привез с собой.
Полпачки «Столичного супа», залитые водой из фляжки, доведены на примусе до кипения. Синтетический жир, ароматизатор и усилитель вкуса под странным названием «глюкомат» начинают пениться и стараются сбежать из банки. С трудом усмиряю взбесившийся жир, и оставляю его остывать на дне лодки. Очередь за брикетом «Ролтона» и кружкой горячего шоколада. Процесс приготовления и поедания пищи отработан до мелочей и занимает, не зависимо от местоположения, около часа. Посуду, руки и часть лица, приходится мыть в среде обитания будущих лягушек. Головастикам это не нравится, и они тут же начинают укладывать поднятую муть на место.
Стараясь не свалиться в лужу, выволакиваю лодку на дорогу. Жара усилилась. Ветра нет. Слабый поток воздуха при движении от жары не спасает. На дороге начинают появляться миражи в виде зеркальных луж, которые отступают или тают при приближении к ним. Как только движок не задыхается в этом пекле и продолжает исправно тянуть.
Впереди поле, автобусная остановка, за ней пологий подъем на холм. За перегибом холма виднеется крыша трактора - едет мне навстречу. Где - то внутри моей перегретой на солнце головы, рождается мысль:
- Остановись! Пропусти трактор!
Мысль эта не моя. Сознание начинает протестовать. Зачем останавливаться? Дороги на троих хватит! Но внутренний голос продолжает настаивать:
- Остановись!
К протесту сознания присоединяется протест тела, оно разомлело от жары и не хочет никому повиноваться. Лодка, между тем, поравнялась с автобусной остановкой, а трактор забрался на холм, и его можно разглядеть. Это «Кировец» с прицепом типа трейлера.
Рассмотреть встречный транспорт мешает хлесткий щелчок. Лодка приседает на правый борт. А жуткий скрежет железа по асфальту, заставляет немедленно остановиться. Перегибаюсь через борт, и смотрю, что случилось с подвеской – всего на всего лопнул амортизатор. Не беда, у меня еще два в запасе есть.
Скрежет резины по асфальту и лязг металла, заставляют меня опять обратить внимание на дорогу: Трактор на спуске начал галопировать – продольно раскачиваться, да так, что колеса стали поочередно отрываться от дороги. Водитель пытается утихомирить взбесившегося коня, но все его усилия тщетны. Кировец продолжает раскачиваться. В этом ему способствует тяжелый и расхлябанный трейлер. Коррида трактора с трейлером заканчивается неожиданно. Кировец, оказавшись в очередной раз на одних передних колесах, получает от своего прицепа такой пинок, что разворачивается поперек дороги и съезжает в кювет. Сцепное устройство со звоном ломается, прицеп, освободившись от своего тягача, обретает бесконтрольную свободу, и набирая скорость на спуске, продолжает двигаться по дороге. ДА ОН, БЛИН, НА МЕНЯ ЕДЕТ!!!
За полсекунды выскакиваю из лодки, отбежав назад на несколько шагов, останавливаюсь и наблюдаю за трейлером. Прицеп катится прямо на меня. Расстояние стремительно сокращается. Секунд через пять он сомнет своими шестнадцатью колесами и автобусную остановку, и мою лодку. Траектория движения трейлера мысленно просчитана, и я делаю первый шаг в сторону от этой траектории.
- Стой на месте!
Слышу я, а точнее ощущаю, чей то приказ.
Волочащееся по асфальту дышло трейлера проваливается в выбоину. В меня летят куски колотого асфальта вперемешку с гравием. Прицеп перекашивает, дышло гнется и блокирует правую балансирную тележку колес. Передние восемь колес поворачиваются, и многотонная давилка с диким скрежетом и лязгом проносится мимо меня по тому месту, куда я только что хотел отскочить.
На негнущихся, ватных ногах, захожу в автобусную остановку, и сажусь на единственную, целую доску лавки. Голова кружится, еще мгновение и я тупо разглядываю содержимое своего обеда. Спина покрывается холодным потом. Начинаются судороги. Падаю, и прежде чем спровоцированный стрессом тепловой удар, лишает меня сознания, успеваю откатиться в тень угла автобусной остановки.

- Ну, ты, что? Не под прицепом, так от отравления решил подохнуть? Котелки перед походом мыть надо!
Голос слышу настолько отчетливо, что стоит открыть глаза, и увижу своего неожиданного спасителя. Открываю глаза – никого. На четвереньках выползаю из остановки – снаружи никого. Подползаю к лодке, беру фляжку, из аптечки всыпаю в нее немного марганцовки и пью противную, теплую жидкость. Эффект моментальный. Желудок чистый. То, что просочилось дальше, попросилось наружу, стоило мне принять вертикальное положение. Еле успел сползти в кювет.
В ожидании новых позывов сижу в траве на обочине. Позывов нет, и сознание начинает адекватно воспринимать окружающую обстановку. Замечаю, что уже несколько минут, смотрю на какой то предмет, торчащий из травы. Беру его руками и подтаскиваю к себе. Это обрывок автомобильной камеры. Да у лодки амортизатор оборвался! Чинить надо! Стараясь быстро не двигаться, иду к лодке, волоча за собой обрывок камеры. Вырезаю новую ленту для амортизатора. Снимаю колесо и осматриваю повреждения. Такого у меня еще ни разу не бывало: Лента не перетерлась и не оборвалась, она разрезана чем - то острым в четырех местах! Нижняя скоба амортизатора застряла в шарнире и при трении о дорогу распалась на две части.
Сажусь на бордюрный камень остановки и оцениваю создавшуюся обстановку. Лента у меня есть, и не одна, а целых три. Из чего сделать скобу? Осматриваю дорогу. У подножья холма, Кировец тщетно пытается выбраться из кювета. В другую сторону дорога свободна, если не считать съехавший в кювет трейлер. Сходить, посмотреть; в такой махине наверняка найдется кусок проволоки. Опираюсь руками в бордюрный камень и собираюсь встать, но останавливаюсь – под руку попалось что то острое. Осматриваю это что – то: часть бордюрной плиты потрескалась и рассыпалась, и из нее торчит арматура. Это как раз то, что надо! Осматриваю остановку, под лавкой замечаю консервную банку. Пять минут работы обухом топора, и подвеска как новая. Вот что значит техника, собранная из чего попало! Спасибо за помощь ангелу – хранителю, спас дурака и с запчастями помог. Под руки все подсунул!
- Пожалуйста!
Это слово я расслышал настолько отчетливо, будь то говорящий, стоял напротив меня. Но рядом никого не было. Так. Слуховые галлюцинации. Этого еще не хватало! Так не далеко и до белой горячки! Ехать надо! Осматриваю лодку, проверяю багаж, завожу движок, и в путь.
За Октябрем, городом торфодобытчиков, нахожу чистый ручей, и пополняю опустевший желудок наполовину синтетической пищей. Либо привык к этой дряни, либо еда оказалась съедобной – прижилось нормально, даже сытым себя почувствовал.
Проезжаю Сонково, добираюсь до знакомых кустов перед железнодорожным переездом, маскируюсь в них для ночлега. Самочувствие вполне нормальное. В ушах звенит от шума движка, в горле першит от едких выхлопных газов, голова немного кружится от дневной жары. На руках щиплет, разъедаемые бензином, свежие ссадины и порезы. Болит ушибленное колено. От долгого сидения на месте совершенно не гнется спина. Но все это ерунда. Главное, я уложился в график движения, одолев за день двести километров дороги, переправу через одну реку и остался жив! Хороший результат для одинокого сумасшедшего!
Первая ночевка похода обычно бывает бессонной и неспокойной. Я приготовился коротать ночь наедине с ночными шорохами мышей в траве под лодкой и возней мелких пичуг в ветвях кустов. Но вскоре уснул, и меня не беспокоили даже ночные локомотивные гудки на переезде. Ночь была тихая, теплая и прошла спокойно.

25 июля 2000 г.
Утро тихое и пасмурное. Ночью был дождь, которого я не слышал. Вот почему мне так хорошо спалось. Кусты и трава набухли от воды. Малейшее движение сопровождается падением пригоршни больших и мокрых капель. Зато воду для завтрака, можно набрать, не вылезая из лодки – на крыше ее литра два скопилось. Не вылезая из лодки, готовлю завтрак, завтракаю, мою посуду, укладываю скарб по-походному. На дорогу лодку приходится выкатывать вручную. Пока катил, по колено промок. Двигатель, облепленный каплями росы, как жаба бородавками, заводится нехотя, медленно прогревается, стрекочет через такт. Потом, как будь то, просыпается, и тащит лодку по занавешенным утренним туманом окрестностям Бежецка.
Бежецк спит. Погода моя. Позади остался мост через болото. Раньше Бежецк стоял на берегу реки. Река обмелела и заросла кочками, превратившись в болото. Вспоминаю свой последний поход, в котором я поссорился со своей стихией и она не пустила меня в Радоль. Интересно, чем провинился город, что от него речка ушла?
Туман поднялся, превратившись в низкую облачность. Солнце светит сквозь эту дымку, равномерно освещая окружающий мир. Мир без теней! Очень странный мир! Ветра нет. Ни один листик не шелохнётся. Еду как через склад декораций. Я единственный живой и подвижный в этом мире! Даже тарахтение двигателя здесь какое то непривычное – эхо его не повторяет. Странная и страшная дорога между Бежецком и Максатихой. Сколько раз по ней ездил, а ощущение одно и то же – гнетущий страх.
В Максатихе пополнил запасы бензина на пять литров. Начались владения моей покровительницы. Наверное, помнит прошлую обиду, и старается меня не замечать. Погода хмурая. Река Волчина, что протекает рядом с дорогой, свинцово серая. Сосновый бор, выглядит неприветливо, с подозрением наблюдает за мной сотнями глаз своих обитателей. Чувство, что за мной из леса наблюдают, с каждым километром становится сильнее. Боковое зрение начинает отмечать какое то движение между стволами сосен. Будь то кто то перебегая от дерева к дереву, сопровождает меня. Стоит мне повернуть голову в сторону наблюдателя, он тут же превращается в пень, муравейник или кокору упавшего дерева.
Поворот на Пестово. Лес кончается и я выкатываю на мост через Волчину. Останавливаюсь и осматриваю реку. Уровень воды меня радует – топляк на мели скрыт водой. Есть надежда, что Радоль меня пропустит. Еду дальше.
Знакомые места. Мост через речушку Ворожба. Песчаный карьер, в котором ночевал. Дорога поднимается в красивый косогор за деревней Красуха. А вот и мост на перешейке озера Павловское. От сюда река Сарагожа начинается. Однако пора на обед вставать. Есть машинный съезд к озеру. Скатываюсь к самой воде. Умываюсь, и, чтобы прогнать гнетущее настроение, начинаю разговаривать со своей покровительницей. По гороскопу я скорпион, моя стихия – вода. Пустая болтовня с природой, во время приготовления обеда, улучшила настроение и прогнала дурные мысли.
С обедом почти покончено. Усевшись поудобнее, смакую размоченные в сладком чае сухарики с изюмом. Упрашиваю природу быть повеселее и не хмуриться, улыбнуться солнышком из-за тучи. Вдруг происходит такое, что я чуть не подавился своими сухарями: Отчётливо слышу ответ: «Будет тебе солнышко до самого вечера!»
Замерев и затаив дыхание, прислушиваюсь и приглядываюсь к окружающему пространству. Прежняя тишина безветренного серого дня. Ни одной живой души рядом. Опять просыпается чувство, что за мной наблюдают.
Всё! Хватит дурака валять! Нужно собраться с мыслями, укрепить стойкость духа и не обращать внимание на провокации подсознания. Стараясь не обращать внимание на шорохи в кустах и всплески в воде, мою посуду, укладываю вещи по походному, выволакиваю амфибию на дорогу и еду в Пестово. Стараюсь ни о чём не думать. Но не думать не получается.
Вот у дороги стоит на постаменте гусеничный трактор. Это памятник покорителям нечерноземья. А точнее их последний рубеж - посёлок Лесное. За посёлком начинается непокорённое нечерноземье. А точнее, асфальт кончается и идёт грейдерная дорога до самой границы с Новгородской областью.
Абра ползёт на первой передаче по неровному и рыхлому грейдеру. Мотоблок скачет по камешкам и плюётся бензином мне в лицо. Выглянуло солнце и кошмар усилился на порядок. Что поделать – сам выпросил, теперь терпи.
Догоняю подвыпившего мужика, занятого очень странным делом: Спотыкаясь и чертыхаясь, мужик катит по дороге кривое тележное колесо. На шее этого сельского жителя болтается моток брезентовых ремней. Колесо не только кривое, у него ещё и смещённый центр тяжести. Катится оно куда угодно, только не прямо.
Объезжаю мужика и замечаю на дороге процарапанную борозду. Километров через пять, догоняю источник этой борозды. По левой стороне дороги, как дисциплинированный пешеход, идёт лошадь и тащит за собой телегу без одного колеса и, естественно, без погонщика. Ось телеги чертит по дороге борозду, лошадь упирается и упрямо тащит телегу вперёд. Наверное на пьяного погонщика обиделась и сбежала. Вижу впереди километровый столб. Надо попробовать беглянку за него зацепить, чтобы мужику меньше было колесо катить. Останавливаюсь у столба и жду подхода лошади, заодно разглядываю её. По всему видно, устала, но упрямо тащит телегу. Опа! У неё уздечка порвана, удила выпали и на одном ремешке болтаются, да и вожжей нет. Не их ли мужик себе на шею намотал?
Лошадь подходит и фыркает на меня. Потом пытается укусить за плечё. Уворачиваюсь и вставляю ей в пасть выпавшие удила. Пытаюсь зацепить их за порванную уздечку, но не успеваю. Лошадь ударом головы сбивает меня с ног на обочину дороги и продолжает своё упрямое шествие. «Тпррррууу! Стой!», - кричу лошади. Та, посмотрела на меня как на идиота, и пошла дальше.
Ну и чёрт с ней! С этой упрямой, вышедшей из под контроля, биомеханической повозкой. Всё равно домой придёт. А потом схлопочет нагоняй от своего водителя, если у того после борьбы с колесом силы останутся. Слава Богу, мои полторы лошади ещё мне подчиняются. Завожу движок и, обогнав упрямое животное, еду дальше.
Перед границей с Новгородской областью, попадается лесная речушка. Ищу взглядом остатки старого бревенчатого моста и вспоминаю, как двадцать лет назад сидел у этого моста и готовил обед из осточертеневших пакетов. Суп казался горьким, каша с металлическим привкусом. Но чай на этой воде был замечательный. Я сидел и пил его в прикуску с сахаром. Ветерок доносил из леса запах сосновой смолы, хвои и спелой малины.
Вот и граница. Под колёсами снова асфальт. Можно включить вторую передачу. Пара километров и посёлок Вятка. Примечаю, что в магазинчике, построенном в стиле «Модерн», всё ещё целы стёкла в громадных окнах.
Ещё пяток километров и справа появляется Молога со своими широкими плёсами. Пестово совсем рядом. За очередным подъёмом. Мост через Мёглинку и на втором перекрёстке мне налево.
За посёлком дорога повернула на запад. Солнце клонится к закату и слепит глаза. Угораздило же меня выпросить солнечную погоду. Однако час ведьм наступает. Бдительность не терять. Особенно когда за мной кто то следит и желания исполняет.
До озера Рудневское, успел добраться до захода солнца. Съёзжаю к воде. Поляна свободна. Устраиваюсь на ночлег, заодно готовлю и поедаю ужин. Потягивая ароматный чай, любуюсь, как солнце заходит за лес на противоположном берегу озера. Солце село, чай допит, укладываюсь спать. Наваливается дрёма.
Просыпаюсь от чувства, что на поляне есть кто то ещё. Открываю глаза. Так и есть. Горит костерок. Отстегаю полог тента и пытаюсь разглядеть образовавшихся соседей. Не фига себе! У горящего бледно голубым светом огня сидит монах в чёрной рясе, подпоясанной грубой верёвкой и с накинутым на голову капюшоном. В руках длинный корявый посох. Это же Чёрный монах – ночной ужас для всех нежданных гостей Потерянного края! Выбираюсь из лодки и подхожу к костру. Пытаюсь разглядеть лицо монаха, но лица нет! Под капюшоном непроглядный ночной мрак.

Мотвэ, в то время у меня была жива мать. Она меня ждала.

- Здравствуйте! Отец Тор!,
Приветствую ночного гостя.
- Я не Отец Тор. Просто облик этого призрака больше всего подходит для меня. Тем более он тебе знаком.
- Это ты говорил и следил за мной два дня?
- Да!
- Кто ты?
- Тот, кого ты просил охранять тебя в походе!
- Я просил сразу двоих!
- Нас гораздо больше!
- Боги вернулись на Землю?
- Мы не Боги!
- Ангелы?
- Человек! Ты вроде разумный! Или две тысячи ваших лет не добавили тебе мозгов?
- Вы энергетическая разумная субстанция из параллельного пространства?
- Вот это уже лучше!
- Зачем вы здесь?
- У тебя это называется сбор сведений с места событий.
- Я то вам зачем?
- Ты будешь нашими глазами и ушами. У нас совсем другое восприятие окружающего пространства и мы не можем то, что доступно тебе. На прямой контакт тебя вызвали, чтобы ты не пугался, когда чувствуешь наше присутствие и внушаемый голос.
- Как к вам обращаться?
- Как угодно, только не Отец Тор, Бог или Ангел. Это всё вековые стереотипы человека.
- При разговоре я воспринимаю вас как одного, к тому же ты спас меня от прицепа. Можно называть тебя Хранитель?
- Можно! Для начала хватит! Иди отдыхай!
- Согласен. До завтра!
Не успел я договорить и услышать ответ, как фантом монаха растаял вместе с костром. Кругом была ночь и освещённая луной поляна. Поворачиваюсь к своей лодке, подхожу, откидываю полог, чтобы забраться и вижу, что в лодке кто то спит. Приглядываюсь, и узнаю себя.

26 июля 2000 г.
Проснулся от уже знакомого чувства, что за мной наблюдают. В памяти всплывает ночной кошмар. Что это было? Сон? А что гадать, раз он уже за мной наблюдает, значит заметил, что я проснулся. Мысленно задаю ему вопрос:
- Хранитель! Вчера я действительно видел ваше воплощение в призрак Отца Тора, или это было гипнотическое внушение?
Молчит. Говорю вслух:
- Доброе утро! Хранитель!
- Нормальное. Солнышко до вечера устроить?
- Не надо! Пусть будет естественная погода! Ты мои мысли читаешь, или воспринимаешь только голос?
- Обрабатывается только голос. Мысли при отладке контакта пришлось не учитывать, они путаницу вносят.
- Ночью ты был здесь, или это внушение во время сна?
- Внушение. Создание фантомов слишком энергозатратно.
- Сколько наших лет идёт луч света от моей до твоей планеты?
- Нисколько! Твоя планета, это и моя планета.
- Не понял. Почему же до сих пор не налажен контакт с людьми?
- Нельзя, да и бесполезно. То, что знаем и умеем мы, для вас либо опасно, либо не нужно.
- Какой тогда интерес мы представляем для вас?
- Самый главный! Вы, это наше начало! Человек! Хватит разговаривать! Давай собирайся, не трать зря время, оно у тебя не вечно!
Выбираюсь из лодки. Утро отменное. Но ненастье где то рядом. Пока собирался, накрыла сплошная облачность. До дороги лодку пришлось тащить – не едет, слишком крутой подъём. Короткий переход до деревни Семёнкино и я у первого этапа сплава. Здесь начало сброса воды из озера Меглино. Сброс идёт через трубу под насыпью моста. Труба такая маленькая, что моя лодка в неё не пролезет. Так что смотрю на то, что правее моста. Радует то, что вода через трубу течёт. Озёра Меглино и Островенское соединяет рукотворная канава. Длина её километра четыре, но на ней такое нагорожено!
Стаскиваю лодку к воде и переставляю всё по лодочному. Хранитель активизировался:
- Ты собираешься дальше двигаться по воде?
- Да!
- До следующего озера несколько непроходимых преград по воде, но есть проходимая дорога по суше. Я считаю, удобнее двигаться по дороге.
- Я сюда пятьсот вёрст тащился именно ради этих преград! Ты лучше объясни неразвитому человеку, в каком таком параллельном пространстве ты живёшь, что с людьми не пересекаешься?
- Зачем тебе это надо? Всё равно ведь ничего не поймешь!
- Объясни, чтобы понял. Мне просто интересно, как этот мир устроен?
- Человек! Ты двигайся, а я подумаю, как тебе объяснить необъяснимое.
Гребу по канаве. Её ширина в среднем два метра, глубина полметра. Первыми препятствиями в деревне были свайки от многочисленных мостков, брошенный в речку мусор в виде корзин, вёдер и проволоки; несколько подмытых и упавших в канаву ивовых кустов и два низеньких мостика. Один из мостов я разобрал, другой оказался под охраной рыжего кота, который ни за что не хотел уходить. Пришлось обтаскиваться по низкому берегу. По траве силы хватает тащить лодку волоком. Наконец деревня кончилась, начался смешанный лес. За изгибом канавы я упёрся в первое серьёзное препятствие – полуразрушенную гидроэлектростанцию! От неё осталась высокая бетонная плотина с узкой щелью водосброса посередине. В этой щели застряла куча всякого мусору. Доски, покрышки, жерди, палки и мелкая каша из трубок камыша.
Причаливаю к левому берегу и провожу разведку. По завалу пробрался до щели. Заглядываю в неё. За щелью, из под завала, течёт вода. Очень мелко. Пытаюсь берегом забраться на плотину. Продираюсь сквозь заросли чахлой ольхи. Замечаю на стене плотины какое то движение. Присматриваюсь – за мной наблюдает… Гадюка! Хорошо наблюдает, а может и за нос тяпнуть. Отступаю, подбираю застрявшую в кустах палку и стучу по стене. Гадюка уползает. Осторожно выбираюсь на верх плотины. Осматриваю сооружение. На правом берегу просматриваются заросшие остатки турбинного колодца. Берегом плотину не обтащить – зарос. Остаётся щель водосброса. Но она настолько узкая, что лодка может не пролезть. Попробовать стоит.
Спускаюсь к реке и выравниваю завал. Вытаскиваю всё, что мешает и укрепляю всё, что шатается или плавает. Подтаскиваю лодку кормой к щели. Так и есть, не лезет. Вытаскиваю из лодки рюкзак, заваливаю лодку на бок и просовываю в щель. За щелью еле успеваю развернуть набирающую воду лодку и даю ей пинка для ускорения. Лодка, миновав промоину за водосбросом, благополучно застревает на мели. Подбираю рюкзак и обхожу плотину, присматриваясь к любопытной гадюке.
За плотиной пришлось тащить громыхающую по камням лодку ещё метров триста. Наконец мель кончилась. Сажусь за вёсла и отдыхаю. Опять активизировался Хранитель:
- Может на дорогу выберешься? Дальше ещё труднее будет!
- Нека! Ты придумал, как мне объяснить свое место жительства?
- Нека!
Налегаю на вёсла и оказываюсь в заводи перед следующей гидроэлектростанцией. Плотина, на этот раз деревянная, держит воду и втащить на неё лодку труда не составило. Спускать к воде оказалось дальше. И опять мели и камни, переходящие в завал под линией электропередач. Бригада обслуживающая ЛЭП, очищая просеку от кустов, сгребла их бульдозером в канаву. Пришлось прорубаться через то, что выше воды и протаскиваться по тому, что ниже воды. На выходе завал изрядно почистили бобры. Ширина канавы в четыре метра и глубина в полтора настораживают. Так и есть – очередное препятствие. На этот раз бобровая плотина. По своим габаритам она может соперничать с двумя колхозными гидроэлектростанциями. Не понятно, почему бобры строили плотину заново и не использовали две заброшенных? Наверное из-за завала кустов под ЛЭП. Тут и еда и материал для плотины.
Чуть ниже натыкаюсь на ещё одну плотину. Она тоже бобровая, но разрушена и не восстанавливается. Интересно то, что в справочниках по маршруту ничего не говорится про завал под ЛЭП и бобровые плотины, а ведь маршрут они усложняют более чем в два раза. Особенно завал.
Ещё один свободный участок воды. За поворотом виднеется шоссейный мост. Перед мостом остатки старого моста и завал из остатков моста и того мусору, что бобры не доели. Завал плавучий. Часть хлама раскидал, остальное со мной поплыло.
Под шоссейным мостом застряло несколько жердей. Беру их с ходу – тонут и пропускают лодку. Плыву по извилистому руслу с камышовыми берегами. Озеро где то рядом. Вот и оно. Стою, осматриваюсь и ориентируюсь. Озеро не зря носит название Островенское. Просматривается несколько островов. Длина озера около пяти километров, ширина почти полтора. Обхожу озеро северо-западным берегом. Мне на перерез движется синяя туча. Горизонт под тучей начинает растворяться в пелене дождя. Решаю переждать дождь под прикрытием острова, заодно пообедать.
Встал в камышах, почти у самого берега, под защитой громадной осины. Здесь почти не мочит. Дождь косой и те капли, что не застряли в осине падают в воду уже за лодкой. А те, что застряли, перед лодкой. Передний и верхний тент всё таки пришлось поставить. Готовлю и поедаю обед, наблюдаю за серым от дождя озером. Дождь всё никак не хочет кончаться. Вроде туча была небольшая, а накрыла всё до горизонта. Пытаюсь говорить с Хранителем:
- Хранитель! Ты придумал, как такому балбесу, как я, объяснить необъяснимое? Где же всё таки находится твой мир относительно моего?
- Придумал. Только надо уяснить сначала, что параллельное пространство и другое измерение, это разные вещи. Я живу не в параллельном пространстве, а в другом измерении. Выглядит это примерно так: Вспомни многоэтажный дом, в котором ты живёшь. Твоя квартира, это твой мир. Находится он на третьем этаже. Остальные квартиры на этом этаже, это миры параллельные твоему. Мой мир находится несколькими этажами выше. Тебе понятно такое объяснение?
- Боле менее понятно. Только почему мой мир находится на третьем этаже, а не на втором или четвёртом?
- Твой мир трёхмерный, а временной вектор у него основной и общий.
- Можно полагать, что на втором этаже мир двухмерный?
- Нет! Он тоже трёхмерный, но в нём отсутствует время.
- Нижние миры обитаемы?
- Нет! Это склад того, что не пригодилось, но может понадобиться для верхних миров.
- Что то мне напоминает такое мироустройство.
- Что?
- Что наш мир держится на трёх трёхмерных, но неподвижных слонах, которые стоят на двухмерной плоской черепахе. А черепаха наколота на одномерную иглу, висящую в пустоте.
- Человек! Две тысячи лет тебе точно не добавили мозгов!
- Не мозгов, а информации! Где её получить, если вы ей не делитесь, а сами мы дальше своего пространства попадаем только после смерти, и то не всегда!
- А какой толк делиться с вами этой информацией, если вы её понимаете на своём недоразвитом уровне? Плыви дальше! Дождь кончился!

Горизонт раздвинулся, но дождь продолжал ронять мелкие редкие капли. Пользуясь тем, что ветра почти нет, пересекаю озеро в направлении разрушенной плотины. Осматриваю её остатки. Бетонные глыбы свалены довольно плотно. Между ними шипит и пенится поток. Перепад уровней воды значительный. Обношу плотину по правому берегу. Берег обрывистый. Приходится разбирать амфибию на модули, втаскивать по частям на лужайку, потом спускать к воде за плотиной и собирать. Не обошлось и без мерзопакости – солнышко решило посмотреть за моим занятием. Ветра не было, и я изрядно попотел.
Плыву по извилистой протоке. Река это или рукотворная канава, понять трудно. Длина её всего три километра. При ширине 10 – 15 метров, глубина меняется от полуметра до двух. Скорость течения около 2 километров в час.
Активизировался Хранитель и предупредил, что впереди препятствие. Какое, я выяснить не успел. За поворотом протоки открылся деревянный шоссейный мост с узким проходом. Проход был свободным, но был похож на горку с шиверой. Направляю лодку кормой вперёд и чуть с боку от стоячих волн шиверы. Прохожу чисто. За мостом наконец таки замечаю то препятствие, о котором предупреждал Хранитель: Поток с шиверы уходит под низенький мостик - полоскалку. Отгребаю с потока, чтобы обойти полоскалку, и тут замечаю под водой вторую её ступень, да какую длинную. Еле успеваю поднять из воды весло. Удар в борт. Полоскалка дрогнула, но не сломалась. Борт тоже выдержал, но напор воды хлынул через другой борт в лодку. Наваливаюсь на борт, прижатый к полоскалке и креню лодку. Сработало! Пытаюсь сдвинуть лодку вдоль полоскалки. Получилось! Гребу к мели на противоположном берегу и зацепившись за неё отчерпываю воду. Вёдер пять набралось. Ещё немного и затонул бы. Опасности никакой – глубина чуть больше метра, но вымок бы точно. А тут, пол лодки воды, а все вещи на блоке плавучести и совершенно сухие. Зато спина от адреналина мокрая и руки дрожат.
Отдыхаю и плыву дальше. Протока с низкими берегами, очень извилистая и течёт через посёлок. Такое ощущение, что плыву по чьим то огородам. Протока похожа на деревенскую улицу, по которой кроме меня никто не плавает. Время вечернее, деревенский люд занят хозяйством. Заметив меня, с любопытством провожают взглядом.
За посёлком новое препятствие – бревно поперёк протоки. Очень неудобное. Слишком низко, чтобы под ним пролезть и слишком высоко, чтобы на него забраться. Берега не высокие, но крутые. Перетаскиваюсь через бревно с частичной разгрузкой на берег. Не успел расположиться для движения, новое препятствие – что то вроде запани со всяким мусором уплывшим из деревни.
Плыву и ожидаю встречи с последним, описанным в маршруте, препятствием. В описании значится ещё одна ГЭС! Ожидания не оправдались. Плотина оказалась полностью разрушена, а её остатки превратились в мель из обломков кирпичей.
До озера препятствий не оказалось. При проходе через озеро попал под короткий дождь. Переждал, заодно поужинал. А потом застрял в камышах между островом и берегом. Выбравшись из камышей, осматриваю исток Радоли. Ширина с четверть озера, кувшинки и полное отсутствие течения. Больше всего мне не нравится берег – торфяной плывун с кочками. Пора место на ночлег выбирать, а встать не где.
Попался рыбак, на таком же квадратном корыте, как у меня. Спрашиваю о месте для пристанища. Результат мало утешительный – до следующего озера около девяти километров и только два места пригодных для высадки. Первое через километр, на правом берегу. Называется «Папоротниковая горка». Второе на восьмом километре, тоже на правом берегу, перед канавкой – травяной бугорок среди болота.
Надвигаются сумерки. Плыву к папоротникам. Папоротниковая горка открылась на повороте. Но какое то шестое чувство не давало мне к ней приблизиться. Стою посередине реки и осматриваю горку. Редкие берёзы. Подлеска нет. Один папоротник. И такое ощущение, будь то кто то прячется в этих папоротниках и за мной наблюдает. Ощущение на столько сильное, что я чувствую этот злой звериный взгляд.
Плыву к противоположному берегу и пытаюсь завалить на бок несколько кочек, чтобы вытащить на них лодку. Получилось. Но, минут через пять, кочки утонули и лодка оказалась на воде. Если бы она не протекала, можно бы и заночевать. Но старый корпус очень медленно фильтрует воду и за ночь может утонуть полностью.
Спихиваю лодку в воду и плыву к папоротникам, но на середине реки опять начинаю чувствовать злой взгляд наблюдателя. Меня это начинает бесить. Решаю связаться с Хранителем:
- Хранитель! Кто, кроме тебя, сейчас за мной наблюдает?
- Медведь. Он здесь на ночлег устроился.
- Если он на меня напасть захочет, защитить сможешь?
- Да!
Плыву к низкому пологому берегу. В двух метрах от суши, натыкаюсь на низкие кочки, которые при обследовании оказываются обросшими водорослями камнями. Дно твёрдое. Вывешиваю на этих камнях лодку, так, чтобы дном воды не касалась, и заваливаюсь спать. Спать не даёт злой взгляд из папоротников. Ощущение взгляда усиливается. Активизируется Хранитель:
- Сейчас будет страшно! Ничего не бойся!
То, что я почувствовал, назвать паникой, это мягко сказано! Голова чуть не лопнула от чудовищного страха. Хотелось выскочить из лодки и бежать. Бежать куда угодно, лишь бы не стоять на этом проклятом месте. Но бежать я не мог. Тело оцепенело и стало непослушным и ватным. Будь то кто то прижал меня мягкой подушкой к лодке и не давал встать.
Внезапно кошмар кончился. Интересно. В то время, как сознание бесилось в истерике, тело на страх совершенно не реагировало! Сердце бьётся ровно, пот не выступил, руки не дрожат, мышцы от перенапряжения не ломит. Спрашиваю Хранителя:
- Что это было?
- Медведь решил прогнать тебя, а мы прогнали его.
- Бедный мишка. Он инфаркт не схлопотал?
- Нет. Это действует на сознание и не трогает тело.
Замечаю сквозь мутную плёнку тента какое то свечение. Отодвигаю полог тента и вижу сверкающую в лучах заходящего солнца ртутную струйку, вьющуюся между стволами берёз.
- Хранитель! Я сейчас тебя вижу?
- Нас!
Ясный заход солнца – завтра день будет солнечный. Вымотавшись за день, я уснул мгновенно. Но спало только уставшее тело. Мозг продолжал работать, анализируя собранную за день информацию. Раз за разом всплывали сцены с преодолением плотин, завалов, мелей. Прокручивались разговоры с Хранителем. И как итог прожитого дня формировалась и укреплялась мысль, что живу я в третьем круге ада, самом нижнем и последнем. Дальше него жизни уже нет!

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ БЕРЕГ.

27 июля 2000 г.
Утро прикинулось солнечным. Пока завтракал и собирался, небо затянула белая пелена, сквозь которую еле просвечивало солнце.
Радоль выписывала крупные петли по болотистой низине. Кругом одни кочки да тростник. Кувшинок становилось меньше, русло постепенно сужалось. Где то всё это безобразие переходило в громадное болото, бывшее когда то озером. По рассказам туристов, в этом озере можно бесконечно плутать по протокам между плавающих островов в поисках выхода в продолжение реки. Но найти это продолжение невозможно. Оно забито плавающими островами и ничем не отличается от берегов. Куда я плыву? Знаю, что это тупик, западня, ловушка! Но всё равно плыву.
Мои размышления прервал шум в камышах. Какой то зверь перемещался прыжками по болотистому берегу. Прислушиваюсь и отслеживаю его перемещение – в мою сторону прыгает. Скорее всего, вчерашний мишка. Поквитаться хочет, за сорванный ночлег. На всякий случай укладываю на колени туристический топорик. Хотя для медведя он, как горох для черепахи. Подвернув кончик языка двумя указательными пальцами, дую, что есть силы в лёгких. Свист отменный получился, даже уши заложило. Медведь остановился, рыкнул и стал прыгать в другую сторону.
Травяная горка открылась как то сразу. Просто камыш расступился и открыл бугор с мелкими берёзками, поросший травой. На вершине бугра, под берёзкой стоял столик со скамейкой. Решаю осмотреть эту стоянку. Тем более подход к берегу отличный.
Забираюсь на бугор, осматриваю окрестности – где нет берёз, одни камыши и далёкий лес. Угадывается низинка с канавкой. Совсем рядом. Осматриваю бугор. Да здесь кто-то охотился! Трава примята следами погони и свежая кровь на траве. Скорее всего волки овец гоняли. Только откуда здесь овцы? Сюда можно добраться только водой. Болото кругом. Никакой тропинки не проглядывается. Странно, однако.
Плыву дальше. Канавку нахожу без труда. Да по ней кто-то плавал на моторной лодке. Причём совсем недавно. По ходу лодки часть листьев кувшинок перевёрнуты и радужные разводы масляной плёнки на воде. Гребу по следу лодки. Канавка выводит в чистую заводь. К берегу приколота дощатая лодка со следами установки мотора на транце. На берегу сидит парень и полощет в воде какой то противень. Увидев меня, удивляется. Оказалось, он единственный житель некогда существовавших здесь двух деревень. Василёво и Ласичиха. Сообщение с цивилизацией, только по воде, или зимой на лыжах. На травяной горке волки загрызли двух его козлят. Козлят он вывозил туда пастись на лодке, когда плавал в магазин за провизией. На обратном пути собирался их забрать, да забирать оказалось нечего. Съели козлят. Приглашает в гости. Я отказываюсь. Парень мне не внушает доверия. Плыву дальше.
Заводь выводит меня в продолжение Радоли. Здесь она такая же широкая и заросшая кувшинками как в своём истоке. Попадается высокий деревянный мост, соединяющий деревни Василёво и Ласичиха. Настил моста прогнил и провалился. Между опорами перекинуты свежие брёвнышки для пешего прохода. От моста угадывается только положение Ласичихи.
За мостом Радоль похожа не на реку, а на широкую заросшую травой лесную просеку. Воды не видно. Одни кувшинки и какие-то плавающие корни с цветами. Лодка своим тупым носом собирает весь этот плавучий гербарий и толкает перед собой. Чтобы водоросли не блокировали движение, приходится время от времени крутить лодку и расталкивать сгребённые в кучу водоросли. Не река, а окрошка какая то. Русло реки сужается и я попадаю в затор из набившихся в проходы между островами водорослей. Просека кончилась и дальше просматривается только лес. Ну и фокусы у Радоли.

С трудом протаскиваюсь через завал и оказываюсь на относительно чистой воде. Здесь даже течение есть. Русло сузилось до трёх метров и стало петлять по низине, заросшей ивовыми кустами и тростником. Близится время обеда. Присматриваю место. Место есть, причём насиженное. Наверняка тот парень здесь рыбу ловит. Но что-то не хочется мне на берег выбираться. Встаю за островком камыша. С берега меня не видно, зато берег отлично просматривается. Готовлю обед и неторопливо его поедаю. Появляется и парень. В руках его ружьё. Осматривает берег, реку и уходит ниже по течению. Жду, когда он вернётся. Вернулся, но на берег не выходил, прошёл по тропинке в сторону деревни. Жду, когда он скроется, и начинаю движение. Всё-таки чутьё меня не обмануло. Парень оказался не чист на совесть.
Активизировался Хранитель:
- Как ты догадался, что этот человек представляет для тебя угрозу?
- По глазам, и манере вести разговор. В местах заключения он точно побывал!
- Ты прав. Был в заключении два раза за разбой и грабёж.
После полудня погода начала портиться. Белая дымка стала серой. Солнце скрылось. Стала давить влажность. Дождя вроде нет, но он висит в воздухе, медленно пропитывает окружающий мир. Насыщает влагой. Береговые кусты становятся влажными и с листьев в воду падают крупные капли воды.
Попались две крупные деревни. Бельково и Ермолкино. Соединяются они плавающим мостом. Река разлилась вширь и поделилась на протоки между камышовыми островами. Перетаскиваюсь через мост. Слышу вопрос Хранителя:
- В чём смысл твоей поездки?
- В преодолении пространства!
- Ты живёшь во враждебном тебе мире, передвигаешься на очень неудобной технике, твой путь опасен и сложен. И ты преднамеренно его усложняешь. Зачем тебе всё это надо?
- Мне это интересно! Хранитель! Ты знаешь о каждом человеке на земле всё, и даже то, что он давно забыл?
- Да!
- Зачем тогда тебе понадобился такой сумасшедший, как я?
- Нам это интересно!
После деревень река сузилась. Берега стали высокие. В русле появились камни и перекаты. Воздух перенасытился влагой. Над рекой навис и стал сгущаться туман. Окружающий мир ограничился и стал каким то неестественным. Решаюсь задать своим соглядатаям давно сформировавшийся вопрос:
- Хранитель! Чем отличаются параллельные миры от нашего?
- Вашими действиями, поступками и их последствиями.
- А чем эти миры отделены от нашего?
- Пространством и временем.
- Сколько этих миров?
- На этот вопрос ты сможешь найти ответ сам, если немного подумаешь. Тем более, нам интересен ход твоих мыслей.
- Я думаю, параллельные миры расположены на орбите Земли один за другим с зазором, равным от радиуса до диаметра планеты.
- Ну и сколько получится миров?
- Я не знаю расстояния до Солнца и диаметра Земли!
- Как?! Людям известны эти данные!
- Не всем! Знают астрономы и школьники, когда астрономию учат. Потом эти знания забываются как не нужные в жизни.
- Ты нас удивил! До Солнца 150 миллионов километров, диаметр Земли 13000 километров. Считай!
Упираюсь бортом в песчаный заплёсок, подбираю недоеденный бобрами прутик и занимаюсь математикой. Через несколько минут выдаю результат:
- По моим подсчётам, параллельных миров от 40 до 50 тысяч, интервал времени между ними от 10 до 15 минут.
- Браво! Циолковский! А то, что орбита может иметь наклон и у Земли есть спутник, ты уже забыл? Греби дальше, хватит берег копать!
Отчаливаю и пытаюсь осмыслить, как влияет наклон орбиты и спутник на количество параллельных миров. Но тут мелькнула интересная мысль, которую я высказал:
- Хранитель, ты ещё расстояние до Солнца забыл!
- К сожалению, эта величина на число параллельных миров не влияет.
- Так сколько же их?
- Спроси что-нибудь попроще. В нашей команде нет астронома.
- Спрашиваю: Увидеть параллельный мир, или попасть в него можно?
- Увидеть, как мираж, можно. Попасть без посторонней помощи невозможно.
- Вы мне можете показать что-нибудь из ближайшего мира?
- Попробуем, только впереди на реке тебя ожидают два препятствия. Будь внимателен!
Препятствиями оказались два лесовозных моста. Располагались они один за другим. Обносить пришлось оба. Первый очень низкий, второй вообще на уровне воды. Зачем их два не понятно. Зачем здесь нужно внимание, тоже не понятно. Плыву не спеша. Восстанавливаю силы после волока. Река закладывает поворот. На повороте мелкий перекат. Лодка то и дело чиркает дном по камням. А тут ещё встречная лодка. Мужичёк, укрывшись старым плащём от падающих с кустов капель, хватаясь за ветки руками и подтягиваясь, пытается протащить через перекат маленькую дощатую лодку. Расходимся чисто, но моя посудина бухается в очередной камень и отвлекает лодочника от его занятия. Мужичёк смотрит на меня… О! Боже! Эту очкастую физиономию я опознаю где угодно! Пытаюсь зацепиться за перекат. Кричу:
- Привет! Гриня! Ты как здесь оказался?
- Саня! Привет! Путешествую, как видишь! Где ты такое корыто раздобыл?
- Сам сделал!
- Да ладно!
Зацепиться за перекат не удалось. Меня стащило за поворот. Перекат кончился и мне удалось причалить к берегу. Выбираюсь из лодки и иду в сторону переката. Странно! Река просматривается, но дощатой лодки нигде не видно. Меня окликает Хранитель:
- Зря ищешь! Сам же просил параллельный мир показать!
- Так это… Не фига себе! Но ведь… А где же в том мире Я?
- Ты спился! А твой друг стал таким же искателем приключений, как ты здесь.
- Но в этом мире спился он! Лихо сюжет закручен!
- Плыви дальше, может, ещё что увидишь!
Дальше оказались остатки деревянной плотины с почти полуметровым сливом. Оглядываюсь по сторонам, пытаюсь заметить хоть что-то необычное. Но ничего необычного нет. Плотина как плотина. Раньше мне точно такой же не попадалось. Протащившись по галечной отмели за плотиной попадаю ещё в одну запруду. На этот раз бобровую. По своей грандиозности она не уступает остаткам человеческой. Ниже опять отмель и опять протаскивание лодки.
Наконец глубина протоки позволила моей лодке плыть. Очередной поворот выносит меня к поляне на берегу. Перед поляной тихая заводь. В ней, странно одетый, длинноволосый, парень ловит удочкой рыбу. На поляне горит костёр. У костра сидит ещё один. Стоит палатка. Всё до боли знакомое. Да это же Димка с Тохой! Но их же уже давно нет на этом свете! Приветствовать покойников я не решился. Просто проплыл мимо. Тоха меня не заметил. А вот индеец Дим, заметил, узнал, и немного напугался – взялся рукой за свой талисман – оберег, висящий на кожаном ремешке.
- Хранитель! Это тот же мир, или другой?
- Другой!
- И в нём нет меня, но живы Тоха с Димкой?
- Да! Как ты догадался, что тебя нет в этом мире?
- Единственное, чего боялся Димка, это привидений. Меня он узнал, значит, я был в его мире. Но напугался и схватился за свой Авганский осколок. Значит, меня в его мире нет, и он увидел призрака.
Весёленькое дело! В двух параллельных мирах здравствуют мои друзья, а я либо спился, либо сгинул. Да и в моём мире я остаюсь жив только благодаря работе Хранителя.
- Хранитель! А есть мир, где я есть и со мной всё в порядке?
- Это твой мир!
С упавшим ниже ватерлинии настроением плыву дальше. Из моих хмурых размышлений меня выводит странный шелест, доносящийся из тумана, от куда-то сверху. Пытаюсь разглядеть источник этого шума. Оказалась линия электропередач. Проплываю под ней. Лодка натыкается на скрытый под водой камень. Не чертыхаюсь. Привык уже. Привычным движением отрабатываю маневр обхода камня.
А сколько там времени? Не пора ли вставать на ночлег? Разворачиваюсь кормой вперёд и ищу место стоянки. Затопленная посередине реки коряга для этого вполне пригодна. Подплываю и пытаюсь втащить на неё лодку. Отзывается Хранитель:
- Ты здесь ночевать собрался?
- Да, только сначала поужинаю.
- В любом другом месте, только не в этом!
В памяти всплывает взбесившийся трейлер. На этот раз уговаривать меня не надо. Спихиваю лодку и плыву дальше по мокрому тоннелю из промокших кустов. Смотрю на удаляющуюся корягу и пытаюсь понять, что мне тут может угрожать.
Всё произошло мгновенно. Но в это мгновение столько всего поместилось! Сначала я заметил, что коряга вспыхнула и стала светиться тусклым кладбищенским светом. Вёсла в руках задрожали и загудели. Осматриваю их – тоже светятся. Быстро вынимаю их из воды и бросаю на корму. Догадываясь, что сейчас произойдёт, подтягиваю коленки к подбородку и обхватываю их руками. Стараюсь свернуться в клубок и как можно меньше касаться лодки. Между тем, в корягу, откуда-то сверху, ударил ослепительный луч света, отороченный прямыми радугами. Вода под корягой побелела. Из этого белого пятна, по дну, как щупальца осьминога, распространились белые отростки. Один из них прошёл под лодкой. Коряга разлетелась в щепки, будь-то в неё кинули гранату. Грохнуло так, что заложило уши. По лодке заплясали мелкие искры разрядов. Вода, где были белые пятна и щупальца, вскипела, и от неё пошёл пар. Через мгновение всё прекратилось.
Выпрямляюсь. Всё тело колет как иголками. Если бы я был котёнком, то выглядел бы сейчас очень пушистым. Осматриваю себя. Ожогов вроде нет, поражений тоже. Осматриваю лодку – вроде всё в порядке. В реке плавают дымящиеся головешки. От коряги ничего не осталось. Слава Хранителю! Если бы не он, от меня бы тоже ничего не осталось. Остался бы только пропойца в соседнем мире. К стати – Хранитель! Ау! Где ты?
Отозвался спустя минуту:
- Уже здесь!
- У тебя всё в порядке?
- Да! А у тебя?
- Слава тебе! Всё обошлось! Как ты узнал, что молния в эту корягу попадёт?
- Находясь в твоём мире, мы не забываем про свой, а в нём на три измерения больше. Два из них временные вектора. Так что нам ничего не стоит просматривать вероятностные события на десять минут вперёд и, при необходимости, корректировать их.
- Вот бы мне такие возможности!
- Пользуйся, пока мы рядом! Впереди островок. Это лучше коряги!
Действительно. Метров через сто, мне попался осерёдок, на который, с трудом поместилась моя лодка. Готовлю ужин, ужинаю и укладываюсь спать. Бурный выдался денёк. Как у колобка! От медведя ушёл, от волка ушёл, от бандита ушёл, и от молнии ушёл. Надолго ли такое везение?